– И пальто, хочешь? Себе и Фандеру. В Имбарге, скорее всего, очень жарко, но по пути… мало ли что. О, может, палатку? У моего мужа, кажется, была какая-то палатка для пикников. Мы никогда не ездили на них, но она точно была, я уверена.

Нимее кажется, что Омала сейчас вынесет весь дом и снарядит в дорогу караван.

– А вот еды нет… Мейв, есть у нас еда?

– Нет, мэм. Еды нет. Я едва ли накормлю вас и вашего сына, – ворчит Мейв. Она довольно-таки злая женщина и в Нимею вселяет настоящий ужас – старушка с бельмом на глазу и жидкими седыми волосами.

– Как Энграм? – спрашивает Нока.

– Все так же. Я вчера вечером немного вернула его во времени, но после воскрешения Фандера у меня недостаточно сил. Не думаю, что Энгу это сильно поможет. Попью травок Мейв, они отлично восстанавливают энергию, и завтра снова его полечу.

– Я постараюсь вернуться как можно скорее.

– Вот, – появляется Мейв, как всегда, будто из-под земли, и пихает Нимее прямо в живот жестяную коробку с крекерами.

– Э-э… спасибо, Мейв.

– Не стоит, – ворчит женщина, а потом идет к парадной лестнице, бормоча что-то под нос.

Омала вздыхает, глядя на служанку, и морщится, будто и тут что-то сделали не по ее желанию, а возразить категорически нечего. Нимея обожает наблюдать за тем, как то и дело вытягивается в недовольстве лицо миссис Хардин, и еле сдерживает смех. Омала и Нимея – странный тандем.

От поведения матери Энграма у Ноки изжога: у женщины нрав капризного, требовательного, высокомерного существа, которое не умеет жить в мире нищего Нового Траминера. Помощь Нимеи ей необходима. Ей нужен тот, кто скажет, как быть дальше, и позаботится о ней, если будет нужно. Когда-то об Омале заботился мистер Хардин, видимо принимая как должное ее беспомощность; теперь место мужа в ее жизни заняла девчонка-соседка. Кто бы мог подумать.

– Я… буду ждать, – вздыхает Омала. – Столько, сколько нужно. Я надеюсь, ты запомнила дорогу?

– Запомнила.

– И Дом грозы, объясни Фандеру, как его найти.

– Да-да, я помню.

– Надеюсь, он тоже решит выпить…

– А если он справится с силой? Ну… вдруг он сможет ее принять.

– Я не ничего об этом не знаю, пойми. Я с детства была просто странной девочкой, умеющей оживлять цветы в саду, которой это запрещали.

Нимея слышала эту историю уже раз двадцать. Омала из тех, кто любит рассказывать одно и то же снова и снова с одинаково интригующим выражением лица.

– Так, ладно, по ходу дела разберемся. Я пойду попрощаюсь с Энгом, хорошо?– Нока старается перевести тему.

– А я пока соберу вещи.

– Времени мало, минут десять, не больше. И не занимайте в машине все место, пожалуйста. Туда еще мы должны влезть.

– Я поняла. – Омала активно кивает, а Нимее хочется обнять эту женщину, настолько потерянной она кажется.

* * *

В комнате Энга очень тихо, прохладно, открыты окна и пахнет осенью. А еще шуршит бумага, когда переворачиваются страницы книги, которую Энг читает. Он расслабленно сидит на диванчике, будто бы совсем не болеет: на его лице нет следов недомогания, слишком яркий румянец покрывает щеки, объемная одежда прячет слишком худое тело. Энг вечно щеголял с таким цветущим видом. Многие девчонки считали это милым.

Энграм – красавчик, похожий на хорошенькую фарфоровую куколку. Большие изумрудно-зеленые глаза, сейчас то и дело темнеющие из-за магии матери, черные кудри. Черты его лица тонкие и аристократические, на губах всегда какая-то порочная ухмылка, но чертовски добрый взгляд, подсказывающий, что Энграма Хардина не стоит бояться. Сердце не может не дрогнуть, потому что рядом с ним одновременно безопасно и интригующе.

Мальчишка-сосед, которого четырехлетняя Нимея пророчила себе в мужья, вырос и ничуть ее не разочаровал.

Все девчонки в академии засматривались на него; он мог бы получить любую. И Нимее нравилось – она могла это признать совершенно честно, – что с кем бы он ни встречался, с кем бы ни флиртовал, всегда находил ее взгляд в толпе и совершенно обезоруживающе подмигивал.

– Я еще жив, хватит прятаться, – вздыхает Энг, не отрываясь от книги. Потом медленно, будто это причиняет боль, закрывает ее и откладывает в сторону. – Привет. – Его тихий голос и добрая улыбка кажутся ненастоящими, будто Энграм уже умер и напротив сидит его призрак.

Сердце Нимеи радостно подскакивает и начинает биться намного быстрее.

– Энг! – Она в два шага пересекает комнату и оказывается рядом с ним на диване.

Ее руки обвивают его шею, притягивают к себе исхудавшее тело. Он такой тонкий. Его руки когда-то обнимали до хруста костей так, что становилось нечем дышать, сейчас же только мягко прижимают к тощей груди.

– Ты чего? – тихо смеется он ей в волосы.

– Ты в сознании…

– Да, странное дело. Эй… – Он не пытается ее отстранить, скорее хочет заглянуть в глаза, а для этого нужно отлипнуть друг от друга.

На губах Энга расцветает улыбка, его чуть подрагивающие пальцы касаются скулы Нимеи, а взгляд становится теплее, будто это вообще возможно.

– Спасибо, что пришла.

– Что ты помнишь?

– Как всегда: каша в голове…

Она кивает и не говорит ни слова. До сих пор непонятно, как именно работает сила Омалы, но иногда после того, как она проделывает «это» с Энграмом, он забывает, как жил последние дни.

Наверное, не стоит рассказывать о смерти, похоронах, а потом воскрешении Фандера, так что Нимея прикусывает язык и молча ждет, когда Энг сам заговорит.

– Ты как? – Он прижимается своим лбом к ее будто для поиска равновесия, Нимея улыбается:

– В норме, развлекаюсь. Дождешься меня?

– Конечно, куда я денусь. – Он смеется, трется о ее нос своим, как маленький, и отстраняется.

Теперь Энграм может рассматривать Нимею, изучать каждую черточку ее лица, его губы то и дело дергаются от мимолетной улыбки.

– Ты уставшая.

– Не спала.

– От тебя пахнет булочками… как всегда.

– В сумке мой обед, не смей претендовать, я голодная.

Он не отшучивается, молча кивает:

– Ты уезжаешь?

– Да. Сейчас.

– Я буду скучать.

– Я тоже. – Голос опускается до шепота, и в груди давит.

– А ты скоро?

– Скоро…

Главное не начать глотать слезы.

– Ты очень нравишься моей маме, – смеется Энграм, откидываясь на спинку дивана. Ему явно тяжело находиться в вертикальном положении, но как только он удобнее устраивается на подушках, тянет Нимею за собой, чтобы она легла рядом.

– Так, я полежу с тобой, но недолго, три минуты.

– Ага… Так вот, она шагу не ступает, не вспомнив тебя.

– Угу… – Нимея держится, чтобы не всхлипнуть, потому что Энг звучит совсем как раньше. Сжимает ее плечо ослабевшими пальцами, как раньше. Пахнет почти как раньше, только теперь остро-мятный запах одного из его лекарств въелся в кожу и футболка пропахла антисептиком. На теле Энга то и дело появляются язвы, которые Омала обрабатывает противной зеленой жижей, пока это возможно. Потом отматывает время вспять, пока кожа не станет снова гладкой. Она говорит, что внутри него такие же язвы. Органы, кости, кровеносная система – все поражено отравленной токсичной кровью.

– Все время тараторит: так сказала Нимея, Нимея сказала тут покупать, придет Нимея, и спросим. Смешно… Вспомни, как было раньше. Она на дух тебя не переносила и в жизни бы не пошла тропинкой, которой ходишь ты.

Он замолкает, будто в ожидании ответа, но Нимее нечего ему сказать, и, когда молчание затянулось, она, подняв голову, обнаруживает, что Энг спит. Вот так, посреди разговора.

– Скоро буду, – шепчет она на прощание.

Он ворочается, устраиваясь удобнее.

– Нимея? – тихо говорит он.

– Что?

– Спасибо, что пришла…

– Ты уже говорил.

– Как всегда, каша в голове.

Если она захочет, их разговор может начаться заново, и так по кругу. Беседы с Энгом совсем как настоящие, только вот он мало что запоминает.

Можно продлить агонию и еще немного посидеть рядом, а можно уйти. И Нимея из тех, кто уходит.