Это невыносимо.

Это что-то запретное.

Во мне тесно и горячо, они оба меня отправили куда-то в пекло. И снова на передышку не осталось ни секунды - они сразу начали двигаться.

Крики в горле бьются, и я ору.

- Любимая, привыкай, что так орать по ночам нельзя, - перед глазами появилось лицо Севастиана, я с трудом фокусируюсь на его ухмылке. Он шепчет: - Будь тише.

С телом что-то дикое творится, они вдвоем во мне двигаются, меня заполняют, растягивают, и указаниям я следовать не могу.

Кричу.

- Рита. Кому сказал? Учись молчать.

На подбородке сжались пальцы Севастиана. Надавили, и я невольно разомкнула губы. Он толкнул мне в рот мои трусики, затыкая меня, поймал мой взгляд.

Боже.

Он неотрывно смотрит, и я тоже не отворачиваюсь, в черных глазах его растворяюсь и с ума схожу, тем быстрее, чем сильнее толчки внутри. Я подчиняюсь неведомому, новому чувству, когда медленно тянусь к Севастиану.

Его лицо приблизилось. Зубами он вытянул трусики и резко поднялся. Рывком стянул с бедер брюки, придвинулся.

- Хочешь меня тоже? - хрипло спросил.

И ответить не дал.

Напряженный член ворвался в рот, заглушив мой крик. И я отключилась от реальности, в один комок нервов превратилась, инстинктов, перенеслась далеко куда-то, в начало времен.

Здесь нет ничего, лишь дикая природа, готовность каждую секунду за свое тело сражаться и раз за разом проигрывать, от одного неверного вздоха, от одного движения, я себе не принадлежу больше.

Я исток.

Я сама жизнь.

Мной начинается и кончается мир.

Эпилог

Рита

- Гриш, захвати еще бутылочку, она на столе стоит! - крикнула сыну.

Он кивнул и скрылся в доме.

Я подняла свой бокал.

Алкоголь мне пока нельзя. Но никто не запрещал налить сок в красивый бокал, в честь праздника. Ледяной, апельсиновый, в такую жару вкусно невыносимо.

С наслаждением сделала несколько глотков и посмотрела на Гелу. Она сидит на травке, на расстеленном розовом покрывале. По нему разбросаны игрушки вперемешку с дольками красного яблока - дочка уверена, что фрукты ей дают поиграть.

Гела сюсюкает:

- Ах, ты моя ягодка, это что ты мне такое дала? Куколку свою?

- Ты же сама видишь, что куколку, - не сдержалась от смешка.

- Занимайся салатом, дорогая, - отмахнулась она от меня и придвинулась к Габи, поправила на ее темных кудряшках шляпку от солнца.

Раньше я думала, что Гела никогда не отлипнет от Гриши. Но когда наша семья начала пополняться девочками, Гела просто сошла с ума. Она вырастила троих сыновей, и теперь целиком сосредоточилась на внучках.

- Когда папа приедет? - Габи ведет куклу по покрывалу, словно та прогуливается. Игра дочке неинтересна, она глаз не сводит с ворот.

- Скоро уже, - посмотрела на часы и поставила бокал. Взялась за нож и застучала им по огурцу.

Салат почти готов, мясо тоже - по саду гуляет такой запах, что желудок урчит, не прекращая. Папа ни разу не отошел от мангала, хочет, чтобы сегодня все было идеально.

Грише исполнилось двенадцать.

И праздновать планируем на всю катушку.

- Сыночек, а бутылочку? - заметила на крыльце Гришу с тарелками. Тот хлопнул себя по лбу и снова скрылся в доме.

Проводила его взглядом.

Сын так вытянулся, что уже почти догнал меня в росте. К следующему дню Рождения уже перегонит. Ему есть в кого, Северские высоченные, и Гриша равняется на них, каждый месяц проверяет, насколько подрос.

Его цель - добраться до Севастиана и его метра восьмидесяти семи.

- Кажется, готово, - папа наклонился над мангалом и с наслаждением втянул носом аромат шашлыка. - Могу, поклясться, пальчики оближете.

- Верим, - с улыбкой выложила огурец в салатницу и покосилась на коляску, когда оттуда раздалось кряхтение. Оно тут же смолкло, но я все равно заглянула.

Крошечка моя. Спит так сладко, что любоваться ей можно бесконечно, этими щечками, этими глазками, носиком-пуговкой. Не ребенок - маленькое чудо, мечта. Знаю, что уже кушать пора и она вот-вот проснется, посмотрит на меня...

И от ее темного внимательного взгляда грудь затопит тепло.

- Над именем-то думаете? - шепнула Гела и наклонилась к коляске с другой стороны. - Ребенку скоро полгода, а вы все тянете.

- Ну уж не полгода, три месяца, - оскорбилась.

- Где три, там и четыре. А там и полгода не за горами. Зачем тянете?

- Мы не тянем, - отодвинула ее от коляски. - Мы выбираем.

Гела хмыкнула - сама видела стопку книг, что громоздится на моей тумбочке, я их каждый вечер просматриваю и во всем сомневаюсь, на свете столько прекрасных имен! С Габи было проще - на ее имени настояла Гела, хотела, чтобы оно начиналось на ту же букву, что и у Гриши. И, конечно, у бабушки.

Мне имя Габриэла понравилось, моим мужчинам тоже - проблемы не было.

А как быть с малышкой?

Самой себе клянусь, что к тринадцатому числу, когда ей исполнится три месяца - самое лучшее в мире имя будет ждать ее.

- Папа приехал! - взвизгнула Габи и подскочила с покрывала. Босиком понеслась по траве к машине.

Сощурилась.

Там Тим и Севастиан, они первые. Арес обещал, что будет к пяти - смотрю на часы.

Ладно, у него есть еще двадцать пять минут.

Едва Тим выбрался из машины - на него с разбегу запрыгнула Габи. Она вертится у него на руках и что-то щебечет, он ее крепко прижимает к себе, а я этой парочкой любуюсь.

- Что думаешь? - рядом негромко спросила Гела.

- Не знаю, - слукавила.

Никто об этом не говорит, никаких анализов и тестов, наши дети - это наши дети. Но, кажется, что младшие Северские сами разобрались и все для себя решили, это странное, но безошибочное чутье.

Габи называет папой только Тима. Гриша - только Севастиана. И никто из нас об этом не просил, никто не подговаривал детей, не делил их - так просто случилось.

И я верю, что это судьба.

- Обалдеть, какой запах, - Тим сбросил обувь прямо у машины и с дочкой на руках босиком двинулся по траве к нам. - Роман, ты - великий кулинар.

- Ерунда, - гордо приосанился папа. Сдернул цветастый фартук и озабоченно оглядел стол. - Где там именинник потерялся с посудой? Григорий!

- Иду! - сын как раз показался с тарелками в распахнутых дверях. Бутылочкой он махнул Севастиану - тот достает из багажника какую-то огромную коробку.

Почти все в сборе.

Смотрю на часы.

- Привет, - губами коснулась щеки Тима и шепотом спросила: - Что купили в подарок?

- Секрет, - он ласково щелкнул меня по носу хитро улыбнулся.

Со мной не советовались потому, что знают - я не удержалась бы и все разболтала Грише. И теперь мне так любопытно, что глаз не свожу с коробки, которую Сева оставил у машины.

Большая.

И, тяжелая, кажется.

- Почему музыки нет? - Севастиан приблизился и сгреб меня в охапку, чмокнул в висок. - Я хочу танцевать.

- Ты ж мой хороший, - хихикнула, прижавшись к нему. - Там что-то с колонками. Я не разбираюсь.

- Сделаем, - он кивнул. - Гриш, пойдем глянем.

Они с сыном двинулись обратно к крыльцу, к аппаратуре, а в воротах, наконец, показалась машина Ареса.

Улыбнулась и пошла навстречу.

С заднего сиденья он достал огромный букет розовых роз и вручил его мне, когда я остановилась рядом.

- Самой красивой мамочке. Не опоздал?

- У тебя еще даже несколько минут осталось, - с удовольствием зарылась носом в нежные лепестки.

- А дочка уже кушала?

- Нет, сейчас проснется.

- Отлично, я сам покормлю, - Арес уставился на коляску. - Слушай, на счет имени...Может, Мирослава? Кратко Мира. Или Слава.

- Почему Мирослава?

- Ну потому что, - он обнял меня за плечи и повел к столу. - Это красиво. И сильно. Светлое имя. Нет? - он сдвинул брови.

- Да, - засмеялась. - Мирослава, - повторила медленно, смакуя. - У малышки тоже спроси, как ей.

- Будет сделано.