– О'кей, – продолжал Макс. – Почему мы считаем, что они попытаются захватить заложников и потребовать выкуп? Почему не разнести Уинфилд бомбой и не объявить это большой победой?

– Еще один хороший вопрос. Ответ: такие блестящие возможности представляются не каждый день. Мы должны допустить, оставив в стороне политику, что даже обычная жадность может заставить уголовников напасть и захватить заложников с целью получения выкупа.

В дальнем конце комнаты медленно открылась дверь, на пороге появилась маленькая Пандора Фулмер и грозно взглянула на сидящих.

– Мне не хотелось бы вас прерывать. Продолжайте, – сказала она. – Полковник Френч, можно вас на минутку?

Нед медленно поднялся.

– Конечно, миссис Фулмер. – Его взгляд задержался на Шамуне. – Объясни им оба сценария: с воздуха и пеший. Я скоро вернусь.

Он вышел из комнаты следом за Пандорой Фулмер и закрыл дверь.

– Долго ли еще вы пробудете в комнате? – сразу начала она тихо.

– Еще час, а может, меньше. Она нужна?

– Да.

Сейчас ее маленький рост был особенно заметен: даже на каблуках она едва доставала до плеча Неда. Ее обтягивала бежевая юбка с разрезом сбоку, на ней был яркий оранжевый свитер, а длинную тонкую шею обвивал лимонного цвета шарф.

– Извините, миссис Фулмер, мы можем провести это совещание еще где-нибудь. В подвале? Или в одном из гаражей?

Она моргнула.

– Не дерзите мне, полковник. Вы здесь только потому, что мистер Коннел до смерти перепугал посла, и он поддался всеобщей истерии.

– Не думаю, что это истерия, миссис...

– Называйте это как хотите, полковник, но усвойте одно. Этот прием не должен быть омрачен появлением солдат в форме. Мы хотим свободно и открыто заявить о наших демократических институтах, отдав дань таланту и мудрости нашего президента.

Ее маленькие, ярко-синего цвета глаза сверкали. Сейчас, когда она злилась, они приобрели жесткое выражение и позеленели.

Заметив, что ее дыхание участилось, Нед подумал: сознательно она это делает, или не может с собой справиться? А вслух сказал:

– Пожалуйста, успокойтесь, миссис Фулмер. Я хочу только одного – чтобы ваш прием имел полный успех.

– Да? Я так не думаю.

В ее голосе послышались угрожающие нотки, будто зашипела змея.

– А что вы думаете, миссис Фулмер?

– К вчерашнему дню триста десять приглашенных сообщили, что придут. Хотя обычно на RSVP положительно отвечает больше людей. Вчера к вечеру мы начали получать отказы. А сегодня утром число обещавших прийти сократилось уже до двухсот семидесяти. Тот, кто играет со мной, полковник, решил принизить значение моего приема настолько, чтобы для него не нужны были ни особые усилия, ни охраны. Полковник, кто бы ни был этот человек, он мой враг. Вообще-то у меня есть соображения по поводу того, кто он. Если только они подтвердятся, он узнает, каким врагом могу быть я.

Нед печально покачал головой.

– Трудно поверить, что кто-нибудь может быть вашим врагом, миссис Фулмер. Скажите, правильно ли я понял то, что вы сказали о талантах и мудрости нашего президента?

Мутно-зеленые глаза Пандоры впились в лицо Неда.

– У каждого приема должен быть какой-то резон.

– А что, Четвертое июля – недостаточный резон?

– Недостаточно драматический. Мне пришлют материалы из США: памфлеты, видеокассеты.

Они помолчали.

– Видеокассеты? На приеме будут телемониторы?

– Это что, имеет какое-нибудь отношение к безопасности, полковник?

– Постольку, поскольку мы должны знать о всех ваших планах, чтобы избежать неожиданных сюрпризов.

Пандора сделала один из своих «кукольных» жестов – отточенный и изящный, – и сказала:

– Уверена, вы знаете о том, что было сделано несколько видеозаписей, на которых президент излагает свою позицию по разным вопросам. Их показывали по телевидению США.

– Позиция? – уточнил Нед. – По поводу интервенции в Латинской Америке? По ядерному разоружению? Такие темы, да?

– Я полагаю, да, – ответила она с оттенком элегантной беспечности, словно темы видеозаписей не имели значения.

– Вы не знаете, кто-нибудь еще делал такие записи?

– Не поняла.

– Конгресс? Сенат? Любая другая ветвь власти, кроме исполнительной?

– Полковник Френч, понятия не имею. Разве это необходимо знать?

– Я думаю, какое влияние это окажет на прессу, миссис Фулмер. Будет действительно много журналистов, знающих, что прием Четвертого июля подобен десяткам других, проводимых посольствами и консульствами во всем мире. Для мира наши посольства представляют всю страну, а не только одну из ветвей власти.

– Вы, конечно, понимаете, что решать здесь не вам, полковник?

– Вы абсолютно правы. Это задача политической секции и, разумеется, посла и советника-посланника. – Он посмотрел на нее, размышляя. – Мистер Коннел, естественно, знает об этом.

В наступившем молчании Нед взглянул в красивое лицо Пандоры и заметил, что оно изменилось. Трудно было поверить, что в этом маленьком личике что-то могло измениться, но это было так. Стиснутая челюсть напоминала затвердевший бетон. По каким-то причинам – у Неда не было времени вникать в них – он оказался в начале черного списка Пандоры. Его обвиняли в том, чем на самом деле занималась Компания, – в отваживании гостей. А теперь ему придется ответить и за свои слова о том, что НЕЛЬЗЯ политизировать День независимости. Ее маленький очаровательный подбородок стал твердым, как сталь, а взгляд мутно-зеленых глаз – жестким, как обсидиан[47] .

– Не имею ни малейшего представления, – заговорила она, – знает об этом Ройс или нет. Но если он об этом узнает, я пойму, кто ему сказал. Не так ли?

Когда доктор Хаккад проснулся после ночного загула, у него уже не было того элегантного, лощеного вида, с каким он предстал перед гостями. У этого рыхлого и угнетенного более, чем обычно, своими мыслями человека всклокоченные волосы торчали в разные стороны, а глаза глубоко запали. Доктор никак не мог прийти в себя, пока не выпил несколько чашек крепкого кофе, сваренного Лейлой на кухне в его квартире в доме номер 12.