Игорь сзади будто бы даже зарычал. Перехватил за бедра, подкинул вверх, наваливаясь, вдавливая всем телом. Широкие ладони жадно и жарко мяли ягодицы. Она, как лягушка, впечатаная, пришпиленая. Не двинуться. Скользит на каплях собственного пота. Теряя понимание, кто вообще такая. Наслаждение пульсирует внизу, давит, тянет, а остальное… Да хоть небо рухнет в океан. Руки ослабли, потеряли упор и чувствительность, упали на бедра. Тело превращалось в желе.

Пусть заберет все. Не имеет значение, как и где, лишь бы отдать.

– Игорь…, – простонала она.

Поцелуй ужалил в шею, и тело дернулось, как от разряда. А потом жгучий выдох у уха:

– Кончай, девочка.

Наслаждение вспыхнуло, скрутило бедра, сбило дыхание и утянуло в блаженную темноту.

Женя очнулась на полу, голой и безвольной, как тряпичная кукла. Игорь возвышался, поправляя ширинку. Смотрел сверху темно и неотрывно. Наверное так голодное животное следит за добычей. Захотелось подобрать под себя ноги. Накатила знакомая смесь тревоги и вновь возвращающегося возбуждения.

Игорь наклонился, резко дернул вверх и сразу прижал к себе.

– Ты такая… Лучшая.

Просунул между их телами руку, провел от живота к лобку и нырнул пальцами между ног. Жестко, почти болезненно. Женя застонала, потянулась губами к губам. Он лизнул ее языком и резко отстранился. Насмешливо дернул уголком рта.

– Одевайся. Хочу, чтобы ты сегодня съездила со мной к одной дамочке.

– Вот так вдруг? Ты серьезно?

– Абсолютно, – он звонко шлепнул ее по заднице, направляя в сторону спальни.

– Может, сначала душ?

– Нет времени, – заявил по-деловому, поправляя рубашку. – Сходишь вечером. Сейчас просто салфеткой воспользуйся.

Ей не хотелось натягивать одежду на влажное тело. Но диктаторство возбуждало, и обычно она не спорила с Игорем. Погружалась в его настроение, то ласковое, то злое, то веселое, то мрачное. И так изо дня в день. Странное ощущение, как привычка поверхностно дышать. Сначала кислорода не хватает, но очень скоро накрывает волной темного удовольствия. И с каждым разом уходишь в него все глубже и глубже. Тонешь, и нет желания всплывать.

Игорь как-то незаметно овладел всем ее существом, и это вносило в повседневную жизнь какое-то потустороннее вязкое удовольствие. Женя будто не могла им наесться. Может, это и есть любовь?

– Хочешь, чтобы я изобразила твою практикантку?

– Ну почему изобразила. Ты же еще не написала диплом?

Женя поморщилась. Заброшенный диплом – больная тема.

– Я с тем-то материалом не разобралась. Зачем мне еще?

– Давай-ка шевелись. Жду тебе в каре через три минуты.

Вот так вот. Ровно столько, чтобы без размышлений впрыгнуть в штаны, натянуть водолазку и выйти на построение. У нее и смены нормальной одежды за последнее время только две. Остальное непонятно где и в каком состоянии.

В этой просторной, выдвигающейся и задвигающейся в каждом углу квартире захламлять пространство умудряется только она. Вот и сейчас белье на стеклянном столе-кубе прямо под плавающим светильником. Просидела под ним полночи, пытаясь расковырять программку наведения.

Окей, раз время на исходе, Игорь может уехать или наоборот вернуться за ней. В том и в другом случае будет раздражен. Она прыгнула в высокие боты, те сомкнулись вокруг щиколотки, и панель выходной двери откатилась. В последний момент Женя зацепила привычный рюкзак и выскочила на квартирную площадку.

Панно радостно замигали, фонтанчики зажурчали – жизнь просыпалась и приветствовала выползшую на свет отшельницу. Лучше бы Игорь жил в бревенчатом доме у суровых высоченных сосен, чем в этом урбанистическом раю процветающих клерков.

– Пристегнись, – бросил он, хотя она и сесть-то не успела.

Еще бы, раз сам держит руль – прощайте ограничения скорости. Рука тяжело легла на бедро, по-хозяйски обхватывая половину ляжки. Колени сразу послушно разошлись, и он надавил пальцами на внутренний шов провел вверх-вниз. Нечестный прием, вечно любит возбуждать походя и не доводить дело до конца. Желание секса тлело постоянно, мешая сосредоточиться на чем-то другом. За последние три месяца Женя перестала узнавать собственное тело.

– От тебя приятно пахнет, Женечка.

Жаром полыхнули щеки. Иногда Игорь говорил еще более конкретно, вульгарно, даже грубо. А эта его страсть к естественным человеческим запахам сначала вызывала дискомфорт, который очень быстро стал обращаться возбуждением. Животные желания вообще вытесняли мишуру воспитания и культурных приличий. Может поэтому жизнь с родителями стала тяготить буквально через пару недель их с Игорем отношений.

– Куда мы едем?

– К одной дамочке. Из разряда безголовых куколок.

– Неудавшийся суицид?

– Нет, похоже, только собирается. Но долго думает и много следов оставляет.

Женя простонала:

– Ну и зачем тебе я? Отговаривать?

Он покосился, вернул руку на руль, постучал по нему пальцами и промолчал. Хочу отвечаю, хочу нет. Жесты неудовольствия и одобрения. Почему так скучно стало читать остальных, а его – нет. Скорее все же не любовь. Зависимость. Что-то глубоко бабское. Инстинкт отдавать. Женя откинула голову, расслабляясь. В общем-то ей без разницы, куда и зачем ехать, она ни за что не отвечает.

Пейзаж за окном чуть раскачивался – магнитное полотно кара явно требовало техобслуживания. Игорь гнал по второму уровню автострады. Судя по видам уходил в сторону Замоскворечья. Уютное дорогое местечко. Купола, невысокие разноцветные ларцы зданий, много движущихся дорожек для быстрых прогулок. При этом ни монорельсов над головой, ни голографических красоток, выпадающих ягодицами на головы прямиком из баннеров. Отец с матерью такие районы не любили. Им подавай архитектурные эксперименты, лак стеклянных поверхностей и парад трансформаций.

Игорь притормозил.

– Я хочу, чтобы ты была рядом. Молчала и слушала. А потом сказала, что думаешь.

– О чем?

– Давай без глупых вопросов. Ты же прекрасно поняла, что я не буду заранее вводить тебя в курс дела. Мне нужно твое восприятие без подготовки.

Хочу, не буду, нужно. Впрочем, как и всегда. Говорил напряженно, в глазах стыл сине-серый лед. Что-то для него и в самом деле важно, какая-то мысли не дает покоя. И поэтому раздражает любая помеха, слово поперек и глупый вопрос. Раз у нее высокий эмпатфактор, то и объяснять не за чем. Можно вообще приказывать мыслями. Выгибайся и думай для меня наперед – комплексное обслуживание.

Он как-то трахнул ее, прижав к дереву у чужого дома. Обожает прижимать. А тут – еще только вышли со встречи. Вокруг никого, но на ветке ошалело орала кошка, призывая окрестных самцов. Женьке и орать не пришлось, только грызть закрывающую рот ладонь.

Стоило им приблизиться к крыльцу под кованным козырьком, как вспыхнула голограмма. На пороге появилась фигура: сюртук с длинными фалдами, нос картошкой и пушистые бакенбарды. Креативная заставка цифрового автоответчика, что-то из далекого прошлого.

– Приветствую Вас у дома Дерновых. Чем могу быть полезен, господа.

Ух ты, самый настоящий поклон в пояс. У Жени даже рот открылся на такие выкрутасы. Впрочем, чудиков в Москве – море разливанное.

– Лейтенант Игорь Климов из Центра профилактики, – и он раскрыл ладонь со отразившимся индикатором-удостоверением. – А это моя помощница Евгения Звягинцева. У нас есть пара вопросов к Элле Геннадьевне Дерновой.

Цифровой портье залип на мгновение, едва заметно дернулся и с сожалением развел руками.

– Эллы Геннадьевны нет дома. Но вы можете оставить сообщение.

– Как жаль, – с театральным разочарованием протянул Игорь. – А мы то надеялись заскочить по дороге и обойтись короткой беседой. А теперь придется официально приглашать Эллу Геннадьевну в правоохранительные службы.

Все ясно. Если бы Игорь считал, что его просто-напросто пишет фиксатор, развернулся бы и ушел, не потратил бы на голограмму ни слова. А тут такие уж речевые конструкции.

Вежливая поза голограммы не изменилась, но Игорь лениво рассматривал портье и чего-то ждал. Плечи опущены, голова чуть наклонена набок – не сомневается, что дождется.