— Будь у меня сейчас хотя бы часть силы Найи Кайдавар… — мечтательно проговорила Комета.
— О ком ты говоришь? — не понял Алиний.
Комета спохватилась:
— Извини. Ты рассказал о себе, а я — нет. Дело в том, что я — «светлое воплощение»…
Девушка села на ступеньки лестницы и начала рассказывать лекарю свою историю. Вначале она собиралась ограничиться несколькими фразами, как в Холмограде в штабе армии нелюдей. Но затем собственное повествование настолько захватило девушку, что она рассказала Алинию и о резне в Теплой Долине, и об уничтожении другого лагеря зиганьеров.
Когда Комета закончила, Алиний после минутного раздумья произнес:
— Я много путешествовал по Холмогорью и видел много разных чудес, но то, что рассказала ты, намного превосходит их все, вместе взятые.
— Теперь ты знаешь обо мне больше, чем остальные, — сказала Комета. — Я надеюсь на твою честность. Обещай, что никому не расскажешь, как Найя Кайдавар поступала с детьми и женщинами зиганьеров. Боюсь, что это может разрушить мой образ «светлого воплощения».
— Я никому ничего не скажу, — твердо произнес Алиний, и девушка сразу поверила лекарю.
Некоторое время они молчали. Комета присматривалась к потолочным балкам, выбирая ту, которая имела бы больше неровностей и за которую было бы легче зацепиться. Лекарь думал о чем-то, беспокойно переминаясь с ноги на ногу.
Наконец, он решился спросить:
— Скажи честно, Комета, тебя не беспокоит то, что ты убила одного из служителей Шира-Вада-Дагна?
— Почему я должна беспокоиться? — удивилась девушка. — Я уничтожила столько врагов, что одна смерть ничего не меняет. Люди казнили бы меня в любом случае.
— Я говорю не о людях, а о Шире-Ваде-Дагне.
— О ком? — Комета недоуменно посмотрела на лекаря. — Ты что, веришь в этого триединого бога? Тогда зачем же ты занимался лечением, а не постился и молился, как честный триединист?
— Я не принадлежу к Триединой церкви, но признаю существование высших сил, — сказал Алиний. — И эти силы не любят, когда смертные существа бросают им вызов.
— Да нет никаких богов или высших сил! — воскликнула Комета. — Их придумывают люди, чтобы оправдать свои преступления.
— Нельзя придумать то, чего нет на самом деле, — возразил Алиний. — Если существует понятие «бог», то должна быть сила, овеществляющая это понятие.
Комета усмехнулась:
— Уж поверь опыту старшего рекламиста Латэлы Томпа: придумать можно все, что угодно. Ты стал жертвой общего заблуждения. Точнее, не заблуждения, а преднамеренной лжи. В Главном Агентстве Пропаганды, где я работала, это называлось «замещением сознания». Приведу простой пример. Допустим, перед тобой стоит задача — продать новый кинофильм… Нет, про кинофильм ты ничего не знаешь. Возьмем лучше книгу. Тебе надо продать как можно больше экземпляров книг. Ты нанимаешь несколько критиков, литературных обозревателей и журналистов. В течение нескольких недель в самых разных средствах массовой информации появляются сообщения о том, что гениальный писатель написал гениальную книгу. Эта мысль закладывается в сознание людей, и когда они покупают эту книгу, то уже заранее воспринимают ее, как гениальное произведение. Даже если в этой книге напечатан полный бред — все равно стадо… то есть люди будут считать ее наполненной глубоким скрытым смыслом. Они ДАЖЕ НЕ ЗАМЕЧАЮТ, что отказываются от собственного мнения и принимают за истину то, что внушается им ловкими манипуляторами общественным сознанием. То же и с богами. Конечно, для продвижения на рынок новой религии требуются значительные вложения и довольно продолжительное время, но зато и отдача будет соответствующей. Некоторые религии существуют тысячелетиями и приносят огромные доходы основным держателям акций — верховным жрецам, святым отцам и прочим лжецам. Идеи о «богах» так настойчиво вбиваются в головы людям, что они уже не могут вырваться за рамки этих представлений. Даже ты, один из лучших людей своего времени, продолжаешь пребывать внутри искусственно придуманной религиозной структуры. Ты веришь в то, во что верят все.
Алиний несколько раз прошелся взад и вперед по подвалу. Затем он сказал:
— То, что ты говоришь, слишком необычно. Я не знаю, верю ли я в бога потому, что в него положено верить, или потому, что он есть на самом деле. В юности я много размышлял на эту тему. Один из моих учителей, старый лекарь по имени Вифнутий, когда-то поведал мне одну историю. Он рассказал, что однажды стал свидетелем дискуссии, которую вели несколько очень уважаемых философов.
Первый философ говорил: «Все мы — творения единого бога. Мы — бледные тени, порожденные фантазией единственно-истинного, высшего существа. Все что происходит с нами, предопределено заранее, поэтому мы плывем по реке жизни в заданном направлении, и все наше существование — не более чем иллюзия, выдумка бога. Мы — ничто, бог — все. Ни одно деяние не совершаем мы без его участия. Ему известны все наши мысли и поступки, как прошлые, так и будущие.»
Второй философ утверждал прямо противоположное: «В мире нет никаких богов. Мы появились на свет в процессе длительной эволюции. Мы обрели разум благодаря своему труду и общественной организации. Мы — единственные в мире существа, обладающие разумом, следовательно, мы — самые совершенные творения природы. Мы — хозяева своей судьбы. Никто не может распоряжаться нашими судьбами, кроме нас самих. Мы переделаем мир по своему усмотрению, и никто не сможет помешать нам построить светлое будущее.»
Третий философ заявлял: «Мы не можем постичь, создал нас бог, или же мы появились на свет в результате случайного сочетания биологических молекул. Если всеми нашими мыслями и поступками руководит бог, то откуда в мире появляется зло? Если бога нет, то почему мы становимся свидетелями фактов, которые не может объяснить наука? Можно предположить, что в мире кроме нас существуют и иные формы жизни, недоступные нашему пониманию. Но мы настолько далеки друг от друга, что если наши пути случайно пересекаются, мы не только не можем вступить в контакт, но даже едва ли замечаем чужое присутствие. Лишь по влиянию иных существ на окружающий нас мир мы можем догадаться об их существовании. Но это совершенно не означает, что они — боги, решающие наши судьбы. Они такие же существа, как и мы, но только живущие в параллельном потоке бытия. Мы для них безразличны.»
Четвертый философ возразил: «Если мы интересуемся иными существами, то логично было бы предположить, что и они интересуются нами. А взаимный интерес может привести к возникновению осмысленного контакта. Если два разумных существа хотят найти общий язык, они обязательно его найдут. Вполне возможно, что мы сможем договориться с иными существами, заключить с ними взаимовыгодные договоры и союзы. Конечно, на это может уйти жизнь нескольких поколений, но представьте себе, как много мы сможем получить от этого сотрудничества!» Вот так…
Алиний замолчал.
— И кто же прав в этом споре? — нетерпеливо спросила Комета.
Лекарь улыбнулся:
— Точно такой же вопрос я задал своему старому учителю.
— И что же он ответил?
— Вифнутий сказал, что в это время рядом проходил простой крестьянин и случайно раздавил всех споривших муравьев-философов.
— Забавная притча… — сказала Комета и задумалась.
— Вполне возможно, что это не притча. Вифнутий имел более сильный талант, чем у меня. Он видел и знал больше, чем я.
— Он общался с богами или только с муравьями?
— Не иронизируй, Комета. Вполне возможно, что есть существа, для которых мы — меньше чем муравьи.
— Ты имеешь в виду сказки про Шира-Вада-Дагна? — девушка усмехнулась и привела свой самый главный довод: — Ни в одной из своих жизней я не встречалась с богами.
— Что такое три твоих жизни по сравнению с бесконечным множеством миров? Вполне возможно, что ты еще встретишься с теми, чье существование отрицаешь.
— Возможно… — эти слова навели Комету на мысль о том, что есть один очень простой способ избавиться от возможных мучительных пыток и непременной казни. Смерть. Смерть и последующее возрождение в новом теле. Надо только броситься на первого же вошедшего солдата, завладеть его оружием и обратить его против себя.