* * *

Влад часто видел кошмары. Ничего конкретного: обычно их заполняла безумная гонка или игра в прятки с чем-то, от чего на коже плодились мурашки. Места, куда заносил его сон, Влад запомнил очень хорошо — наверно, потому, что возвращался туда снова и снова. Это болото, над которым он парил достаточно высоко, будто ноги возносили его на двухметровую высоту, как гигантскую цаплю. Бегать на таких ногах получалось очень неуклюже, вперевалочку, зато можно шагать через протоки и прыгать по кочкам, довольно далеко отстоящим друг от друга.

Здесь, во сне, он не был Владом, а был человекоцаплей.

Тех, кто его выслеживал, прячась в папоротнике и за кустами облепихи, человек-цапля в конце концов начал считать кем-то вроде старых, добрых знакомых. Белые клыки казались ему ласковой улыбкой, а страшный звук, который издавало существо: «чива-чива-чива-УУМС» чуть ли не песенкой, которую когда-то в детстве пела мать.

Влад нырял в сон, и из тумана медленно выплывал знакомый мшистый берег, а рыхлая земля и травинки забивались между пальцами ног. Он чувствовал своё тело, растянутое снизу и слегка приплюснутое кверху, как будто его подвешивали за ноги, а туловище на длительное время заключали в тесную бочку.

Он был человекоцаплей.

Он радовался папоротнику и лягушачьим песням, как ребёнок. Ночь сейчас или день, неизвестно. Человекоцапаля никогда не смотрел в небо, а отражения в прозрачной стоячей воде будто бы не было. Он видел дно и мальков, стайками вьющихся вокруг тонких ног, иногда какую-то мелкую лупоглазую живность. По берегу росли кусты с пламенеющими ягодами калины. Казалось, только они, эти ягоды, съедали львиную долю сумрака.

К северу были только грибы и маленькие, как кошки, лисицы, прячущиеся под корягами давно мёртвых деревьев. Хлопья паутины. Южнее, где росли живые ещё сосенки и пахло газом, можно найти выгибающий спину мостик и гнилой дом, у которого отсутствовала одна стена, а крыша топорщилась шифером и напоминала выглядывающие из-под надкрылок крылья насекомого. Ещё южнее было озеро, со дна которого всплывали пузыри природного газа, пугая водомерок и рвя на лоскуты рои комаров.

Человек-цапля делал два-три шатких шага, и только потом застарелое, какое-то немного заветренное и опостылевшее чувство опасности достигало сознания.

В какой бы части болота он не оказывался, те двое были рядом. Возможно, они ждали его севернее, и, пока охотникам попадётся верный след, у него было время найти несколько укромных мест. Или изначально были рядом — например, пили холодный чай в полуразвалившейся сторожке. Тогда начиналась погоня. Чавкала под ногами земля, пластами отваливалась со ступней одного из преследователей — человек-цапля всё это слышал. Существо с белыми зубами с шумом влетало в воду, загребая лапами и чавкая, пыталось плыть следом. Путало след и бросалось напролом через заросли шиповника за лисицей или трусливой болотной птицей.

Все эти кусочки из многих-многих-многих снов-об-одном-месте давно уже сложились в цельную картину.

Помимо сна о болоте, были ещё сны-о-холмах, изрытых многочисленными гротами и с вышками ЛЭП, уходящими к горизонту. Там Влад был кем-то другим, да и ужас совершенно другой. Над головой, как хищные змеи, гудело электричество, а из гротов выползала темнота и выгоняла из земли на поверхность целые тучи насекомых.

Были и другие сюжеты, одни реже, другие чаще. Но самый мучительный сон приснился Владу сегодня — всё его существо до самых краёв заполняла темнота. Оттуда невозможно было убежать и вынужденная бездеятельность стала главным кошмаром.

— У тебя есть уже несколько готовых моделей, — сказал Сав. Он всё ещё кипел оптимизмом. — Не просто зарисовочки, как у всех остальных. Ты только подумай!

— Я хочу кофе.

Влад в трусах и майке, и, по своему обыкновению, в кроссовках с волочащимися шнурками. Тапочки он не признавал, а по полу откуда-то ощутимо тянуло холодом. Прошлой зимой такого не было. Стареет что-ли? Постель как будто взорвалась изнутри: такой там хаос. Влад покидал её с отвращением, и даже переставил любимый табурет к другому концу стола, поближе к окну. Савелий приплясывал на месте, не то пытаясь согреться, не то, напротив, стараясь не сгореть от полыхающих идей. Он в куртке, как обычно, без шапки, лохматый; гриндера обрамляли бортики снега.

— Ты только что пил. Представляешь, если твои работы появятся в каком-нибудь журнале? А может быть, нескольким несчастным женщинам придётся выйти в этих тряпках на подиум. Ты можешь себе вообразить женщину, что наденет то, что ты забрызгал своей кровью? Она должна будет после этого пойти за тебя замуж! Конечно, если ты не родишь новые модели — из спермы и соплей.

Отчаявшись добиться от Влада хоть какой-то реакции, Сав ушёл. Он жил совсем рядом, за поросшим неопознанным стриженым кустарником и лавочками сквериком, и мог посещать друга и уходить решать свои дела по двенадцать раз в день. Чайник кипел снова и снова, растворимый кофе перетекал в чашку. Владу нравилось, каким густым и смолистым он в ней казался. Выходной и — вот досада! — не работается. Впервые за долгое время — ни одной мыслишки, руки не тянутся ни к карандашу, ни к швейным принадлежностям.

А может и правда, послать своё затворничество к чёрту — отправить несколько эскизов в пару модных журналов? Конечно, они посмеются над ними и выбросят — никому бы не пришло в голову шить по такому одежду. Но всё-таки, если, допустим, приложить фотографию тех красавцев, что стоят за дверью? Влад внезапно преисполнился энтузиазма и вскочил на стул. Сказал себе, громко и вслух: «Если тебе важен произведённый эффект, то, может, больший произведёт посылка с говном?!» Этот вариант тоже хорош, но его, пожалуй, лучше оставить на скамейке запасных.

Где-то здесь, на полу, лежало несколько журналов. Вот и они! «Череп», журнал о панках и неформалах, повёрнутый на моде и внешнем виде, Vogue, Подиум, Elle… последний, кстати, Влад даже не листал, страницы всех остальных были исчёрканы синей гелевой ручкой — юный модельер вносил в модные тенденции свои изменения.

Он нашёл во всех журналах адреса издательств — у двух они совпадали — и, как был, в кроссовках, упаковав себя в пальто и джинсы, выскочил наружу.

Оказывается, день уже почти миновал свой хмурый миттельшпиль. Все ноябрьские дни такие быстротечные. Стараются пробежать мимо как можно скорее, засунув руки в карманы и погрузив в воротник подбородок. Будто частные детективы из английских фильмов. В киоске канцтоваров продавали конверты. Телефон-автомат был чуть дальше по улице. Влад набрал номер Сава.

— Найди мне фотографа, — сказал он, и отключился.

Дело можно считать решённым. Сав может достать всё, что угодно. Хорошо иметь такие длинные руки — даже если на одном конце этих рук болтается общительное, но довольно бесполезное во всём остальном туловище.

Вернувшись домой (и захватив по дороге «быструю» китайскую лапшу), он наугад выдернул из альбома с эскизами несколько листков. Расформировал их на четыре стопки — в каждом оказалось по шесть. Скормил конвертам, походил по комнате, пиная стулья, потом достал всё обратно и побежал наружу — делать ксерокопии. А вернувшись, застал Сава и очкастого типа с фотоаппаратом, которого видел на одной из вечеринок. Имя его, конечно, затерялось в чёрных дырах владовой памяти.

Окошко в каморке давало совсем немного света, но у парня оказалась мощная вспышка, много режимов на фотоаппарате и руки из нужного места. Сав в это время бестолково прыгал вокруг, таскал туда и сюда манекены, расставляя их, как ему казалось, «по фэншую».

— Ты решил последовать моему совету! — сказал он.

— Просто скучно, — ответил Влад.

Фотографии он получил на следующий день, когда костёр уже залило дождём повседневной деятельности. И они, вместе с запакованными в конверты эскизами, ещё несколько дней валялись без дела на полу — на одном или двух остались автографы в виде отпечатков подошв владовых ботинок, — до тех пор, пока Сав однажды не подобрал их и не сходил до почтового ящика.