Литмир - Электронная Библиотека

Мистер Форс являлся довольно-таки неглупым человеком. Чернокожий журналист любящий свою работу больше жизни и невероятно презирающий саму жизнь, искренне верующий в то что она полна дерьма и несправедливости с которой он как журналист призван бороться, изобличая и выставляя на показ все те нечистоты, которые она пытается скрыть за толстыми стенами казенных учреждений и не менее толстыми кошельками неблагочестивых людей. Он вел весьма закрытый и замкнутый образ жизни, не то чтобы сторонился людей, а скорее тщательно присматривался к каждому прежде, чем впустить его в свою жизнь, оставляя многих топтаться на пороге или вовсе давая прямой и грубый "от ворот поворот". К жизни он относился весьма серьезно. К каждому ее аспекту. Что создавало дополнительные проблемы в общении с людьми, хотя все та же серьезность, на работе создавала ему репутацию весьма пунктуального и ответственного человека, за что его собственно и ценило руководство.

"Будь проще!" – частенько доводилось ему слышать от своих знакомых и коллег по работе. Но это пресловутое "будь проще" он понимал по-своему. В его понимании это звучало как: "расслабь булки Джейк и не мешай жерновам жизни перемолоть тебя в муку и скормить тем, кто их никогда не расслабляет". Эту философию жизнь втирала в него с самого детства через жестокие законы улиц его родного и откровенно криминального Бруклина, через жесткий опыт школьного буллинга, жертвой которого он частенько становился в силу своего мягкого и покладистого характера и через военную службу в рядах “ВМС США”, где он уже усвоив предыдущие уроки категорически отказывался быть мягким и пушистым, частенько вступая через это в стычки с офицерами. Казалось сама жизнь говорила ему: "Не расслабляйся и не доверяй! Нет для тебя надежнее товарища чем ты сам!" И он целиком и полностью отдался этой немудреной философии, не допуская даже тени сомнения в ее праведности. И может быть эта простая до неприличия жизненная философия и придавала ему той бычьей, несокрушимой упертости которой он буквально пробивал себе дорогу в жизнь, и которая после множественных попыток и следовавших за ними отказов помогла ему наконец поступить в колумбийский университет на факультет журналистики, безмерно осчастливив тем самым свою горячо любимую мать.

“Я сильно за тебя переживаю сынок – говорила она ему в его первый день учебы в университете – Ты сильно изменился за последнее время. Из скромного и послушного мальчика ты превратился в настоящего бунтаря. Я понимаю, это всё гормоны и переходный возраст, но всё же я тебя прошу – будь помягче к людям. Я очень боюсь, что мне однажды позвонит окружной шериф и скажет, что на одном из студенческих митингов ты полез на рожон и схватил случайную пулю. У копов ведь это запросто!

Будучи студентом второго курса, он настолько увлекся изучением идей и личности чернокожего правозащитника Малколма Хекса, что они поглотили его без остатка. В те студенческие годы он твердо решил для себя что он должен продолжить ее дело и во что бы то ни стало. Так и случилось.

Расовый вопрос стал самой важной и животрепещущей частью его жизни, и он не мог бы спокойно спать ночами зная, что где-то попирают права чернокожих. Еще две недели назад ему позвонил его давний знакомый Тони, главный редактор ток шоу "Градус" и пригласил на свое шоу в качестве оппонента приглашенному гостю комиссару Эндрю Стивенсону – Главе департамента полиции Нью-Йорка. Форс терпеть не мог полицейских, любого чина и звания, ибо искренне считал, что в любом чернокожем каждый из них видит преступника. Ему и на себе приходилось испытывать мощь их электрошокеров, когда, однажды будучи еще молодым студентом возвращаясь домой его остановила пара полицейских для проверки документов. Он тогда был молод и горяч и конечно начал дерзить офицерам, а когда все же полез в карман за документами получил удар током такой силы, что он моментально свалился на землю содрогаясь в конвульсиях. А когда немного оклемался и попытался встать, второй полицейский приложил его еще раз и все повторилось сначала. Полицейские потом написали в отчете что он слишком резко потянулся к карману что они оценили, как угрозу и их действия впоследствии признали правомерными. Этот момент Джейкоб запомнил на всю жизнь.

– Они обошлись с тобой так просто потому что ты черный. – объясняли ему потом его чернокожие товарищи. – Они черных за людей не считают. Думают если черный идет руки в карманы и не смотрит на них значит он что-то украл, или у него пушка в кармане, и он непременно задумал что-то плохое. А уж если у копов будет информация что черный убил кого-то в твоем районе, то тебя схватят, как живодеры хватают котят в подворотне, просто потому что ты идешь по улице. Все просто. Мы для них не люди, Джейк.

– Чертовы копы, чёрный для вас не человек- выругался он и взмахнул рукой будто пытаясь разогнать облако давних, неприятных воспоминаний.

Кто-то очень сильно и весьма бесцеремонно забарабанил кулаком в дверь и Джейкоб явно недовольный этим, ворча на ходу медленно поплелся к двери. Посмотрев в глазок, он еще больше раздосадовался, потому что увидел на пороге соседа напротив – щуплого на вид, но весьма наглого, безработного чернокожего, который бессовестным прилипалой и нахлебником проживал в квартире своего вечно пропадающего на работе родственника и имел привычку нагло долбить в дверь Форса всегда с единственной целью.

Форс терпеть не мог пересекаться с ним, но тем не менее всегда открывал ему дверь и давал то за чем он пришел, теша себя мыслью о том, что, помогая черным он делает благое.

– Здорово нигер! —услышал Форс едва приоткрыв дверь.

Форсу сильно не нравилось, когда его называли нигером, но будучи выходцем из бруклинского гетто он прекрасно понимал, что в этой среде такое обращение – это что-то вроде нормы поэтому всегда закрывал на это глаза подавляя свое раздражение, всегда, но не в этот раз. В этот раз все случилось совсем по-другому потому что он встал не стой ноги.

– Чего тебе? – раздраженно пробубнил Джейкоб.

– Ты же знаешь какие нынче времена. – сосед умиленно посмотрел на Форса и добавил. – Займи двадцаточку до следующей недели, ей-богу, в этот раз точно отдам.

Форс засунул руку в карман своего махрового халата и нащупав двадцати долларовую купюру, которую на такой случай он всегда имел с собой, просунул ее в щель между косяком и дверью. Заметив, как просияло лицо соседа, при виде банкноты, он как бы случайно разжал средний и указательный пальцы, которыми он ее держал, и купюра, лавируя по воздуху упала на пол.

Как только сосед нагнулся за тем чтобы ее поднять, Форс молниеносным движением руки схватил его двумя пальцами за нос и сильно его сжал.

– Еще раз назовёшь меня нигером, мой черномазый нахлебник, и я в придачу к двадцаточке, дам тебе такого пинка, что ты будешь бежать вприпрыжку до своего родного Бадленда из которого ты сюда переехал по какому-то огромному недоразумению. Ты меня понял?

– Понял. – прогундосил сосед, сжимая в руке купюру тем сильнее чем сильнее Форс сжимал его нос.

– Вот и молодец – констатировал Джейкоб отпуская его налившийся кровью, похожий на спелый баклажан, нос и захлопнул дверь.

День только начался.

Глава 2.

Полуденное солнце в Нью-Йорке жарило так что асфальт становился горячим и мягким словно пластилин, там куда попадали его лучи, и марево, исходящее от него волнообразной призмой, расплывалось повсюду.

– Да, денёк предстоит жаркий во всех отношениях – произнес Джейкоб своим низким, чуть хрипловатым голосом стоя у тротуара собственного дома.

– Такси! – он выбросил вперед руку и попытался остановить проезжающий мимо желтый седан с шашечками на крыше.

Водитель такси смерил Джейкоба равнодушным взглядом и проехал мимо будто, не понимая, чего от него хотят.

– Такси! – снова сделал он выпад в сторону дороги заметив в потоке приближающийся похожий автомобиль за рулем которого сидел чернокожий водитель.

2
{"b":"891208","o":1}