Сонечка огорченно поджимала губы и вздыхала. Всё сходилось к тому, чтобы праздновать вдвоем. Впрочем, за день до праздника она повеселела и бродила по крошечной квартирке, загадочно поглядывая на Николая. Он довольный, что всё устроилось, как надо, готов был носить ее на руках. Соня уходила на кухню, плотно притворив за собой дверь, и что-то там колдовала, запрещая входить. Николай предвкушал разные вкусности, но к своему удивлению, так и не заметил никаких приготовлений. Они не поехали на рынок, не было привычного списка продуктов, никто не заставлял его чистить овощи или бежать за очередным десятком яиц, буквально перед закрытием магазина. Даже лоска в квартире не наводилось. Часть его вещей по-прежнему хранилась в чемодане, и Николай часто спотыкался об него в коридоре, больно ударяясь мизинцем. Соня так и не разобрала шкаф, чтобы сложить его одежду на полки. Несколько раз она собиралась с силами, открывала дверцы, обреченно туда смотрела и виновато оглядывалась:

— Коленька, давай в другой раз… Тут так много перебрать надо…

— Хочешь, я сам. Ты только руководи, — искренне предлагал он.

— Нет, — задумчиво качала головой Соня, — ты всё напутаешь…

Хотя, что он там мог напутать? И так в разноцветном ворохе ее вещичек ничего не разберешь. Николай привык к строгому порядку в шкафу, где дотошная Тамара рассортировывала одежду чуть ли не по цветам. Но тогда ему казалось, что скучнее и быть ничего не может. Всё по ранжиру — стопками, рядами, пачками. А вот беспорядок Сонечки умилял — фантазийно и непосредственно, никакой предсказуемости. Немного утомительно оказалось по утрам тратить время на поиски чистых носков или выглаженной рубашки, но Соня так беспомощно и мило улыбалась, так искренне пыталась помочь найти одежду, что он не выдерживал, сгребал ее в охапку и целовал в нос. А она жмурилась и прижималась к нему, он даже на работу опаздывал.

— Давай сегодня купим настоящую елку! А лучше маленькую сосну! — загорался глазами Николай.

Сонечка смеялась и снова качала головой.

— Коленька, это… мещанство какое-то. Что так все с ума сходят с этим Новым годом? Обычный день, обычная ночь, к чему все эти условности?

Недоуменно соглашался, чувствуя себя обманутым. А может, и правда, пора менять эти застарелые привычки? Теперь всё будет по-другому. Он по инерции, так и тащит багаж прожитого за собой, вместо того, чтобы жить новым. Сонечка права. Разница в возрасте всё-таки сказывается, не угнаться ему пока за молодежными привычками. Или это творческая натура Сони не хочет мириться с обыденным? Хотя вон у Лёльки всё по старинке… Елка, праздничный стол, оливье и шампанское. А у Тамары? Что у нее? Мысли о жене не оставляли.

Ночью даже приснился странный сон, где он видел Тому в черном развевающемся балахоне на маленьком, сплетенном из пальмовых листьев, плоту. Шаткая конструкция показалась Николаю ненадежной, и он бегал по берегу и всё пытался докричаться до жены. А она неподвижно стояла и смотрела на него. Потом махнула рукой, как будто попрощалась и перепрыгнула на льдину. Во сне море моментально замерзло, и плот ей оказался не нужен. Николай испугался, что она окоченеет, и попытался бежать к ней, но как только он ступил на лед, сразу же провалился по колено в кипяток.

Проснулся весь в поту. В комнате душно, а ногами он случайно прислонился к горячей батарее. Долго не мог уснуть, так отчетливо и близко виделось ему лицо Тамары, и в особенности ее глаза — грустные, и в то же время, удивленные.

Елку он всё-таки купил. Не деревце, а охапку еловых веток. Соня долго и удивленно разглядывала этот странный букет. Морщась от уколов и незаметно оттирая смолу с пальцев, она покладисто поставила его в большую вазу. Пригодились и бабушкины стеклянные игрушки. Они лежали в маленькой коробке на пожелтевшей от времени вате — шишки, звезды, гномики и разноцветные шарики. Получилось красиво, как будто перенеслись в старину.

— Настоящий винтаж, — восхищенно выдохнула Соня и схватилась за фотоаппарат.

Николай понял, что на несколько часов Сони для него не существует. Она будет делать снимки, выбирая лучший ракурс и перенося вазу с места на место, а потом пропадет в компьютере, обрабатывая то, что получилось. Всегда так. Никогда не знаешь, что именно у нее запланировано. Иногда целыми днями она не выходила из дома, бездумно переходя из комнаты на кухню, перелистывая альбомы, зачитываясь книгами. А иной раз уже в шесть утра уходила и возвращалась после полуночи — измученная, бледная и уставшая. Ни о каких экзотических ужинах речи, конечно, не шло. Николай привык довольствоваться полуфабрикатами или ужинал в кафе. Сама Соня ела, как птичка, там крошка, здесь перекус. Порой, спохватывалась, включала видео и начинала сосредоточенно повторять за кудесницами-домохозяйками — пыталась испечь пирог с мясом или зажарить цельный кусок свинины. Ничего не получалось. Она расстраивалась и чуть не плача, оттирала остатки муки со стола, выбрасывала горелое мясо и звонила в доставку еды. Николая и это умиляло. Ну и пускай не умеет готовить, не всем же это дано. Просто Соня, как человек творческий, абсолютно не приспособлена к быту. Это не плохо и не хорошо. Он любит ее не за борщи и пироги, пропади они пропадом! Главное, что она рядом и ему с ней спокойно. Перестает болеть душа и будущее видится таким объемным и реалистичным. Как это важно видеть будущее и понимать, что жизнь не закончилась!

Соня надела черное платье и ярко-розовые сапоги выше колена, на плече повязала пышный розовый бант, похожий на тропический цветок. Николая всегда удивляло ее умение подбирать обычные вещи так, что они начинали играть новыми красками, а образ получался, будто картинка глянцевого журнала. Он снова на нее загляделся: молодая, красивая, полная сил.

Большие часы на экране телевизора показали двенадцать. Николай, не спуская с Сони восхищенных глаз, потянулся к бутылке шампанского. Хлопнула пробка и соломенная пузырящаяся жидкость полилась в высокие фужеры. На столе, отбрасывая блики, мерцали свечи в высоких витых подсвечниках.

— С Новым годом, любимая! С новым счастьем…

Раздался мелодичный звон, похожий на серебро колокольчиков. Соня засмеялась и повторила, как эхо:

— С новым счастьем, Коленька…

Он взял в руки длинный бархатный футляр, где притаился подарок — узкая длинная змейка гранатов — браслет ручной работы. Соня ахнула и протянула тонкое запястье. Темно-красный, почти черный камень прекрасно дополнил ее наряд. Мгновение она любовалась этой красотой, то поднося ближе, то отодвигая от себя руку, а потом уперлась ладошками ему в грудь.

— А мой подарок здесь, — и показала на свое сердце, — а еще вот, — и протянула ему небольшую коробочку.

Николай не мог и представить, что он увидит внутри. Он торопливо вскрыл упаковку и увидел сложенный в несколько раз лист бумаги. Удивленно поймал загадочный взгляд Сони, развернул. «Беременность 5–6 недель» — почерк врача был на удивление разборчив. Беспомощно, не веря своим глазам, он смотрел то на заключение доктора, то на счастливое лицо любимой женщины.

Тамара, кутаясь в доставшийся от тети Клаши шерстяной платок, вышла на улицу. Сегодня Женя привезет, наконец-то, Тимофея. Она с нетерпением ждала их появления. Уже два дня, как Женя не приезжал к ней, и она с удивлением заметила, что без него становится пусто и как-то нерадостно. Простуда отступила, ту гору лекарств, что привез новый друг, Тамара убрала в шкаф на верхнюю полку. Теперь можно не бояться недуга, но больше таких сюрпризов, конечно, не хотелось. «Это всё от стресса», — убеждала себя Тома, с каждым днем чувствуя, как возвращаются силы. Дома она болела не меньше недели, а тут поправилась буквально за три дня и уже отважилась на прогулку к морю. Пробежки пока отменила, но предвкушала, как уже на следующей неделе зашнурует кроссовки и отправится искать новый маршрут.

Вдалеке появился черный внедорожник. Тамара не стала прятаться, будто никого и не ждала. Они с Женей взрослые люди и, кажется, она ему нравится, так же как и он ей. К чему изображать из себя святую? Не святая. Однажды был в ее жизни короткий роман с коллегой. Даже романом и не назовешь. Так, увлеченье. Сложный период в семье, непонимание с мужем, аборт, а тут новый сотрудник, который вдруг стал оказывать знаки внимания. Приносил цветы, в обед приглашал в кафе и даже смело поглаживал запястье, от чего по всему телу пробегала приятная дрожь. Тамара мучилась совестью и не спала ночами. Так хотелось прыгнуть в омут с головой и забыть ненавистный, приевшийся быт — безденежье, грязную обувь, разбросанную в прихожей, бесконечные болезни Лёльки и осуждающий взгляд Николая, как будто она преступница и убийца. Хотелось праздника, безоглядного счастья и, что уж скрывать, безответственности. Чтоб горело всё синим пламенем, а она купалась в волнах еще неопробованных ласк, поцелуев и страсти. Новое манило и соблазнительно шептало на ухо: давай, пробуй, когда еще такое выпадет…