И вот теперь мы подкатываем к парку и видим у каменной статуи героя Гражданской войны с десяток подобных клоунов. Кого там только не было: и черные размалеванные готы, и цветные хиппи, и панки в рванине, и металлисты в коже с жуткими рожами на футболках. Играют на гитарах, пьют пиво и водку. Почему-то всегда ересь всех направлений тянет друг к другу. Нам же только лучше: можно проучить оптом, а не выискивать эту мерзость поодиночке.

Когда микроавтобус влетел в парк и резко затормозил у памятника, подняв тучу пыли, неформалы недоуменно оцепенели, а гитары умолкли. Когда же распахнулась дверца и выскочили мы – в черных бомберах, берцах, балаклавах – с криком: «А ну стоять!», большинство рванули врассыпную. Парочка-тройка особенно агрессивных попытались сопротивляться, однако были тут же опрокинуты с ног и втоптаны берцами в грязь. Меня же интересовал в тот момент лишь один – разодетый Попугай, наш новый дизайнер. Тот не убежал, однако и сопротивляться не пытался: просто сидел у постамента героя, держа гитару на коленях. Я кивнул на него Рафаэлю – мол, надо этого прессануть. Когда я подбежал к нему и поднял кулак с кастетом, Попугай даже не зажмурился, а лишь посмотрел мне в глаза. И этот взгляд меня смутил: в нем не было ни страха, ни презрения. Скорее, была жалость.

– Ну, что же ты смотришь? – спокойно спросил он. – Бей! Ты ведь за этим сюда пришел!

Я хотел было ответить что-нибудь резкое, однако вовремя опомнился: мы же работаем в одной конторе! Он ведь может узнать мой голос! А главное наше правило – скрытность.

– И что же ты, даже кулаков не поднимешь, чтобы защититься? – Рафаэль левой рукой смял цветастый балахон у Попугая на груди, приподнял его, стукнул спиной о памятник. – Ну давай же, дерись!

– Мои принципы не позволяют мене отвечать насилием на насилие, – ответил Попугай. – Ведь так мы лишь порождаем еще большее зло.

Рафаэль словно остолбенел. Его готовая для удара правая рука опустилась. Я же вдруг ощутил опасность: он засомневался! А сомнение – величайший враг праведника! И тут я не выдержал: несколько раз обрушил кастет на лицо расфуфыренного клоуна.

– Уходим! Менты! – крикнул подбежавший Уриэль. Он заметил у моих ног плюющегося кровью Попугая, наклонился к нему и сказал: – Слышь ты, баклан! Если еще раз тебя в таком виде встречу – пришибу! Вкурил?

И, схватив меня за рукав, поволок к автобусу.

– Мир вам! – сказал Попугай нам вслед разбитыми губами.

Рафаэль, который рванул было за нами, при этих словах вдруг остановился и растерянно обернулся. Но я втащил его в автобус.

Всю дорогу до храма мы, по обыкновению, обсуждали, как прошел рейд. Болтали все, кроме Рафаэля. Тот, как и накануне ночью, сидел молча, уставившись в окно.

– О чем задумался? – ткнул его в плечо Гавриэль.

– Я и подумать не мог, что когда-нибудь еретик будет учить меня тому, что должна проповедовать наша вера, – растерянно проговорил тот.

– Наша вера учит нас сражаться со злом! – жестко перебил я. – И лучше пресекать его до того, как оно разрастется. А каких масштабов способно достигнуть зло, я видел лично. Ты ведь не был с нами в прошлом году на рейде в Красновке!

– А что там было, в Красновке? – спросил Гавриэль. – Знаю, что в рейде участвовали только высшие посвященные Братства – и информация не для лишних ушей… И все-таки, что ты там видел?

– Я видел оживший кошмар! И не дай Бог кому-нибудь из вас встретить такое! С другой стороны, может, и полезно посмотреть. Тогда бы уж точно перестали сомневаться в пользе нашего дела.

И, сказав это, я глянул на Рафаэля. Тот снова отвернулся к окну. Когда же приехали к храму, он, не заходя в него, ушел домой. Магистр, который, по обыкновению, дожидался нас на крыльце, заметил это и проводил его подозрительным взглядом. «Сейчас он спросит меня, что с нашим братом. И что я должен ответить?» – в панике подумал я. Ведь Рафаэль – мой лучший друг! Однако отвечать не пришлось. Отец Пейн лишь вздохнул и молча ушел в храм.

Переодевшись в подвале бывшего кинотеатра в повседневную одежду, я достал из кармана плаща телефон. На нем оказалось пять пропущенных звонков, все – от журналистки Жени. Я тут же перезвонил.

– Добрый вечер, – услышал я в трубке знакомый голос. – Ты все еще хочешь пообщаться с моим информатором? Он звонил охраннику, сказал, что сегодня придет. Времени мало. Поторопись!

– Еду!

Я попросил отца Годфри подбросить меня до общаги.

– Что ты думаешь о Рафаэле? – спросил тот, когда мы отъехали от храма.

Я старался не смотреть на него, чтобы не выдать своих сомнений. Отец Годфри был одним из самых влиятельных братьев нашего Ордена, одним из отцов-основателей. Когда-то именно он вместе с магистром создавал Братство Света. Помимо других обязанностей в храме, его задачей было возить нас на рейды. Сам он в драках не участвовал: его функцией была эвакуация. Я понимал, что с такой простой задачей мог справиться кто-нибудь попроще, не такая важная шишка Ордена, и подозревал, что магистр неспроста поручил это дело именно ему. Полагаю, главным делом отца Годфри было наблюдение за нами.

– Рафаэль – верный воин Света! – твердо ответил я.

– Да? – Отец Годфри пристально глянул на меня. – А вот наш магистр, похоже, сомневается в его преданности. Надеюсь, напрасно…

Я промолчал. Мне и без того тяжело было гнать от себя сомнения насчет Рафаэля. Мы пришли в Братство одновременно, когда нам было по двенадцать лет, и сразу стали не просто друзьями – братьями. Сближало нас еще и то, что мы оба пришли в Орден ради установления Высшей Справедливости. Правда, меня привело в Братство Света одно-единственное желание – возмездие. Я пришел сюда, чтобы поквитаться за твою смерть, Рита. Я ведь покаялся отомстить! Рафаэль мыслил более масштабно. Он вырос в очень религиозной семье и считал, что лишь верой в Христа спасется человечество. А потому нужно непременно помешать Темным силам, которые переполняют мир и стараются лишить людской род спасения. Зато методы, как этого добиться, мы оба приняли одинаковые: ересь нужно карать беспощадно!

Когда я выбрался из микроавтобуса, уже смеркалось. Подойдя ко входу в общежитие, позвонил журналистке:

– На месте!

– Отлично! – ответила та. – Он еще не приходил, сижу на проходной, жду. Так что ты там, на улице, смотри в оба. Не проворонь! Я дам знать, когда он появится.

Я отошел в тень растущего неподалеку дерева и принялся рассматривать каждого, кто входит в общежитие. В основном это были компании припозднившихся студентов, навеселе возвращающихся домой. В общежитие вошел какой-то мужик в шляпе и сером пиджаке. «Вряд ли это информатор, – решил я. – Женя говорила о молодом человеке. Этому же на вид – лет сорок. Видимо, отец какого-нибудь студента…»

И вот, наконец, появился подходящий кандидат – одиноко бредущий парень в голубой джинсовой куртке и надвинутом на лицо капюшоне черного балахона. Наверняка это тот, кого я жду! Он быстро подошел ко входу, с подозрением посмотрел по сторонам и вошел в общежитие. Я приготовился. И, едва распахнулась дверь, схватил появившегося на пороге человека, оттащил в сторону, прижал к стене.

– Что вы себе позволяете? – взвизгнул тот.

Я же с удивлением обнаружил, что передо мной тот мужик – в сером пиджаке и шляпе.

– Прошу прощения, – нервно бросил я. – Иди своей дорогой!

Мужик хотел было снова возмутиться, но, перехватив мой свирепый взгляд, поспешно удалился, озираясь, придерживая шляпу и причитая что-то вроде: «Молодежь пошла…». Но мне было плевать: в руке у меня снова завибрировал телефон.

– Слава, ты там? – услышал я в трубке. – Похоже, он здесь! Уже уходит! – и подтвердила мою догадку: – На нем синяя джинсовка. Не пропусти…

Пока она говорила, я заметил, что названный персонаж уже покинул общежитие и теперь поспешно удаляется в сторону сквера. У меня машинально сжались кулаки, но я напомнил себе: «Ты обещал вести себя мирно!»

– Эй, парень! – Я поспешил за информатором. – Есть минутка?..