– Твою ж мать!

Бабка таращилась прямо на меня, уткнувшись носом в стекло, а он длинный и от этого загибается вниз. Глаза большие, лицо худощавое, и не то чтобы сильно морщинистое, но все равно бабка. Натуральная, в платке и каком-то обтрепанном пальто.

От неожиданности сердце у меня позорно затрепыхалось, я быстро задышал, выпрямляясь и вытирая лоб.

– Бабуля, ты чего тут? – кое-как осадив нервы спросил я, все еще не решаясь ни опустить стекло, ни, тем более, открыть дверь.

Факт того, что возле машины стоит старуха, ночью и посреди леса, энтузиазма не добавлял, а в памяти совсем не кстати вплыла песня рок-группы про охотника. И, вроде, бабка на охотника не сильно похожа, но все-таки.

Бабка что-то промямлила, я, естественно, ничего не понял, развел руками, мол, не слышу. Открывать окно перед ней все еще не хотелось. Она снова что-то пролепетала губами и стала показывать, чтобы опустил стекло. Теперь отказываться стало уже некрасиво.

Пришлось выгнать мракобесную дурь из головы, хотя выгонялась она с трудом, и все же опустить стекло. Правда приоткрыл я его всего сантиметров на пять, чтоб было слышно.

– Ночи доброй, – поприветствовал я нарочно бодро. – Чего-то хотели?

Бабка закивала.

– Хотела, милок, хотела, – ответила она скрипучим голосом. – Мне до дома донести. Тяжко, набрала много, вот иду, все не дойду.

Она посмотрела себе под ноги, я тоже чуть приподнялся выглядывая через окно в попытке разглядеть, что там внизу. У ног бабули корзинка с грибами. Точнее, даже не корзинка, а корзина с большой буквы «К» – огромная и с горкой набитая подберезовиками, подосиновиками и другими грибами первой категории.

Мой суеверный ужас перед неизвестностью ночного леса как-то сразу померк перед этой героической бабулькой, я присвистнул и открыл дверь машины.

– Ого. Это где столько набрали? – поинтересовался я, вылезая из машины, и ухватился за ручку корзинки, пробуя вес.

На вид килограмма четыре, удивительно, как такая тщедушная бабулька тащит ее в одиночку.

– Да вон, дождик был накануне, – стала рассказывать бабка, – пошла собирать, да набрала дюже много. Я одна живу. В деревне всего домов жилых – мой, да Николаича. Остальные жильцы по городам поразъехались. Подсобишь? Я ужо тащу, сил нет.

– А Николаич это кто? – спросил я.

Бабка отмахнулась и ответила:

– Та… сторож местный. Пропоица. Ему сторожить, а он лыка не вяжет. Хотя, чего у нас там сторожить? Пять домов, да сады с огородами. Только они все бурьяном поросли, кроты все порыли.

Бабкина речь меня разжалобила. Настолько, что за свой животный страх перед ночным лесом стало стыдно. Особенно глядя на одинокую старушку, которая ночью отважно бродит по лесу. Если она не струхнула, то чем я не герой? На дерево уже влезал, пора переходить на новый уровень. Да и теперь отказать в помощи как-то некрасиво.

– Давайте помогу, – пердложил я, продолжая держать увесистую корзинку. – Только машина сломалась. Далеко до деревни?

По весу корзинка такая, будто в ней не только грибы, но и штук пять кирпичей. Может так и есть, вдруг бабуля потихоньку с какой-нибудь стройки себе материал таскает, печку перекладывает или сарай какой ремонтирует.

От известия о том, что не придется переть эту кошелку самой, морщинистые губы бабки растянулись в улыбке, обнажая на удивлени белые зубы, очень напоминающие протезы. Бабулька даже как-то выше стала и приосанилась.

– До деревни-то? – торопливо переспросила она, будто побоялась, что сейчас передумаю, – пешком пару верст всего. Эт если через лес напрямую. Ты молодой, сильный, быстро дойдем.

Я прикинул, пара верст – это чуть больше двух километров. Значит до деревни действительно близко, и моя тачка отвалилась на самом подъезде. Это называется – везение сотого уровня. В кавычках.

Но все же уточнил:

– А по дороге если? Ну, то есть если бы я на машине ехал?

– На машине-то?

– Угу.

– Так она объездом идет, – стала пояснять бабка, показывая куда-то в темноту, где теряется дорога. – Вокруг Ганопатьской чащи. Верст десять. Они когда дорогу стелили, хотели прям через нее, чтоб оно быстрее. Да не вышло.

Я перехватил ручку корзины поудобнее – видимо, ею пользуются часто и место, где ладонь соприкасается с прутьями отполировалось до гладкости.

– Показывай, бабуля, куда идти.

Старушка заохала, заторопилась.

– Ой, милый, сюда, сюда… – всплескивая руками, проговорила она и заспешила через дорогу к обочине. – Обережней тут, здесь канава, прыгнуть надо…

То, как будет прыгать через кювет бабуля, которой на вид под семьдесят лет, я представлял слабо. Хотел предложить поискать какое-нибудь бревно или мостик, но решил, что она тут не первый раз, наверняка все мосты и бревна знает наперечет.

Потом оглянулся на свою одинокую «калину», которая с погашенными фарами в свете одних лишь звезд, больше похода на холмик, чем на машину. Дорога пустынная, да и вряд ли кому-то будет интересна моя тачка. И все же как-то не по себе оставлять ее здесь. Но делать нечего – уже вызвался помочь. Тимуровец хренов.

Проверив двери, я нажал на брелок ключей, машина пикнула, сообщая, что надежно заперта, и никто не посмеет нарушить целостность ее защиты. Я только хмыкнул – бывают такие умельцы, что без ножа консервы открывают. А тут всего лишь машина.

Я вздохнул – ладно, согласился, значит согласился.

К моменту, когда спустился к канаве, в которой отражаются мелкие звезды, делая её похожей на уменьшенную версию реки Стикс, бабка уже ждала меня на той стороне. Как она перебралась через два метра воды, и при этом, кажется, даже не замочила ботинок – осталось для меня загадкой.

– Давай, милый, – скрипучим голосом подбодрила меня она. – Коли я перелезла, ты-то, молодой, враз смогешь.

Её энтузиазм бодрил не очень, особенно когда посмотрел ей за спину, где чернеет стена леса. Сразу стало не комфортно, а неприятные ощущения, какие бывают только от взгляда в темноту, разом напомнили о себе. Меня несло посреди ночи помогать какой-то бабке и тащить её грибы через лес. Куда разумнее было бы запереться в машине. Но, с другой стороны, бабуля знает местность и до деревни по её словам близко. А значит там я могу найти помощь гораздо быстрее, чем ждать попутку в этой заднице мира в понедельник ночью.

Сноровки в перелезании канав у бабки оказалось гораздо больше, чем у меня, потому что я, даже разбежавшись, умудрился недопрыгнуть и соскользнуть левой ногой. Холодная вода быстро наполнила ботинок, я выругался, чувствуя, как мерзко и противно в нем стало.

– Бляха…

– Ничо-ничо, – торопливо успокоила бабка. – Ну замочился трохе, ничо страшного. Высохнет. Это ж вода всего.

Я промолчал. Вода или нет, но идти с мокрым башмаком и носком не ей, а мне. Грибы каким-то чудом умудрился не растерять. Они в корзинке даже с мест не сдвинулись.Слиплись, наверное.

Бабка жестом позвала следовать за ней, я повиновался, таща злосчастную корзинку. Когда вошли в лес, новая волна жути накатилась даже сильнее, чем в предыдущие разы, а я засомневался собственной адекватности. Не помню, чтобы раньше я источал такой альтруизм, чтобы покидать безопасные места. Пусть и условно безопасные.

Тем не менее, я уже во всю иду по ночным зарослям, что само по себе испытание. Темнота вокруг такая, что постоянно спотыкаюсь и цепляюсь за ветки – не видно ничего. Бабка же движется по какому-то лишь ей известному направлению, ровно и уверенно. По всей видимости, часто здесь ходит, если может ориентироваться даже без света.

Но меня это успокаивает не сильно, я нервничаю, мышцы в теле от тревоги напрягаются, готовясь к тому, что придется отбиваться. Хотя с моими мускулами самым верным решением при выборе бить или бежать будет второе.

Под ногами то хрустит, то чавкает, наверное, где-то рядом болотце. И было бы неплохо обойти его стороной. Не хватало еще с этой бабкой застрять в трясине.