Работа продолжалась. Влад задумал собрать собственную пару обуви, и в двери мастерской Рустама впервые за долгое время заворчал замок. На одной из книжных полок сплёл себе паутину паук; Влад доставал книги очень аккуратно, чтобы не навредить чужому труду. Пауки — гораздо более честные портные, ведь создают свои творения из природного материала, ничего при этом не уничтожая.

По обработке кожи в общем, и по методам кроя обуви в частности, нашлось несколько книг. У одной, правда, под обложкой оказалась тщательно вырезанная полость, а в ней — ещё одна книга, почти карманного формата. «Коран в дорогу», — прочитал Влад, хмурясь. Это что — какая-то недозволенная книга? Позорная? Зачем её понадобилось прятать? Ох уж этот Рустам…

И почему он, в конце концов, не взял её с собой в дорогу?

В «кожевной» комнате нашлось достаточно материала для экспериментов. И подмёточная кожа на подошву, и толстая — на верх. Здесь было так приятно находиться, что Влад не возвращался в подвал несколько дней кряду. Беседовал о ремесле кожевника и портного с оленьей головой, сравнивал эти два занятия, и стол покрывался карандашными заметками: трудности и положительные моменты обоих занятий. Спрашивал, каково это, быть набитым пенькой чучелом, просил рассказать, как и при каких обстоятельствах его подстрелили. Олень хранил царственное молчание, зато чучело куницы оказалось более разговорчивым. Однажды эта куница ему приснилась: они были на болоте, и существо с белозубой улыбкой настигло попытавшегося переплыть озеро зверька и задушило его в своих челюстях.

Модельер начал называть куницу Ужей, потому как плыла она в точности как уж, для большего сходства прижав к туловищу лапки и подгребая хвостом. Оленя он не называл никак, а только кидался в него яблочными огрызками.

* * *

Первая пара обуви была готова через полторы недели. Влад её примерил, только теперь заметив, что, хотя мерки он снимал с себя, обувь получилась совсем не мужской. Получилось некое подобие ботильонов, скроенных отчего-то кожаной изнанкой наружу. Влад хотел избежать глянцевости и внешнего шика, и, не имея пока знания ни о никаких способах обработки кожи, просто сделал изнаночную сторону кожи внешней. Каблук он смастерил, отпилив у одного из стульев ножки и высверлив в нём необходимые отверстия.

Весь оставшийся день Влад проходил в туфлях. Глядя на платья, можно лишь отдалённо представить, будет ли в них удобно, в каких местах будет жать, а в каких натирать. В женское платье он бы просто не влез — даже на манекены они натягивались с грацией презерватива. А по внешнему виду обуви не поймёшь почти ничего. Верхняя одежда по большей части открыта, она должна подчёркивать фигуру и какие-то конкретные детали в ней, обувь же призвана скрывать самые, подумал вдруг Влад, интимные части тела девушки — пальцы.

Да! Именно пальцы он никогда не оголит ни в одном из своих эскизов, — решил для себя мастер. Он смотрел на острые носки с высоты пятисантиметрового каблука и представлял на его месте женские пальцы. Такие сокровища должны быть скрыты. Максимум угадываться. До демонстрации он не опустится никогда.

К ночи ноги распухли и болели, но Влад был доволен. Кожа начала мохриться, что придавало ей вид замшелых камней с того же болота. Он решил, что хорошо бы на один из этих камней посадить лягушку, но где раздобыть цельную лягушачью кожу, так и не придумал. Отметил только для себя, что не мешало бы освоить мастерство патологоанатома.

Когда Влад, наконец, вернулся в подвал, то обнаружил на своей кушетке дрыхнущего прямо в одежде, в обнимку с двумя манекенами, Сава. Работал телевизор, беззвучно блюя во внешний мир помехами и костлявыми ногами разгуливающих по подиуму манекенщиц.

— Хорошо, что ты не стал их раздевать, — сказал Влад. — Они куда милее, когда одеты.

— Ты где был? — вскакивая, завопил друг. — Это дикость в наше время — ходить без сотового!

— Да. Я работал.

— Твоё рабочее место здесь! Твои девочки скучали без тебя.

Юноша зашвырнул сумку с вещами в угол. В матерчатой котомке была свежескроенная пара обуви, смена белья и одинокий лимон, который Владу захотелось купить, когда он проходил мимо рыночного лотка.

— Ну ладно. Не кипятись. Я им кое-что принёс.

Каблуки ботильонов стукались в котомке с деревянным звуком.

— Я думал, ты вернулся к родителям, — сказал Сав. — Не нашёл твоих документов. Исчезло всё важное…

Он оглядел каморку с таким видом, как будто безуспешно пытался вспомнить, что это — важное.

— Каких документов? — спросил Влад, вешая пальто на крючок. Один конец шарфа зацепился за петлицу и потянулся следом; Влад его отцепил. — У меня их и не было.

— А мне кажется, я их видел.

— И что же? Ты знаешь мою фамилию?

Сав, собиравшийся что-то сказать, запнулся.

— А ведь и правда… как твоя фамилия?

Он замер, напряжённо работая головой. Потом выдал:

— Тебе же продавали коньяк?

— Я покупал его всего один раз.

— Ну, весь остальной алкоголь.

Влад наморщил лоб.

— Двадцать пять или двадцать шесть раз пиво. Два раза вино. Один раз ты послал меня за текилой, но не дал денег, так что я ничего не купил. Но я честно собирался! Нет у меня документов. Я не забирал их из дома, и, как видишь, ни разу не пригодилось. Наверное, с этим шарфом я больше похож на дядечку с соседнего двора. Что до коньяка, то если бы у меня были документы, мне бы его не продали.

— Да ты же настоящий бомж! — с восторгом сказал Савелий. — Будешь чай?

— Конечно, — Влад проводил глазами Сава, который бросился за дверь наполнять чайник, туда, где из переплетения труб выступал, будто протянутая для пожатия рука, принадлежащая чугунной сестричке владовых пластиковых подруг, уродливый кран с вентилем. Поднял и поставил одного за другим на ноги обоих манекенов. — Только я уже оброс имуществом. Очень трудно не обрастать им, даже если у тебя нет паспорта.

Сав вернулся и развернул перед ним журнал. Уголок, который он загибал, чтобы не потерять нужное место, уже невозможно было разгладить обратно, а страницы — 51 и 52 — щеголяли таким количеством отпечатков грязных пальцев и кружек от кофе, что не хотелось вникать, чем же они знамениты.

— Ты видел вот это?

— Нет, откуда? — равнодушно сказал Влад. — Ты же мне не показывал.

Сав давно стал для него единственной ниточкой связи со внешним миром, получше любого телевизора и интернета.

— Смотри! Смотри же! Они тебя напечатали.

И правда. Разворот был целиком посвящён его эскизам — один на одной странице, два на другой. Владу даже не нужно было смотреть на обложку, чтобы опознать «Череп». Конечно, они отобрали самые чернушные эскизы.

«Череп» — журнал панк и рок-моды, выходящий как попало, с постоянно обновляющейся аудиторией — потому, что за три-четыре месяца, проходившие между выпусками, про него забывали, его хоронили, редакторы уходили в запой и возвращались, скрывались от полиции, успевало, в конце концов, повзрослеть и «вырасти из панка» целое поколение школьников. Тираж его и раскупаемость зависел от того, что вздумалось дизайнеру (а по совместительству главному редактору) поместить на обложку. Если это была не чернуха, то его можно было даже найти в продаже. В любом случае, достать свежий номер, а главное, узнать о его выходе, было настоящей проблемой.

— А вот здесь — смотри… — Сав перелистнул страницу. — Здесь они пишут про тебя. Что ты начинающий модельер, получивший некоторое признание своими грязными выходками, как-то: несогласованное дефиле на Марсовом поле, разгром холодильников с пивом в супермаркете и прилюдное оголенье задницы. Нужно было чиркнуть пару строчек «об авторе» на обороте какого-нибудь эскиза. Чем ты думал?

— Они мне не звонили.

Сав фыркнул.

— Тебе попробуй позвони. Ты же не написал им, где искать твой подвал. Смотри сюда: ещё здесь написано, что представленные модели можно найти в продаже в бутиках «Мисс Сиксти» и «Джой». Ладно хоть имя своё догадался на конверте написать.