— Нет, Жень! Сейчас не смогу. Надо разобраться до конца. Чтобы ничего не висело над душой.

Тамара, наконец, решилась на него посмотреть и даже коснулась пальцами щеки. Женя всё так же внимательно разглядывал, как желтоклювая злая чайка яростно гоняла своих товарок, отвоевывая себе добычу из куска булки.

Николай с тревогой прислушивался к звукам в процедурной. Рядом переговаривались медсестры, слышался голос врача, диктующего распоряжения и рекомендации, потом звякнули инструменты, и он услышал треск бинтов, их резали ножницами. Он почувствовал, как повязка тихо спадает с глаз и испугался. По-прежнему было темно. Доктор спокойным голосом предложил посмотреть на него. Николай осторожно приоткрыл глаза. Всё вокруг расплывалось, как в дымке виднелась фигура в белом халате и другая, поменьше, в зеленом, прямо перед ним светился большой прямоугольник окна. Глаза слезились и болели, но Николай был счастлив. Он не ослеп, и хотя зрение пока не вернулось к норме, все надеялись, что в скором времени это произойдет. Настроение было приподнятым, хотелось вскочить и обнять доктора, медсестер и даже уборщицу, поделиться с ними своей радостью. В осторожные прогнозы врачей даже не вслушивался — он же видит, значит, дальше будет только лучше.

Вчера приезжала Соня. Накануне он получил от нее записку и долго благодарил грубую санитарку, которая не поленилась прочитать ее вслух. Когда Соня пришла в палату, он был еще в повязке, но ее шаги различил сразу. Как будто шелест ветерка пронесся рядом с ним. Какое счастье, что с ней и малышом всё в порядке! Он никогда бы себе не простил, если бы с ними что-то случилось. Теперь нужно только восстановиться и забыть, как страшный сон все неприятности, свалившиеся на них в последнее время. Соня привезла зарядку для телефона, и он ожил. Николай сразу же позвонил маме и долго-долго успокаивал ее, повторяя в сотый раз, что совсем скоро его из больницы отпустят. Ольга Ивановна плакала и постоянно напоминала о том, что не его «эта, незнамо кто», а Томочка, как всегда оказалась рядом и очень ей помогла.

— И к тебе она в больницу приезжала. И с врачами разговаривала. Всё она. Всё Тома. Сынок, ты подумай еще. Как же можно с Томочкой разойтись? Как же можно? Она мне, как дочка. Да и кто лучше, чем она тебя выходит?

Николай отмалчивался, волновать мать не хотелось. Надеялся, что со временем она смирится и примет Соню и маленького внука. Сердце не камень, растает, разольется в нежности и любви. Выписывать его не торопились. Уже несколько раз собирались врачи на консилиум, уже устал Николай всматриваться в буквы и картинки, которые ему постоянно они демонстрировали. Да, ошибался, да называл не совсем то, но не слеп же он, как крот! В крайнем случае, подберут ему очки.

Больше волновало, как теперь справляться на работе. Терять ее нельзя ни в коем случае. Конечно, никто его не уволит сразу. Уже несколько раз звонил сам начальник и интересовался его здоровьем. Вскользь расспрашивал и о сроках, когда сможет приступить к работе. После сокращения персонала отсутствие Николая было ощутимо. Врачи оставались категоричны — в ближайшие месяцы напрягаться нельзя. И дело не только в зрении, но и в сотрясении мозга, в сломанной ключице и многочисленных ушибах. Много раз проверяли сердце — сильный удар об руль сказался и на нем. Грозили список ограничений выписать, как столетнему деду. Но Николай им не верил: пугают. Врачи всегда перестраховываются. Некогда ему беречься и есть по утрам манную кашу. У него вот-вот сынишка маленький появится. Да и Соня абсолютно не приспособлена к этому миру.

Длинными ночами Николай прокручивал варианты, как бы теперь наладить их с Соней жизнь. Без машины совсем туго. Пока разберутся со страховой, пока появятся выплаты, да и ремонт себя не оправдает. Проще купить новую. Но всё как всегда упирается в деньги. Приличная сумма ушла на Тимура, а больше ничего и не отложено. Удивительно, что Соня выискивает, на что купить ему то йогурты, то яблоки. Она всё время забывает, что он не ест яблоки. Не любит, и даже запах их выносит с трудом. Зато сосед по палате с выбитым по пьянке глазом, грызет их с удовольствием.

При воспоминании о Соне расплылся в улыбке. Девочка моя. Как же ей было и есть страшно без него. А она храбрится и утешает, совершенно забывая о себе. Ничего, скоро уже он поедет домой, а там… «А там тебе нужно придумать, откуда появятся деньги», — занудно пробубнил кто-то в голове. Николай крутился на неудобной больничной кровати и думал, думал. Вот и снова судьба проверяет его, не сделал ли ошибку, переменив свою жизнь в тот момент, когда многие подводят итоги.

Всё чаще приходили в голову мысли о продаже квартиры. Морщился: крайний случай. Не хотелось выглядеть перед Тамарой и Лёлей крохобором. В конце концов, они-то, в чем виноваты? В том, что он влюбился и должен начать всё с нуля? Хотя, если Тамара надумает переехать на юг, то можно рассмотреть и этот вариант. Вдруг ей тоже нужны деньги? Смутная надежда приободрила, хотя от мыслей о будущем начинала болеть голова. Успокаивал себя — справится, что-нибудь придумает.

Тайком от Николая Соня отправилась к матери, попробовать занять хоть какую-то сумму. Инесса Леонардовна, услышав просьбу дочери, округлила глаза, словно ей предложили что-то непристойное. Весь вечер потом возмущенно махала руками и трагически качала головой: откуда у нее деньги? Сама же недавно у них просила на зубного. Зубы, кстати, удались на славу, и теперь Инесса Леонардовна улыбалась почти круглосуточно, вызывая косые взгляды прохожих. Отец тоже объявил, что пока помочь не может, устраивал свою выставку и все деньги ушли на ее организацию.

— Но как же так, Соня? — вопрошала Инесса Леонардовна, хлопая густо накрашенными ресницами. — Я думала, твой Николай человек обеспеченный и у вас есть запасы на черный день… Зачем же тогда ты… — и замолкала, боясь закончить фразу.

Соня задумчиво кусала губы, не понимая, как помочь своему любимому мужчине. Прислушивалась к себе и в отчаянии признавалась: не хватает у нее сил. Истратила всю себя на Тимура, горела от мысли казаться ему полезной и помнящей добро, напитывалась его чувством благодарности. Не рассчитала. Выдохлась. Она уныло попрощалась с матерью и, выйдя на улицу, нерешительно остановилась. С легким гулом подъехал синий троллейбус. Соня подняла глаза и, увидев номер, легко шагнула внутрь. Душевная боль требовала успокоения, а больше обратиться ей не к кому. Тимур даст мудрый совет. А завтра с утра опять в больницу к Коле.

Для Тамары и Жени вечер закончился тихой ночью. Нагулявшись по городу, они поехали домой, заказали еду, а потом просто легли спать. Тамара быстро уснула, а Женя, боясь пошевелиться, долго смотрел в ее измученное бледное лицо. Он осторожно убрал прядь волос, улыбнулся, отметив, какие красивые губы у этой женщины, тихо подтянул краешек одеяла, чтобы накрыть ее плечо. Знал, Тамара постоянно мерзнет. В телефон была закачана книжка, но действие не увлекало, мысли постоянно возвращались к его спонтанной поездке сюда. Сколько еще продлится их странный роман? И почему его так тянет именно к ней?

Всю ночь Тамара проспала крепко и спокойно, словно и не мучила ее совесть накануне, будто и не ела она себя поедом за то, что ударила дочь. Утром завтракали, шутили, Женя сгребал ее в охапку и тащил на балкон, чтобы Тамара убедилась, что погода только на вид мрачная, а на самом деле на улице тепло и нужно ехать в загородный парк. Исчезла давящая тяжесть в груди, рассосался комок в горле, стало легче дышать. Снова появилась надежда, что всё уладится. Весна всегда приносит надежду на покой и счастье. Люди верят, что пережив холода, они заслужили радость.

Звонок в дверь застал Тамару врасплох. Она даже почему-то подумала, что это Николай. Наверное, потому что находилась в их доме, но с другим мужчиной. Как будто привела тайком любовника. А может, это Лёлька?

— Лёля мне всё рассказала! — громко и категорично заявила Елена Владимировна прямо в прихожей. — Как ты могла, Тома? Я совершенно не понимаю… Почему вы всё от меня скрывали? Почему обо всем я узнаю в последнюю очередь?