Закусив губ, я скупо попрощалась и прикрыла глаза. Упоминание отца чиркнуло невидимым когтем по сердцу. Больно, неприятно, горько – эмоции смешались в привычный коктейль. Тоска заныла в груди, но я справилась и сдержалась. Не расплакалась, хотя очень хотела.

К дрянным кошкам все. Найду доказательства. И Пахомова-младшего приструню. Или переманю, чтобы рассказал о темных делишках отца.

Только не успели мысли сформироваться в голове, как дверь в единственную спальню неожиданно распахнулась. А на пороге стоял не кто иной, как Вадим. Собственной персоной. С довольной рожей и очаровательными ямочками на щеках.

Слава богу, одетый.

– Нянечка, – он прищурился и скрестил на груди руки, – а с кем ты болтала сейчас?

Ой, ой, ой.

Я быстро спрятала телефон под подушку, затем крепче сжала полотенце и поднялась.

Все время, пока я двигалась, Вадим Пахомов не отрывал от меня внимательного взгляда. Изучающего. Как будто просчитывал дальнейшие реакции. Уголки его губ дрогнули в подобие улыбки, а фигура заполонила проход. Потому уйти мне было некуда.

Интересно, если я опробую на нем что-нибудь из приемов самозащиты, он догадается? Нет, вряд ли. Откуда бы у бестолкового мажора возникла мысль, что его няня (или кто я там для него) не так проста.

– С другом, – я изобразила радушие будущей Мэри Поппинс. – В чем дело, Вадичка? Тебя надо проводить в туалет? Одному страшно?

Зеленые луга потемнели, Пахомов недобро прищурился и склонил голову.

– Шея болит, ударила ты меня… – он обиженно выпятил нижнюю губу и добавил издевательски: – Нянечка.

– Где ударила? Дай подую.

– И погладь обязательно, – закивал засранец, отчего пепельная челка закрыла глаза.

Все-таки странный цвет волос. Необычный. Может, от матери достался?

– Ладно, Вадим, – я выпрямилась и собрала в кулак всю себя. – Давай начистоту. Я несколько удивлена и ошарашена тем, как все сложилось. Уверена, что и ты находишь в недоумении.

– В сраном шоке, – буркнул он между делом, но я не обратила внимания.

– Так вот. Почему бы нам не прийти к соглашению? Я взрослый человек, а ты… э-э-э… Вроде бы достиг возраста, когда не ссутся в кровать. Решим вопрос полюбовно.

– Согласен!

И потянулся к ремню на синих джинсах. Сначала я опешила, заметалась взглядом по всем поверхностям в спальне. Даже прикинула угол полета той фарфоровой вазы или светильника на тумбочке. Еще бы со своей задачей прекрасно справилась умная колонка Маруся. Я уже потянулась к ней, но в последний момент передумала.

– Стой на месте, герой-любовник! – рявкнула я.

Для острастки выставила вперед руку и приняла боевую стойку. Зенкутсу-дачи использовалась для атаки. Еще я бы спокойно блокировала нападение, додумайся Вадим на меня напасть. Я расслабила плечи, бедра выдвинула вперед.

Пахомов-младший перестал баловаться с ремнем и опять взглянул на меня. Его изучающий взор прошелся вдоль напряженного тела. Хмыкнув, он прислонился плечом к косяку. Медленно. С таким видом, будто не воспринимал меня всерьез.

И неудивительно. Я килограмм на сорок легче, да и ростом не выдала. Жалкие сто шестьдесят семь против ста восьмидесяти. Не меньше. Голышом Пахомов-младший производил впечатление человека, который очень любит спортивный зал.

– А что будет? – Вадим склонил голову.

– Научу послушанию, – я сурово сдвинула брови.

А сама внутри затряслась от ужаса. Почему-то. Раньше я спокойно выходила врукопашную против очередного наркомана или пьяного урода. На облавах случалось всякое, а уж про вызовы на дом и говорить нечего. Некоторые асоциальные элементы себя похлеще любого закоренелого сидельца вели. Нельзя применять табельное к гражданским без острой необходимости. Приходилось всегда договариваться. Или драться. Парни, конечно, прикрывали мне спину, но сейчас я была один на один с противником.

– О, нянечка, – коварно промурлыкал Вадим, делая шаг вперед. – Мне уже не терпится, – и дернул край футболки, оголив крепкий торс.

Я бросилась на гаденыша с боевым кличем. Уже на подлете к Вадиму в голове заиграл похоронный марш моему повышению. Вряд ли Пахомов-старший простит мне нападение на старшего сына. Каким неучтенным и неожиданным тот не оказался.

Что произошло дальше, я не смогла объяснить себе даже спустя время. Запястье стиснули пальцы, предотвратив удар. Меня перехватили, затем развернули спиной. А когда я врезалась в грудь Вадима, сразу почуяв аромат хлорки и сигарет, сжали в мужских объятиях до темноты в сознании.

Проклятие!

– Какой пояс, нянечка?

От шока я распахнула глаза до рези и непроизвольно заморгала.

– Что? – выдохнула, чувствуя, как Вадим склонился и коснулся губами уха.

– Дан, говорю, какой.

– Черный пояс, третий дан! – я дернулась, но тиски усилились. Одна ладонь бессовестно накрыла грудь и смяла блузку.

– Шестой, – Вадим издал едкий смешок. – В следующий раз не пались себя так быстро, нянечка.

После чего поцеловал меня в щеку, и я с визгом полетела на кровать. Пропахав носом покрывало, я сбросила подушки и остановилась у кованой спинки. Несколько секунд мне понадобилось, чтобы понять, почему я рассматриваю ажурный рисунок из металла. А не стою ногами на твердом полу.

– Ладно, нянечка, – паразит по имени Вадим щелкнул зажигалкой. Обычной такой, пластиковой. Через минуту сигаретный дым заполонил небольшую спальню. – У тебя есть неделя. Чтобы убраться отсюда. Я – мальчик добрый, сильно напирать не буду. Соберешь свои манатки, девчачьи штучки и свалишь в закат. Или…

Он наклонился и опасно понизил интонация:

– Вылетишь отсюда с моей помощью, нянечка. Быстрее, чем клиентам своим даешь.

– К-клиентам? – я находилась в прострации и замешательстве, потому не сразу его поняла.

– Ой, думаешь я не в курсе, кого мой папаша заказывает из того агентства? – Вадим брезгливо обтер руку, которая минуту назад сжимала мою грудь. – Ты, правда, совсем странная. Хотя, может, он фанат ролевых игр со шлепками и всем этим БДСМ.

Господи, так Пахомов-младший меня за эскортницу принял?!

– Короче, – Пахомов расшаркался, – вали обратно в столицу, нянечка. Здесь для тебя работы нет.

Он развернулся, но на выходе вдруг остановился и блеснул очаровательными ямочками.

– Чего? – я сжала кулаки, приводя себя в равновесие.

Натворила дел. Хватит. Надо успокоиться и решить, как быть дальше.

– Телефончик мне оставь, – ехидно протянул Вадим. – приеду в Москву, позвоню. Повеселимся, поможешь мне с надеванием подгузника…

С мерзким хихиканьем он скрылся раньше, чем подушка достигла его головы.

– У-у-у, Гадик, – прошипела я. – Черта с два уйду!

Если меня не уволят раньше.

От мрачных мыслей отвлекла вибрация мобильного. Испуганно заметавшись, я перевернула все постельное и нашла закатившийся между матрасом и кованой спинкой телефон, чтобы при взгляде на экран громко застонать. Мама! Етитская матрешка! Ее не хватало к пятиминутному позору, который я только испытала. Никогда с такой легкостью меня не побеждали мужчины. На занятиях я оставалась одной из лучших, а в отделе вообще превосходила многих оперативников.

– Да? – молясь, чтобы Евангелина Леонидовна звонила по ошибке.

Я говорила: женщины с труднопроизносимыми именами очень странные.

– Даночка? – в трубке раздался возмущенный голос матери. – Почему я не могла до тебя дозвониться?!

– Мам, сейчас не очень удобно…

– Неудобно детей рожать раком! Скажи, пупсичек, ты уже нашла богатого мужика на новой работе? Маме в квартиру нужен диван!

Вадим

– Толстоевский на связи. Альфа 2-3-00

– Аха-ха-ха, каждый раз ору чайкой, когда ты фамилию свою в трубку басом орешь, – заржал на том конце Краснов.

Гандурас контуженный с дурацким чувством юмора. Вот прямо слов нет приличных, лишь эмоции и сплошное раздражение.