Зазвонил городской телефон, но мужчина даже бровью не повел. Кончиком карандаша он отмечал пометки на блокноте. Наконец он снял трубку.

– Да?

– Он сбежал.

Выпученные глаза еще больше выкатились.

– Кто?

– Немец.

– Идиот! Как это ему удалось?

– Нигде не можем его найти. Могу поклясться, что он был м...

– Хватит. Найти его.

Мужчина бросил трубку и гневно выдохнул воздух. Неужели на свете нет больше настоящих профессионалов?

Он потратил столько времени и денег – правда, не своих, – собирая лучших боевиков в разных странах. Они повиновались ему как автоматы. Он выбил из них дух творчества. Ему приходилось думать обо всем за них. Так было лучше. Его успех объясняли безжалостностью, какими-то внутренними контактами или тайной политической поддержкой. Все было так.

Он создал свою собственную разведывательную сеть из тех, кто обслуживал вечера и приемы. Они поставляли поразительный объем информации. Его всегда удивляла беспечность людей, говорящих в присутствии прислуги: им и в голову не приходило, что подслушанная информация может быть продана. Официанты, шоферы, горничные, бармены, уборщики, камердинеры, секретари – никто из них не зарабатывал столько, чтобы позволить себе воротить нос от дополнительных денег.

То, что он был первым, имело еще одно преимущество. Сеть его информаторов часто собирала материал, который не давал никакого навара, но был полезен Биллу. Неважно, часть ли того, что в насмешку называли правоохранительными органами, или вся полиция полностью полагалась на покупную информацию, получаемую обычно от стукачей, которых британцы именуют «grasses», он сотрудничал со всеми, включая секретные службы. Как один из наиболее надежных поставщиков информации в Лондоне, он мог рассчитывать, что его защитят и от тех, кто зарабатывал на жизнь, мешая жить преступникам.

Такие возможности, как завтрашний прием в Уинфилд-Хаузе, выпадали редко. Напротив, сборища вроде вчерашнего в Бибе могли предложить сходные возможности, но почти без шансов на успех. Новые студии находились на переполненных улицах, часто запруженных транспортом, тогда как Уинфилд-Хауз с его обширным подвалом, словно специально предназначенным для заложников, стоял в парковой зоне, откуда было легко смыться на вертолете.

Конечно, и удача играет большую роль. Он холодно усмехнулся, подумав о том, каким подарком судьбы было то, что прямо к нему в руки попали невежественные арабские гуси, которые отвлекут внимание полиции и тем самым обеспечат его успех. Когда он впервые услышал о финансируемой Хаккадом операции, он позаботился о том, чтобы его пригласили в дом доктора, поскольку хотел выведать, действительно ли эти любители-мусульмане замышляли нечто, намного превосходящее их возможности.

Не было надежды на то, что их предприятие увенчается успехом. Он думал так, пока на вечере у Хаккада не увидел немца по имени Берт. Досье на таких парней обычно бывает толщиной с хороший телефонный справочник, а он имел доступ к множеству досье. Берта, политического террориста, надо было устранить. С самого детства Берт действовал по чисто идеологическим мотивам, а поэтому им нельзя было манипулировать так, как павлином вроде Хефте. Но вместо того, чтобы преспокойно сдохнуть, он теперь исчез. Его надо было убить должным образом, а не подвергать его этой фантастической «смерти от тысячи порезов». Нечто простое и несомненное, как пригоршня слизняков.

Снова зазвонил городской телефон. Он так напряженно обдумывал ситуацию, что продолжал размышлять о ней, даже взяв трубку. Наконец он понял, что его о чем-то спрашивают; он услышал возбужденный женский голос.

– Это мистер Фаунс?

– А, миссис Фулмер. Какой приятный сюрприз! У вас все в порядке?

– Все как раз не в порядке. – На другом конце провода молчали. Видимо, она закрыла трубку рукой, чтобы поговорить с кем-то еще. – Все просто из рук вон плохо, мистер Фаунс. От меня требуют, чтобы... но это невозможно!

– Алло! Миссис Фулмер!

– Это совершенно немыслимо! Так грубо, по-армейски! Полный идиотизм! Это солдаты, понимаете, а не поставщики. И предполагают, что я приму их как опытных поваров, официантов и даже музыкантов? Это абсолютно немыслимо!

Видимо, она обращалась к кому-то еще, а не к нему. Но пучеглазый сидел, уставившись на пустую стену из стеклянных кирпичей, и думал: «Не может быть!»

Не может быть, чтобы один из этих американцев – скорее всего, полковник Френч, – обыграл его, пронюхав о том, что он решил подменить официантов боевиками. Черт, вот ведь неудача! Но пока еще можно хоть что-то поправить.

– Миссис Фулмер, – сказал он. – Послушайте...

– Что? Говорите громче, мистер Фаунс.

– Послушайте, мадам. У меня есть одна идея.

За окнами большой комнаты, где Пандора Фулмер наблюдала за тем, как приводят в исполнение ее планы, связанные с воскресным приемом, пошел дождь. Трое мужчин сидели за столом и смотрели в окно: Ортега, обычно руководивший безопасностью Уинфилда, и два офицера разведки – Шамун и Френч. Они словно тайком сговорились смотреть на дождь, а не слушать разговор миссис Фулмер с фирмой, согласившейся обслуживать прием.

Шамун почувствовал беспокойство за Неда Френча. Он появился в Уинфилде совершенно разбитым и замкнулся, не желая говорить о своем состоянии. Еще одна утренняя перепалка между Недом и Лаверн, решил Шамун, без кровопролития, конечно, но с проникающим ранением души.

Нед замкнулся еще больше после того, как миссис Фулмер, пытаясь выяснить, кто будет обслуживать прием, выказала неожиданное раздражение. Хотя Нед подробно объяснил ей, что персонал из квартирмейстерской службы сухопутных войск имеет отличную квалификацию и большой опыт, Пандора не желала расторгать свою договоренность с фирмой «Ходгкинс и дочь».

– Вы понимаете значение слова «контракт», полковник Френч? – почти орала она на него. – Я подписала контракт с фирмой. Это документ. Я понимаю, что объяснять армейскому офицеру, привыкшему к тому, что Пентагон сыплет деньгами, с каким уважением следует относиться ко всякому контракту, еще труднее, чем разговаривать с глухим. Но в порядочном обществе, полковник Френч, доверяют контрактам. Мы требуем, чтобы фирма следовала своим обязательствам, а сами полагаем выполнять свои.