Резко кликнув мышью, Кэл ставит интервью на паузу. Дочь не должна слышать такое. Воцарившаяся в кабинете тишина избавляет его от мерзкого змеиного шипения. Кэл и раньше беседовал с убийцами, но Дюбуа не такой, как остальные. Другой. Он проник в голову Кэла и прочно укоренился там.

– Я принесла пиццу.

– Спасибо, Крис.

Вот оно – имя, от которого он отказался. Кэл дал его дочери. Теперь это ее имя. Кэл замечает ее хрупкость, печаль в каждом движении. А может, Крисси знает о матери? И в этом все дело? Интересно, ей стало бы легче, если бы он сказал, что все нормально и он в курсе? Дочь ставит коробку рядом с ним и, скосив глаза на его каракули, медлит. Кэл берет девушку за руку. Какая же она холодная!

– Ты в порядке?

Крисси кивает. Вены на ее шее кажутся бледно-голубыми на фоне молочной кожи. На лицо падает рыжеватый завиток, и девушка отбрасывает его в сторону.

– Ты ведь знаешь, Кристина, ты можешь рассказать мне все. – Слова возникают из ниоткуда. Кэл произносит их мягко, ласково, но дочь все равно вздрагивает, как лесная олениха. – Я говорил тебе это и вновь повторяю: нет ничего такого, что может встать между нами. И ты бы не смогла сделать ничего такого, чего я бы не понял. Ты же знаешь это, да, Крис? – Кэл сам не до конца понимает, что он пытается сказать. Но волнуется так, словно миру вот-вот наступит конец. Их миру. – Я здесь. Если ты во мне будешь нуждаться… Если тебе захочется поговорить. О чем угодно…

Крисси кладет ладони на ворох бумаг, долго изучает свои ногти под светом настольной лампы, наконец кивает:

– Спасибо, папа, – и исчезает, оставив Кэла наедине с ее образом и голосом Дюбуа – воплощением зла.

Несколько секунд он смотрит на дверь. А потом снова кликает мышью.

«Пожалуй, я назову вам одно имя, – насмехается голос. – Как насчет Марго?»

Утром имя самого Дюбуа у всех на устах. Все новостные каналы, все ток-шоу обсуждают его смерть. Лицо убийцы – его прежняя версия – повсюду: и на плакатах, и на первых страницах бульварных газет. А ниже теснятся меньшие по размеру портреты: его жертвы улыбаются, не предвидя, какой ужас им придется пережить перед смертью. И они заслужили гораздо меньше газетных колонок, чем их убийца. У Кэла возникает непреодолимое желание разглядывать их. Теперь, возможно, он уже никогда не узнает, была ли в их числе его сестра.

Репортеры новостных каналов копают так глубоко, что даже берут интервью у давно вышедшего на свободу Джейсона Барра, который пятнадцать лет назад недолгое время делил камеру с Дюбуа. По коже Кэла пробегают мурашки от пристального внимания, уделяемого бывшему зэку, при виде его широких плеч в костюме и обходительности ведущего программы. Барр, отмотавший двадцать лет за то, что бил битой по голове женщин, когда те выходили из пабов или ночных клубов, упивается вниманием.

Кэл знает, что Сара хочет выпустить в эфир его записи, но игнорирует ее звонки. Его моральные силы на исходе. Он не может даже смотреть на жену. Кэл остается в своем кабинете в мансарде весь день, пытаясь набраться мужества, чтобы разрешить этот вопрос, ненавидя себя тем сильнее, чем дольше он медлит и откладывает решение, и слушая (в который раз!) записи своих бесед с Дюбуа.

В полночь он закрывает ноутбук и начинает рассматривать затейливые узоры из теней на стене. В висках пульсирует боль, левый глаз жутко дергается. Порывшись в рюкзаке в поисках анальгетика, Кэл запивает таблетки вином и устремляет взгляд в бокал, как будто ответы на его вопросы плавают в дубильной кислоте. В доме тишина. Жена и дочь уже легли. Кэлу тоже надо поспать, но его мозг продолжает работать как заведенный.

Эх, если бы он только мог вернуться в ту комнату для допросов, выведать у Дюбуа больше! Кэлу невыносима мысль, что этот убийца, этот монстр так легко упокоился. Он хотел бы, чтобы тот выстрадал смерть, претерпел адские муки, раскаялся и пожалел о содеянном. День рождения Марго совсем скоро. Пятьдесят четыре года. Ей следовало быть здесь. В животе у Кэла бурлит, к горлу подступает тошнота, но он все равно продолжает пить вино. И в этот момент его взгляд падает на книжные полки. Там в папках собрано множество дел: семьи, взывающие к его вниманию, отчаянно нуждающиеся в помощи.

Взгляд Кэла привлекает одна папка. На корешке значится дата: 1986. В этот год пропала Марго.

Лейла… Кэл громко произносит это имя, и оно оставляет в комнате незримый отпечаток. Ее родители связались с ним в прошлом году, убежденные в том, что он поможет им разгадать тайну исчезновения дочери. Кэл получает сотни подобных предложений, но большинство дел ему не подходят, оказываясь при детальном изучении чем-то совершенно другим. Папку с делом Лейлы Кэл хранит. Да, это интригующая загадка с вероятным подозреваемым, но не только. Что-то в Лейле напоминает ему Марго. Быть может, самостоятельность. Яростное отстаивание собственной независимости. И Марго, и Лейла – женщины, опередившие свое время.

Кэл пересекает комнату, скользит взглядом по цифрам на корешке папки. Родственники Лейлы уверены, что знают, кто ее убил, но тело не найдено, и им требуется помощь в поиске доказательств. Кэл берет папку с полки, просматривает распечатки, газетные вырезки и свои заметки, сделанные почти неразборчивой скорописью. Точка на карте, оконечность Северо-Шотландского нагорья по дороге в Инвернесс. Всего двадцать миль от Абердина, но так далеко от всего, что ему досаждает и мучит его. Кэл смотрит на контуры карты долго – пока они не сливаются, а его самого не начинает пошатывать от усталости.

К действительности его возвращает телефонный звонок. Это Сара. Опять. Должно быть, она увидела его в сети. Кэлу не хочется отвечать, но не может же он скрываться в мансарде вечность.

– Кэл! Почему вы не отвечали на мои звонки?

– Простите… – запинается он. – Надо было решить несколько… семейных вопросов. Так сложились обстоятельства.

– Неудачное время для телефонных переговоров… – Кэл знает, что Сара не станет ни о чем расспрашивать: ее не волнуют его обстоятельства. Она лишь больше раздражается. – Ладно. Мы должны выпустить в эфир записи интервью.

– Пока рано.

– Что вы хотите этим сказать? Что значит «пока рано»? Дюбуа мертв. Все кончено. Чего вы выжидаете? Телевизионщики интервьюируют всех, кто когда-либо с ним встречался. Даже какого-то опустившегося урода, сидевшего с Дюбуа в камере.

– Я видел это интервью. Наши материалы потеряются в этой шумихе. Давайте подождем. Они выстрелят по-настоящему, когда все уляжется.

Сара молчит. Кэл чувствует ее колебания, как будто маленькие металлические зубья шестеренок, заедая, проворачиваются со скрипом в ее прагматичном, бесчувственном мозгу.

– Я не уверена, – наконец выдает Сара.

– Дюбуа намекнул на другие жертвы. Дайте мне время на расследование.

– У вас нет никаких имен. Это пустая затея.

Кэл сглатывает. Перед глазами всплывает черно-белая фотография с места преступления: женщина, привязанная к дереву; подбородок опущен, на коже черные потеки. Лучше бы он его никогда не видел! А теперь этого не стереть из памяти, как ни старайся. Плечи Кэла сутулятся, когда он делает признание:

– Дюбуа назвал мне одно имя под конец.

– Что? Вы ничего не говорили мне об этом. Что за имя? Это же здорово!

Рядом с Кэлом появляется фантом женщины, по которой он так тоскует.

– Марго…

– А фамилия?

Теперь колеблется Кэл.

– Пока не могу сказать точно. Но я докопаюсь. Мне только нужно время.

Пару секунд Сара молчит, а когда она заговаривает, Кэл ощущает в ее голосе груз обязательств и страх провала. Он даже проникается к ней жалостью. Какая же она еще молодая! В ней вдруг говорит растерявшийся, ранимый ребенок.

– Но наша программа уже в сетке. Она должна выйти. Иначе наш проект закроют. Мы очень близки к этому, Кэл. Я не могу вам сказать, насколько близки…

Значит, их карьеры связаны. Взгляд Кэла падает на папку в руке. Сам того не сознавая, он положил ее на стол. Голова раскалывается от мигрени, уставший мозг гудит.