Юля всё равно старалась рассказывать Владу о всём, что так или иначе связано с ним. Ей было странно: как можно не интересоваться своими же делами?

Рустам пытался объяснить:

— Юля, он же как священник. Ну, в смысле, вот смотри: строится, допустим, деревенский храм. И нашему Владику, как священнослужителю, не интересно рассматривать архитектурный проект, и уж тем более наблюдать, как становится на место каждая балка. Он не любит запах краски и звук рубанка, он не хочет сидеть на каждой скамье. Всё, что ему нужно, и что, в сущности, от него требуется, это занять готовый храм и создать там необходимую атмосферу. Ты ходила когда-нибудь в церковь?.. Ну вот. Говорю тебе, любая деревянная халупа на двадцать пять мест с одной-единственной иконкой может легко обогнать в намоленности любой городской храм с куполами. Ведь он и строится-то не ради интерьера, а ради атмосферы. Понятно?

Юлия кивала, и всё равно каждый раз поражалась пустым глазам и механическим кивкам Влада. Как будто рассказывает ему спортивные новости. Влад, и только Влад, похоже, волновал её в тот период жизни.

Савелия же волновали её отношения с дочерью.

В бесконечно тягучие, как жевательная резинка, дни до пресс-конференции, Савелий и Влад один раз застали в бутике вместе с Юлей Ямуну и подивились произошедшей с девочкой перемене.

Сав тогда отвёл Влада в сторону и спросил:

— Кажется, раньше она не была такой серьёзной.

— Раньше она молчала, — возразил Влад, с ностальгией вспоминая время, когда Савелий работал на Юлию суфлёром, а на Влада — своеобразным криптоманьяком, дешифровщиком его эмоций для окружающих людей. Он, Савелий, в сущности, был кем-то вроде лицевых мышц, голоса и повадок Влада, вынесенных в отдельное тело. — Такой голос из кого угодно сделает саму серьёзность. Бульдозер, а не женщину.

— Я про Ямуну.

— Про девочку? — удивился Влад. — А что с ней?

— Серьёзная. Смотри, как она смотрит на манекены? Совершенно без страха.

— Она их уже, наверное, навидалась…

— Да нет. Смотри внимательнее, — негромко говорит Савелий.

Ямуна прогуливалась среди ряженых кукол, запихав в карманы руки. Она в цветастом комбинезоне, джинсах, волосы убраны в хвост — концы их давно пора бы уже подравнять. Она осматривается с видом попавшей в сказочную страну Алисы — точнее сказать, другой девочки, которая не понаслышке знает о путешествиях Алисы, Элли и других сказочных героинь, то есть заранее неплохо подготовлена к тому, что рано или поздно и она, зазевавшись, пройдёт сквозь зеркало, рухнет в чью-нибудь нору, залезет в шкаф и почует сквозь резкий запах талька и слежавшейся шерсти легчайший аромат снега.

И сейчас настороженно крутит головой, пытаясь понять, в какую конкретно сказку она угодила.

— Я как-то был у них дома, — говорит Влад. — Юлия готовила нам кашу, а Ямуна разбавляла её вареньем. Я не очень силён в детях, но мне показалось, она положила слишком мало варенья. Хотя, я в её годы тоже не очень любил сладости.

— С тех пор всё изменилось, — качает головой Сав. — Примерно во время твоего отъезда… Слушай, дети не должны быть вот такими. Уж я-то, как работник театра, знаю. Не могу представить её хохочущей над нашими пьесками.

Он с минуту думает, потом медленно произносит:

— Такой вот неблагодарный зритель.

Они дождались, пока Юлия утонет в трясине работы, и под гул её голоса, обращённого в телефонную трубку, подкараулили Ямуну возле одного из манекенов.

— Послушай, малышка, — говорит Сав. — Дома твоя мама такая же занятая? Мы вот, — он пихает Влада локтем в бок, — уже давно не видели, как она улыбается. Я ему говорю: она только и делает, что разговаривает по телефону и пишет серьёзные статьи, а Влад говорит: конечно же нет! Дома она не такая!

— Не такая, — кивает Ямуна. На мужчин она смотрит, конечно же, снизу вверх, но взгляд серых глаз так серьёзен, что по коже начинают бегать мурашки. — Она же страшно устаёт! Так что дома мама не делает ничего. Но это не страшно. Она меня всему научила. Я читаю перед сном книжки, вслух, сама. Иначе ей не заснуть.

— А ты?

— Я и без сказок засыпаю, — говорит девочка, и встряхивает чёлкой, будто породистая лошадка. — Я уже большая.

— А мама? — продолжает свои невразумительные расспросы Савелий.

Любой взрослый, получив подобный вопрос, тут же полёз бы его уточнять. Но дети всё додумывают сами. Дверца в волшебный зверинец, где разговаривают они с придуманными животными, разыгрывают маленькие сценки с зеркалами, ещё не заперта, а ключ от неё ещё не утерян.

— Мама не может. Если она не заснёт, то долго бродит по коридору. Почти как приведение. Поэтому я читаю ей сказки… это хорошо, ведь нужно много читать, чтобы узнавать потом каждую-каждую букву.

Владу последняя фраза показалась полным бредом, но Савелий одобрительно улыбнулся. Он присел на корточки, оказавшись при этом ниже девочки, и потянул за ниточку, возвращая разговор в прежнее русло.

— Что твоя мама делает, когда не спит?

— Днём она всё время занята.

— Чем? — мягко спрашивает Савелий, но девочка трясёт головой. Кажется, она и сама толком не понимает. Веско отвечает:

— Делами. Зарабатывает нам денег.

Сав толкает Влада локтем под рёбра. Позже он скажет:

— Ты слышал? Если ребёнку не уделяется достаточно времени под предлогом, что нужно «зарабатывать деньги», значит, дело швах. Это как рак на последней стадии.

Ямуна, тем временем, продолжает:

— Она приезжает домой и падает в кровать. Я кормлю её супом. Я умею готовить три вида супа! Если, конечно, есть продукты. Деньги у нас есть — мама их приносит, — но за продуктами мне ходить тяжело. У нас есть сумка, в которую могла поместиться даже я, когда мне было пять лет. А сейчас, когда я вешаю её на плечо, она волочется по полу. А ещё в магазине меня не всегда видно из-за прилавка. Я готовлю, приношу маме еду и кормлю её…

Сав проводит пятернёй по лбу снизу вверх, убирая мешающие волосы.

— Серьёзно? Кормишь прямо в кровати? С ложечки?

Ямуна смотрит на него и хихикает. Кажется, ей нравится эта идея.

— Нет, что ты. За столом. Я тебе, кажется, говорила, что готовлю уже сама: умею кашу, или суп, или жарить картошку. У меня есть клёвая сковородка с таким покрытием… — она с сомнением смотрит на Сава. — Хотя, вы, наверное, не поймёте…

— Это я-то не пойму? — кричит Сав. — Да я две недели жил в общаге! Знаешь, что такое общага? Это такой большой дом, где двери никогда не запираются, все ходят друг к другу в гости и без спросу залазают в холодильник. Так вот, мы жарили там яичницу прямо в половнике, потому что никакой сковородки под рукой не оказалось: та единственная, которая была у моего соседа по комнате, лежала в мойке уже полтора месяца, и её нельзя было отчистить от копоти даже болгаркой со шлифовальными дисками… — он замирает на секунду и мстительно прибавляет: — хотя ты, наверное, не в курсе, что это, ты же всего лишь девочка.

Савелий развлекает её рецептами блюд «а-ля общежитие» и различными поверхностями, на которых те можно приготовить, а потом сервировать, Ямуна радостно хохочет. С удовольствием говорит:

— Ты выиграл. Зато я готовлю для мамы каждый день, и ещё убираюсь, и два раза в год мою стёкла…

— Даже стёкла? — Савелий посерьёзнел.

— Даже стёкла, и ещё посуду. Мама такая рассеянная! Один раз она чуть не выпала из окна. Я так испугалась! Теперь окна мою я. Привязываюсь к батарее — я же лёгонькая.

Савелий посмотрел на Влада с таким лицом: «всё хуже, чем я предполагал», так, что Влад счёл себя обязанным тоже как-то отреагировать. Он выпятил губы и выразительно пожал плечами.

Сав продолжает свои поползновения.

— А твоя мама… она как-нибудь с тобой говорит? Может, рассказывает, как прошёл день, или что-нибудь весёлое?

Ямуна говорит с плохо скрываемой обидой:

— Совсем нет. Она говорит, что я слишком маленькая, чтобы такое знать. Хотя, например, чтобы драться я уже достаточно взрослая, и она это прекрасно знает.