Настало время Чурбанова выйти на авансцену и продолжить этот длинный список:

– Колбаса копченая, сыр, масло, молоко сгущенное, каши быстрого приготовления, не требующие термообработки, тушенка, фрукты, сахар, чай, кофе. Это все разрешено. Дальше пишите запрещенные продукты, о передаче которых мы договоримся с опером: колбаса вареная, творог, сметана, молоко. На первое время хватит, а потом будем вместе писать список и распределять расходы на четверых.

Гриша добавил в список еще ручки с тетрадками, чтобы вести дневник и писать письма и ходатайства, а также Уголовный и Уголовно-процессуальный кодексы для изучения своих прав и обязанностей. Внутренний голос подсказывал ему, что эти книжки ему еще пригодятся, и не раз.

После составления списков компания разделилась на группы по интересам. Валера с Сашей сели на кровать и стали болтать, а Гришу Иваныч пригласил поиграть в нарды за дубком. Постоянно работающий в камере телевизор был единственным источником точного времени, поэтому сразу после пятичасовых новостей на канале «Звезда» Степанов напомнил всем, что скоро будет проверка и как по этому поводу надо себя вести:

– Выходим из камеры и строимся в линию по правой стене. Я как главный в камере выхожу последним, потому что, если вдруг проверяющий захочет провести шмон, я единственный из вас, кто может при этом присутствовать внутри и следить, чтобы нам ничего не подбросили. Или, если найдут что-то для нас ценное и запрещенное, попробовать договориться, чтобы не изымали. Для этих целей у нас есть на киви-кошельке зарезервированная сумма денег, которую мы используем для взяток и решения форс-мажорных обстоятельств. На проверке стоим тихо, не дергаемся, не шутим, отвечаем, только когда обращаются. Дежурный будет называть наши фамилии, в ответ называем имя-отчество и статью. На проверке можно передать заявления, например, с просьбой про прием у врача или о переводе в другую камеру, ходатайства следователю или руководителю изолятора, просьбы. После окончания проверки все в том же порядке заходят обратно в камеру. Тот, кто после проверки не зашел в хату и остался стоять на продоле по каким-то своим соображениям, признается всеми ломовым, то есть тем, кто ломанулся – ушел из хаты по своей воле. Ломовые – это слабые духом люди, которые не выдержали своих сокамерников, совместный быт и тяготы проживания. Их обычно уже не принимают в других людских44хатах, и для них одна дорога – в камеру для ломовых или обиженных. Поэтому не задерживаемся на продоле и быстренько заходим обратно.

В коридоре громко гремели дверьми, лязгали замки. Около шести часов проверка дошла до хаты два-восемь-восемь. Все прошло в точности так, как рассказывал Иваныч. Майор ФСИН вежливо со всеми поздоровался, поинтересовался у новеньких, нет ли у них претензий или жалоб на условия содержания. Получив отрицательный ответ, сказал:

– Добро пожаловать в Бутырку! – и захлопнул за всеми дверь.

Посмотрев вечерние новости по пятому каналу, Иваныч подошел к тормозам45 и стал внимательно прислушиваться к внешним звукам. Через пару минут он дал отмашку Валере, который залез в холодильник, проворно оторвал заднюю панель и достал заветный сверток. Запрыгнув на свою кровать, он спрятался как можно глубже, чтобы его не было видно в глазок камеры, и извлек из свертка маленький черный кнопочный телефон. Из внутренностей своего матраса через специально сделанное отверстие он достал еще один маленький сверточек, в котором находилась сим-карта. Собрав все воедино, он включил телефон. Проверив входящие СМС, баланс счета и уровень зарядки, подозвал к себе Ткаченко. Сашка молниеносно запрыгнул вглубь Валериной шконки и скрылся там с телефоном. Чурбанов подошел к лежащему на своей пальме46 Грише и тихо, почти шепотом, объяснил суть происходящего.

– Иваныч сейчас на тормозах – слушает эфир. Все, кто не говорит по тээрке, следят за его жестами. Если он почувствует, что к нашей двери подходят, то подаст сигнал, и мне как ответственному за запрет, надо будет быстро спрятать телефон в курок47. Поэтому, когда сам будешь разговаривать, будь готов в любой момент прервать связь и выключить тээр. Потом, как освоитесь, привыкнете и сможете отчетливо различать внешние звуки, тоже встанете на тормоза. Мы установили лимит в сорок минут на человека, чтобы до отбоя все успели поговорить. Общаться по телефону надо очень тихо, шепотом, чтобы никто не слышал. Когда наберешь номер родных, попроси, чтобы тебе перезвонили обратно, дабы не тратить наши деньги.

Саша разговаривал около часа. Его, конечно же, никто не прерывал, входя в его положение. До Гриши доносились обрывки фраз, по которым стало понятно, что Сашина жена находится в шоке и постоянно плачет. Ткаченко с трудом удалось донести до нее, что ему нужна одежда и продукты и что в пять утра понедельника ей надо будет приехать к Бутырке, занять очередь и сделать ему передачу. Он вылез из так называемой переговорной с влажными глазами и красным лицом – последние пять минут разговаривал с детьми, объясняя им, что папа уехал в срочную командировку и скоро вернется с подарками.

Настала очередь Гриши, и он поспешно занял нагретое Сашей место. Набрал несложный номер Ларисы и довольно быстро услышал ее голос на другом конце.

– Ларисочка, привет! Это я. Я уже в камере, в СИЗО № 2 «Бутырка». Это мой номер телефона, запиши его.

– Давай я тебе перезвоню, чтобы ты деньги не тратил! – прервала его жена.

– Да, отлично, жду звонка. – Гриша нажал на отбой. Долго ждать не пришлось – секунд через десять телефон завибрировал на беззвучном режиме, и Тополев снова услышал голос любимой. – Привет еще раз, родная! Как ты там?

– Привет, Гришенька, привет, родненький! У нас все хорошо. Твои друзья, Антон с Сергеем, обещали выплачивать мне твою зарплату, пока ты сидишь. И адвокату заплатить тоже обещали. Главное, чтобы ты держался своих изначальных показаний. Они поэтому и отказались от Ильи – адвоката, который тебе понравился, и наняли этого Романа Шахманова. Он, кстати, к тебе придет на следующей неделе и все расскажет подробно. У ребят есть стратегия борьбы. Роман сказал, что будет добиваться полного оправдания и на следующем судебном заседании в декабре вытащит тебя под домашний арест. Главное, чтобы ты без него никому никаких показаний не давал.

– А чем вам Илья-то по душе не пришелся? – возмущенно переспросил Гриша. – Слишком рьяно мои интересы отстаивал? Испугались, что он меня вытащит, а их сюда засунет?

– Я не знаю. Меня не было ни на встрече с Ильей, ни на встрече с Романом. Вещи перевозили вместе с сестрой и зятем. Ты же просил все вывезти перед обыском…

– Как, кстати, прошел обыск? – перевел тему разговора Гриша.

– Приехали трое в штатском, привели двух понятых – соседей. Зашли в квартиру, а там кроме мебели ничего нет. Они пошарили по шкафам, тумбочкам, вышли даже на балкон – ничего нет: даже столовые приборы – и те я увезла. Они позвонили кому-то по телефону, долго ругались, что зазря приехали, что вообще ничего не нашли, потом попросили меня дать им хотя бы свидетельство о браке и договор аренды квартиры. Мы вместе сходили в магазин и там сняли копии с этих документов, потом они уехали. Пытались меня о чем-то расспрашивать, я ответила, что мы с тобой знакомы всего полгода, а женаты и того меньше, поэтому я ничего не знаю, в твои дела никогда не лезла, друзей твоих никогда не видела. Подсовывали мне какую-то бумажку на подпись, но я отказалась.

– Умничка! Ты сделала все правильно. Ты не знаешь, мои родные в курсе, что со мной и где я?

– Валера сказал, что их не надо волновать раньше времени. Когда ситуация прояснится, он к ним поедет и все расскажет сам.

– Наверное, он прав… Я нового адвоката попрошу, чтобы он к ним заехал и обрисовал ситуацию. Возьми, пожалуйста, ручку с бумажкой и запиши, что мне надо привезти в понедельник в тюрьму. Созвонись с женой моего сокамерника Саши Ткаченко – нас с ним сегодня перевели вместе, и она тоже поедет в понедельник делать ему передачу. Вам вдвоем будет попроще и побыстрее. Тут, говорят, очереди огромные, надо занимать с ночи, да и нести такие тяжести лучше вдвоем…