– Да с чего Вы взяли, что у меня есть какая-то там сила?

– Ты – прямой потомок Лилит! У тебя априори не может не быть силы… – устало проговорил Инквизитор. Так он себя называл. Лицо его скрывала хламида до пят с глубоким капюшоном.

– Можно подумать, что есть не прямые потомки, – съязвила я.

– Нам нужна твоя сила, смирись. После ритуала мы отпустим тебя.

Что-то мне слабо верилось в альтруизм этих чокнутых фанатиков, ищущих какую-то мифическую силу. Не отпустят они меня. Да и их переглядывания при словах о ритуале не обещают мне выживания в процессе отъема силы.

Что же делать? Если я действительно обладаю этой силой, то почему я о ней ничего не знаю? Почему я ее не чувствую? И где она сейчас, когда так нужна мне?!!

Я с ненавистью посмотрела на этого ряженого придурка, Инквизитора. Несколько его подручных вцепились в мои руки и плечи, пытаясь поставить на колени перед своим начальством. Ну уж дудки! Попробовала вывернуться, но мне это ожидаемо не удалось. Зря я не пошла на курсы самообороны. Может быть и пригодились бы навыки… Эх, попробую заговорить им зубы, потянуть время. Может быть хоть кто-то услышит нас и вызовет полицию…

– Оставьте меня в покое, – вспыхнула я. Причем, вспыхнула я в прямом смысле слова. Не фигурально. Неужели?..

Пламя охватило этих горе-Охотников. С воплями «Ведьма! Огненная ведьма!» они начали беспорядочно метаться, размахивая руками. Если они хотели погасить пламя, то они очень сильно ошибались. Эффект был диаметрально противоположным. Огонь устроил пиршество. Сбить его теперь могла лишь вода. Видимо, столь очевидная мысль пришла и в головы этих смертников. Очередной вопль «Воды!» сотряс окружающее пространство.

На их беду водоемов рядом не было. Совсем. Вода была только в мелких лужах, оставшихся после дождя, прошедшего сегодня утром. Именно в них и начали кататься Охотники, пытаясь сбить с себя пламя.

Инквизитор наблюдал за этим с ленивым любопытством. К сожалению, на него огонь не попал. Осторожный, гад! Продолжая рассматривать «купание» своих подчиненных, он процедил сквозь зубы:

– Какая еще сила, говоришь? Вот и ответ на твой вопрос, потомок Лилит. Сила пробудилась. Теперь забрать ее будет гораздо сложнее…

А я в этот момент желала лишь одного: исчезнуть из поля зрения этих фанатиков, мечтала просто испариться… И сила меня услышала, откликнулась, сделав невидимой в тот момент, когда Инквизитор отвел от меня глаза на мгновение, отвлекшись на одного из охотников, слишком близко подкатившегося к его ногам. Спустя короткий миг раздался рёв:

– Куда ты спряталась, правнучка Лилит? Покажись немедленно, а то хуже будет!

Я что, так похожа на больную во всю голову? Так я и послушалась. Вопрос в том, как мне уйти незаметно. «Сила, миленькая, – взмолилась я к той, что спасала меня, – помоги!» И она откликнулась. Я вдруг поняла, что и как мне нужно делать. Через минуту меня уже не было на пустыре за городской свалкой. Там продолжали барахтаться в лужах так называемые Охотники, и оглядываться, шаря руками в пространстве, их предводитель – Инквизитор.

– Все равно твоя сила будет моей! Смирись! – слышала я уже прилично удалившись от них.

Я всегда знала, что у меня нет родных. Если верить записке, что нашли в ворохе тряпья в корзине со мной, родители мои погибли спустя несколько месяцев после моего рождения. Родилась я ровно в полночь в новогоднюю ночь, одновременно с новым столетием. Как шутили наши воспитатели в приюте, я – ровесница века вплоть до секунды. Так как вместо простой даты рождения были указаны число, месяц, год и точное время рождения – 0:00:00 1 января 2301 года. И имя Лили. Фамилия не значилась. Так что при всем своем желании, я не имела возможности найти своих родных, даже самых дальних. Все эти мысли я оставила очень давно, еще в очень нежном возрасте, как только смогла понимать окружающий мир. И с тех пор эту тему я не поднимала никогда. Фамилию мне дали по названию приюта. Приют носил имя святого Бенедикта. Вот так и стала я Лили Бенедикта, сирота и воспитанница приюта.

Так и прожила я всю свою жизнь, до самого своего совершеннолетия. Через несколько дней наступит Новый год. И я стану совершеннолетней. С этого дня у меня будет ровно месяц для поиска нового места работы и места дальнейшего проживания.

Но после праздников будут долгие гуляния, большинство магазинов и предприятий будут закрыты. Так что нельзя терять время зря. И лучше заранее побеспокоиться о своем будущем. Хотя директор и сказал, что в случае необходимости позволит мне проживание под крышей приюта еще на несколько дней. Но не более двух недель. Я не сомневалась в его словах, но все же решила не злоупотреблять хорошим отношением руководства приюта и постараться найти работу до наступления новогодних каникул.

– Лили, ты уже готова к прогулке? – спросил меня мой единственный друг из внешнего мира.

– Да, Анри, я готова. Но ты же помнишь, что для меня это не просто прогулка по улицам города, ты обещал мне показать возможные места для поиска работы, – ответила я ему.

– Ты по-прежнему не доверяешь мне полностью? – покачал Анри головой, сокрушаясь от моих слов. – Вроде бы за эти годы нашего знакомства, я смел надеяться, что стал тебе другом. А ты каждый раз уточняешь мои планы в отношении себя…

– Не обижайся, но ты же сам понимаешь, что из-за событий последних недель не одна я нервничаю и сомневаюсь во всем. Никто не знает, кто стоит за этими зверствами. И сколько всего жертв у этого маньяка, возможно, не всех еще обнаружили. – Меня даже передернуло от ужаса и омерзения при одном воспоминании о том дне, когда я наткнулась на искореженное тело бедной девушки, недавней выпускницы нашего приюта, принесенной в жертву. Анри заметил мое непроизвольное движение, приобнял, дружески утешая.

– Лили, успокойся, не надо вспоминать весь тот ужас! Все это позади, – шептал он, поглаживая мое плечо. Постепенно я оттаяла, и, подхватив небольшую сумочку, пошла к дверям. – Лили, а про зонт ты не забыла? – напомнил мне друг.

В последние годы на новый год частенько шел дождь. А я в очередной раз не проверила прогноз на сегодня. Забыла напрочь. Хорошо еще зарядила свой браслет, вспомнила вечером.

Кивнула Анри, соглашаясь с ним, подождала, пока он возьмет зонт с собой, и решительно открыла дверь.

Наш путь лежал на улицы ремесленников. Все заводы и фабрики уже давно были роботизированы и управлялись небольшим коллективом инженерных работников. Для того, чтобы устроиться на такое место нужно было учиться несколько лет в академии магии и технологии. Раньше было проще найти работу. Всего каких-то триста лет назад любой мог найти себе работу, мог учиться не только в школе, но и получить профессию. Но не сейчас. Сейчас ты можешь попасть на обучение в академии только если у тебя есть сила в крови или очень тугой кошелек родственников, который они готовы открыть для тебя.

Временами я даже сожалею, что родилась не в то время. Сирота из приюта на такое везение рассчитывать не может. В лучшем случае мне может повезти стать ученицей белошвейки в ателье.

В последние несколько десятилетий огромным спросом стали пользоваться швейные изделия и обувь индивидуального пошива. Вот только многие мастера не берут учеников со стороны. Я многому научилась у нашей приютской швеи. Она когда-то была одной из лучших в своем деле, но болезнь рук быстро списала ее в тираж. И она нашла работу в нашем доме воспитания сирот, да и то, только благодаря хорошему знакомству с его директором. Она работала медленно, большая часть одежды и белья у нас была фабричного производства. Швея же шила для нас праздничные наряды. Для каждого индивидуально. И обучала всех желающих основам своего мастерства.

Я была ее самой старательной ученицей, я даже вышивать научилась. Я умею конструировать выкройки, давно забытое искусство. В наши дни пользуются в основном галографическими измерителями, которые обрабатывают полученные данные и выдают уже готовую выкройку. Но истинные мастера пошива, не ремесленники, строят выкройки самостоятельно. С собой у меня были бумаги с рекомендациями моей учительницы и нескольких клиенток, для которых мне посчастливилось шить. Чаще это было просто украшение вышивкой. Ведь моя наставница не могла выполнять такую кропотливую работу, слишком сложно было ей долгое время удерживать иглу в своих скрюченных болезнью пальцах.