– Прости… Душнила, – я все-таки ударил его подушкой по голове.

– Пф, – Мирон отмахнулся, – лучше бы за охраной последил. Дрыхнут, как суслики, ничего не слышат. Камеры обойти нефиг делать. Зачем так подставляешься? Ладно бы Пахомов, его вообще не жалко.

– У меня теперь вон. Нянечка есть. Присмотрит, – я кивнул на окно, за которым простиралась ночь.

Где-то там уже мирно сопела Дана. Или разгуливала по саду в поисках новых приключений и потерянных в сугробе маньяков. Из груди невольно вырвался смех, когда я вспомнил, в каком виде она сюда заявилась. С гнездом сороки на голове, смазанном макияже и с криво застегнутыми пуговицами на пуховике она была хороша. Красивая девка, прямо взор не оторвать. Глазищи сверкали, как у кошки, розовые губы недовольно поджимались.

У меня екнуло в груди и засосало под ложечкой. Странное сочетание, прямо-таки непримиримое. Низ живота потяжелел, возбуждения волной прошло по телу. Чем дольше Дана находилась в доме, тем больше подвергала риску мою операцию.

Нет, от нее точно надо избавляться. Как можно скорее.

– Она ничего, – цокнул Мирон, явно заметив мой интерес. – Попка, грудь… Ой, простите, глаза…

– Ноги сломаю, – я сразу ощетинился.

– Запал, – удовлетворенно пробормотал Мирон, изображая рукой падения самолета в пропасть. – Бухнулся с пьедестала мужской независимости под бабский каблук. Тряпка.

– Никто тут ни на что не запал, дебила кусок, – я огрызнулся и прошлепал к столу, где лежал ноутбук.

Прислуга принесла его минут пять назад, пока Мирон распинался перед хмурой Анжелиной. У бедняжки чуть весь выбеленный мех на голове не выпал от словооборота в минуту, выдаваемые Кособеевым. Когда надоело расписывать, про «губы, словно ягоды малины» и «кожа аки персик», он сменил тему на искусство. Тыкал в картины каких-то известных художников, на глаз определяя репродукция или нет, и расспрашивал про виденье творца.

С прошлой операции не отпустило. Мужики брали группировку, промышлявшую контрабандой украденных и подделанных произведений искусства, и Мирона поставили главным. До перевода к нам он столько лет занимался фальшивками, что слету определял Рембрандт перед ним или златорукий Вася Подъездный.

– В любом случае, Вадик, ты бы от своей нянечки держись подальше, – протянул Мирон.

Я спрятал флеш-карту в цветок, поправил ноутбук и налил нам виски. Благо бутылку предусмотрительно захватили все те же молчаливые слуги по тихой просьбе. Проскочили мимо бдительной Анжелы, которая терпеть не могла, когда разоряли бар ее работодателя.

– Увидел, что? – спросил я, передавая бокал. – Или пацаны накопали?

– Пока ничего не нашли. Но я почти на восемьдесят процентов уверен, что она из младших. Псориазники2 или экономисты3. Они вели Пахомова и его товарищей. От подделки товарного знака до мошенничества в особо крупных размерах. Тогда всю мелочь посадили, а твой клиент чистеньким остался.

– Мы его уже в оборот взяли, – я задумчиво взболтнул виски в бокале.

– Ага. Я тут покопался, пока пацаны чесались. Оказывается, пипиркин отдел давеча накрыл агентство Радмилы Гуляевой, откуда твоя няня прибыла.

– Им на трассах и остановках девок мало? Чего они к эскортницам сунулись, сами же их пасут.

– О том и речь. Эля Рахимовна как раз выбыла по причине здоровья, так что мы сей момент упустили.

– Ептить.

– Да, – кивнул Мирон и вдруг нахмурился. – Но проблема не в самих ментах. Пусть сколько хотят, копаются, а этой Дане. Вчера подняли висяк на Зоренко. Если коротко, то пару дней назад заводчане4 нашли убийцу и выбили из него признание.

– Что за Зоренко? – я склонил голову к плечу. – Который ювелир, найденный повешенным в собственной квартире пять лет назад?

– Он, – кивнул Мирон. – Короче, интересную вещь поведал исполнитель. Оказывается, бедолага сотрудничал с МВД, сливал конкурентов, незаконно приторговывающих золотом. А потом кто-то из ментов его взял и сдал.

– И ты думаешь…

Мирон наклонился вперед и внимательно посмотрел на меня.

– Где гарантия, что твоя нянечка не крыса Загранского? Только со стороны младших. Уж очень она вовремя появилась, когда мы подобрались слишком близко.

Утром я проснулась от неприятных ощущений в горле. Прогулка по морозу с мокрыми волосами и расстегнутым пуховиком дала о себе знать. Во рту появилась скребущая сухость, кашель зарождался в бронхах, нос забили сопли.

Выругавшись, я прокляла и Гадика, и его ночного гостя на чем свет стоял. А еще достала телефон и написала шефу, дав ориентировку на «хорошего друга». Пусть проверят. У меня закрались подозрения еще в тот момент, когда засранец услышал невольно вырвавшийся жаргон. И странно улыбнулся.

Силовика, как и заядлого сидельца, всегда видно. По манере речи, движениям, повадкам, умению сливаться в толпе или выделяться в нужный момент. Каждый из нас тренировал особые качества для работы в органах. Только офисные планктоны редко выбивались из серой массы, а оперативники всегда.

Я бы поставила руку на отсечение, что передо мной бывший или действующий силовик. Оттого связь с Вадимом Пахомовым еще сильнее выбивалась из уравнения. Ведь не мог же известный мошенник притащить в дом оперативника? Он столько лет водил нас за нос, проник даже в структуры. Кто-то поговаривал о внутренних проверках, мол, завелась крыса в наших рядах.

А взял и привел силовика. Сам. Или я чего-то не догоняла?

«Проверим. Пока занимаемся Вадимом. Странный тип. Взялся буквально из ниоткуда. Да и Пахомов, словно в воду канул. Никакой информации по вылетам за границу на него и младшего сына нет. Еще начальник вызывает, к нему с ФСБ приехали. Ох, чует моя старая шкура, что отберут у нас это дельце».

Та-а-ак. Интересно.

Я отложила телефон, дважды перечитав сообщение от Бульдога. При мысли, что дело Пахомова отберут, у меня волосы на затылке встали дыбом. Столько времени и сил ушло, мы так готовились к операции. А тут влезает старший брат и бесцеремонно ставит свои интересы выше наших.

Я знала, как все произойдет. Федеральная служба безопасности всегда целилась на крупную рыбу. Кого-то за Пахомовым, скорее всего, Загранского или его дружков, промышлявших незаконной торговлей золота. Наши интересы редко пересекались так сильно, поэтому чаще всего структуры находили компромисс. Но не в этот раз.

Я собиралась бороться до конца.

– Доброе утро.

В доме стояла непривычная тишина, никого из прислуги не наблюдалось. Даже Анжела не откликнулась на мое приветствие, когда я вошла в просторный холл. Взгляд скользнул по раздетым древнегреческим статуям по бокам и малиновому ковру.

Пахомов все-таки страшный любитель дорогущего хлама. От картин с причудливыми изображениями до мраморного фонтана в зимнем саду на первом этаже. Безвкусица, много лишних деталей и перегруженная атмосфера дома. Лепнина, позолота, красное дерево в мебели и на панелях. Зеркальная крышка пианино отражала свет, когда я прошла мимо очередной гостиной в сторону кухни.

Там тоже никого не оказалось, поэтому я дошла до места назначения в полном одиночестве.

Кухня, где запросто поместилась бы вся моя однокомнатная квартирка, встретила меня кристальной чистотой. На стеклянной поверхности индукционной плиты не единого пятнышка. Черный кафель отражал мое лицо, деревянный стол и тумбы подошли бы в качестве реквизита операционной. На холодильнике нет даже отпечатков пальцев.

Появилась мысль позвать охрану. Вдруг что-то случилось? Заглянув внутрь в поиске съестного, я ошарашенно уставилась на пустые полки. Выдвинула несколько ящиков, пошарила рукой в морозилке. Ничего. Желудок отозвался грустным бурчанием, а от голода свело мышцы. Мелькнула мысль заказать доставку, ведь был в этом элитном поселке магазин. Я точно помню, что проезжала мимо какой-то вычурной вывески. Стоило бы поискать на картах в приложении.