Литмир - Электронная Библиотека

– Так и у них это – мифы! Легенды, значит.

– Но кто-то ж их придумал. Значит, что-то такое он думал.

– Думал. Образами.

– Это как?

– Ну вот ты, например, лошадка. Образно говоря.

Белка резко вскочила с лежака, стала возле Михаила на четвереньки, оттопырив попку, быстро глянула по сторонам и куснула его за плавки.

– Такая?

– Ох, ты, блин, и такая! Дикая. Иди ко мне.

– Нет! Никада! Пошли в море!

– Ну, держись, узнаешь, что Посейдон с нереидами делал!

– А это еще кто?

– Морской бог, брат Зевса.

– Ага, брат, значит! Ну, все, дальше можешь не рассказывать. Я девушка скромная, мне такое ни к чему! А что он делал?

– Он так тихонько к ним подкрадывался… и хап! И потом…

– Ну Мииишка!!! Ну пусти!

– Я бог морской или я тебе фуцик мухосранский? Быстро говори!

– Бог! Ну бог! Ну пусти!

– А если я бог… а ты простая смертная девушка…

– Ну не надо, Мишутка! Ну стыдно так! Ну я потом! Я отработаю!

– Будешь простой смертной девушкой?! Клянись!

– Ну клянусь!

– Ладно. Пошли остынем. Окунемся. В морскую пену.

– Вот ты подлец какой! Утоплю тебя щас! В пене твоей!

Возвращались с пляжа они по Английской набережной, уставшие, разморенные солнцем и любовью, обнявшись за плечи.

– Мишка, а что это за дворец такой. Negresco написано.

– Это отель, Бельчонок.

– Для негров?!

– Да нет, это хозяина так звали – Анри Негреско. Он румын был немножко.

– Ничего себе румын – такой купол отгрохал!

– Его Эйфель делал. Тот, что башню. А форму скопировал с груди своей дамы сердца.

– Ничёсе – дама у него была! А Эйфелеву башню он с себя скопировал? Тогда понятно, за что она его любила.

– Зато теперь это символ Парижа. Теперь ты понимаешь, почему его называют столицей любви?

– Теперь понимаю! А тут кто живет?

– Да много кто. Шанель жила, Джина Лоллобриджида, Пикассо, Сальвадор Дали, Хемингуэй, герцог и герцогиня Виндзор, Майкл Джексон…

– Абалдеть! Красиво там внутри, наверно.

– Красиво. Под куполом висит четырехметровая хрустальная люстра – их всего две сделали, вторую – для Николая II, – он ее повесил в Большом Кремлевском дворце. А еще в этом отельчике есть Королевский салон и салон Людовика XIV – там лежит настоящий ковер Марии Медичи.

– Да ты что! Круто! Как в кино?!

– Почти. Но тут – все настоящее. Этот отель – символ Лазурного Берега. Давай я тебя щелкну – на фоне.

– Подожди, причешусь. Давай. А можно я девчонкам скажу, что мы тут с тобой жили?

– Зачем, Бельчонок. Вот еще немножко денег заработаем – поживем тут хоть денек – тогда и расскажешь.

– Ты правду говоришь?!

– Ну разве я тебя когда обманывал.

– Мишка, ну давай уже скорей! Так хочется! Я уже сегодня была у тебя Медичи, а теперь бы на ковре так… прилечь. Мариином. А ты бы меня пощелкал.

– Голую?

– Ну у них же все там… в Тоскании… ты же сам говорил!

– Ладно, будешь у меня Афродита Каллипига и Афродита Кастниетида.

– А это еще что? На ругательства похоже.

– Да нет, что ты. Это так греки называли свою богиню любви.

– Да знаю я твоих греков! А перевести как?

– Нууу… если по-простому… примерно…

– Давай уже!

– Бесстыдница голопопая.

– Ох и палучите вы все у меня! И ты, и греки!

Так они шли, болтая, наслаждаясь ветерком с моря. От сквера с пальмами они свернули вправо и дошли до фонтанов: дети бродили по дну, перебрасывались мячиками и фрисби.

– Мишка, я соленая вся. Хочу в фонтан!

– Ну давай, пока он спит.

Белка оперлась руками о бортик, разулась, опустила в воду одну ногу, потом другую, пошла по дну, смывая ладонями соль с бедер; фонтан вдруг ожил и выбросил вверх огромные струи воды, они падали вниз, разнося вокруг тучи брызг. Футболка девушки сразу намокла, и из-за островка с пальмами на ней любопытно выглянули соски.

– Мишка! Ну я мокрая вся! И голая опять! В городе!

– Ну вылазь, иди ко мне.

Белка выбралась из фонтана и прижалась грудью к Михаилу.

– Спрячь меня. Ну как я теперь пойду.

– Постой так. Ты моя красавица. Помнишь, когда я тебя так в первый раз увидел?

– Когда? В Шарме?

– Нет. Дома. Перед подъездом. Гроза началась. Растворила твою маечку. И мы пошли ко мне. Кофе пить.

– А ты такой подлец оказался!

– Почему это?

– Надругался. Над бедной девушкой.

– А она разве не хотела?

– Да она давно хотела. Да тебе ж, Дуридому, пока гром не грянет…

– Ну, вот такой тебе попался.

– Попался-таки?

– По полной программе.

– И сейчас?

– Сейчас еще больше.

– Почему?

– Не знаю. Так выходит. Само как-то. Чем больше тебя у меня есть, тем больше я хочу. Еще и еще. Я даже думаю, может, это болезнь какая. Ты не знаешь?

– А может это любовь называется?

– Так это самая страшная болезнь и есть.

– Почему это?

– Потому что от нее нет лекарства.

– А зачем тебе от нее лечиться? Разве тебе плохо?

– Мне хорошо. Сейчас. Но периодически я боюсь.

– Чего?

– Ну вот набегут миллионеры всякие… на яхтах… и украдут тебя.

– А ты меня не отпускай!

– Я-то тебя не отпущу. Но, может, ты сама уйдешь.

– От тебя, Дуридома?

– Ну да.

– Да не дождешься!!!

– Правда?

– И не мечтай!

– Бельчонок ты мой любимый. Я только об одном и мечтаю.

– О чем это?

– Чтобы ты всегда была со мной.

– Правда?

– Ну да.

– А зачем тебе это?

– Ну кто меня еще целовать будет. Иногда. По-французски.

– Ах ты подлец какой! Убью тебя щас!

– Пошли есть? Ты уже высохла.

– Ох и голодная я! Давай меня кормить, быстренько! По-французски!

***

В тот вечер, полтора года назад, Михаил Дуридомов, тогда еще недоучившийся студент-историк и работник Пункта приема вторсырья, возвращался домой с работы и у подъезда на лавочке увидел Бэлу Бурлакову – они жили в одном подъезде и встречались так почти каждый день, перебрасывались парой фраз, он получал обычно по носу и шел, не солоно хлебавши, домой. Он никак не мог понять отношение девушки к себе – они были приятелями, но простого дворового общения не получалось – она задирала его, он – ее; меж ними пролегала невидимая стена, граница, которую они никак не могли перейти.

Сегодня Бэла не спешила в больницу, сидела на лавочке накрашенная, положив ногу на ногу, и Михаил усмотрел, что под белым топиком у нее ничего больше нет. Он отогнал всякую дурню, так и готовую сорваться с кончика языка и выдавил из себя комплимент – первый раз. Грянул гром, но молния его не поразила, начавшийся дождь проявил под топиком Белкины соски, и она согласилась пойти к нему домой выпить кофе.

Дома он проводил девушку в комнату и бросился на кухню делать кофе. Конфет не было, черт, только батон старый, в шкафчике Михаил нашел бутылку какого-то прибалтийского ликера, передаренного отцом, и налил в кофе на палец ликера. Через минуту Белка отхлебнула кофе.

– Да ты напоить меня хочешь, что ли, Мишка?

– Та не, просто… чтоб вкусней.

– Вкусно. А музыка у тебя есть?

– Есть, щас включу, – он запустил комп, плеер, и из его пяти колонок бухнул Крис де Бург – «Леди ин ред».

– А монитор у тебя классный.

– Суперский – все видно.

– А что ты хочешь увидеть?

– Нууу… вот зашел на твою страницу – чтоб глаза лучше рассмотреть можно было.

– Так ты мои глаза рассматривал?!

– А что, нельзя?

– Интересно просто. А еще что рассматривал?

– Нууу… но… ги.

– А сейчас внизу что рассматривал?

– Что видно стало, то и рассматривал.

– Рассмотрел?

– Рас… смотрел.

– И что?

– Ты… это… Белка. Ты не хочешь потанцевать? – выпалил он.

– С тобой что ли?

– Ну как хо…

– Да пошли уже.

Они топтались босиком на старом ковре, слегка обнявшись за плечи, изображая «медленный» танец. Михаил потихоньку прижимал девушку к себе, она чуть пружинила, сопротивлялась, потом поддавалась; ее упругие груди играли на клавишах его ребер, руки его дрожали, факел в паху полыхал; он опустил руки вниз по спине девушки и прижал ее юбку к своим джинсам. Уйдет, щас уйдет! Как пить дать уйдет!

7
{"b":"891309","o":1}