— Артур, скажи-ка, ты детдомовский?! — ехидно начал Саня.
— Бигус, ты дурак что ли? Я уже тебе рассказывал, что и как… — при этом лицо Артура скукожилось и еще сильнее стало походить на куриную жопу.
— Ну ты же был в детдоме? — не унимался Бигус.
— Был… — с грустным сожалением подтвердил Конторский и добавил- Меня мамка сдала, когда мне был год, но потом в три года забрала!
— И что ты хочешь сказать, что ты не детдомовский?!
— Нет конечно! Меня же мамка забрала все-таки…
Я все это время молчал и пристально разглядывал Артура с головы до ног, на дворе было бабье лето и на нем были самые дешевые шлепки с рынка на босые и не самые чистые ноги, шорты, чрезмерно высоко натянутые чуть ли не до пупка и заправленная в них футболка с воротником в продольную полоску. (много лет спустя я узнал, что она называется поло)
В то время я учился в начальной школе и когда наконец-то звенел последний за день школьный звонок я как можно быстрее шел домой, обедал и выходил на улицу к закадычным друзьям- беспризорникам и чаще всего вот так шляясь где-то недалеко от дома проводил этот замечательный остаток дня. Во дворе я жил по-настоящему, здесь я мог одеть все что захотел (если быть совсем, честным- то что мама купила), а не зеленый тесный пиджак с галстуком поверх белой и кажется почти что смирительной рубашки. И здесь я мог выбрать с кем общаться и с кем быть рядом, а с кем нет. В тесном классе начальной школы, которая была сделана отдельно от школы старшей в здании бывшего детского садика так или иначе приходилось проводить бок о бок с уж очень большим количеством людей, которых я бы с огромным удовольствием предпочел никогда не знать… Сейчас я вспоминаю то время проведенное в школе и оно прочно ассоциируется у меня с тюрьмой- зловеще громкий звонок и такой же громкий ор классной руководительницы(у каких-то уебков может повернуться язык назвать эту тварь классной мамой). Она любила из класса двоих человек- одного мальчика и девочку, причем даже никак этот факт не скрывала. И самое ужасное что она делала- криком обвиняла весь класс в том, что ее фаворит что-то натворил, практически дословно помню- «Вы виноваты в том, что он такой! В том, что он натворил вы все виноваты!». То есть отдельно взятый малолетний ебанат мог сломать стул, разбить в вазу с цветами или опрокинуть общую поилку с водой, а я какого-то хуя был в этом виноват! При том что был настолько скромным (а скорее даже забитым ребенком) что мог все перемены оставаться на месте за партой на которую меня с начала четверти посадила эта тварь… Современная психология обзывает такое явление термином- «Газлайтинг», что вкратце расшифровывается как форма психологического насилия(!) заставляющая человека мучиться и сомневаться в собственной адекватности и окружающей действительности. Вдобавок большую роль в нашей жизни играют полутона взаимодействия друг с другом и я точно помню что в свой крик эта блядина вкладывала самую настоящую злость, а порой даже и ненависть за свою неудавшуюся личную жизнь, скромную учительскую зарплату, отсутствие рядом по-настоящему близких друзей и т. д. Само собой эта сука была РСП и очень часто когда ей было не с кем оставить ненаглядную дочурку Верочку, она приводила ее к нам в кабинет и просила занять ее чем то вместо урока(!) свою любимицу-фаворитку девочку из нашего класса. И после всего этого дерьма шесть раз в неделю за исключением прекрасного лета улица, вроде как такая постсоветская и депрессивная была для меня настоящим глотком свежего воздуха. Похожие как братья-близнецы «пятаки семистроя» открывали для меня какую никакую, но все-таки свободу. Я был как рыба в воде, когда мои игры, общение и прогулки не ограничивали уроками и звонками с определенными кем-то промежутками времени, униформой с черными штанами и обязательно зеленым пиджаком, которая так и норовит обезличить, сравнять тебя с массой вроде бы таких же похожих, если даже не одинаковых детей как ты…
В следующий раз Артура я увидел в компании другого не менее колоритного персонажа, моего одногодки- Сани Лантратова. Его дед с бабкой жили в моем доме, а родители в соседней общаге, где как раз где жил Конторыч. Дед- ветеран Вьетнама из-за этого к Саше в кругу моих знакомых и семьи с раннего детства прикрепилась кличка- «вьетнамец», он часто ходил вместе с дедом за наш дом куда выбрасывали просроченные продукты из магазина «Птица». Из окна своей квартиры с 3-его этажа я увидел, как они доедают как раз такие йогурты и прямо из скорлупы выпивают куриные яйца не первой свежести, разбивая их об оранжевый край мусорного бака, да еще и с таким аппетитом, что почти сразу после увиденного я спросил у мамы: — «Можно и я выпью сырое яйцо?». На что мать мне строго ответила: — «Сынок, это они с голодухи так их жрут, ты вряд ли их сырыми сможешь съесть…». После длительных уговоров мне все-таки сделали «гоголь-моголь» и отхлебнув самую малость у меня тут же начались рвотные позывы, тогда я и не мог представить насколько может быть голоден человек, чтобы с удовольствием выпить такую дрянь как сырые яйца, еще и просроченные… Отец Сани был художником, периодически он даже писал маслом иконы под заказ для храмов и церквей, но большую часть своих дней и недель он вместе с его матерью беспробудно бухал, как и дед с бабкой. Единственное, в чем спустя годы повезло вьетнамцу что по достижению им совершеннолетия вся семья сдохла в один год друг за другом как домашние хомячки-джунгарики. И освободили жилплощадь для создания Саньком уже своей новой ячейки общества, чем он непременно почти сразу и воспользовался, женившись на беженке из «Лугандонии». Она в два раза шире и в полтора раза выше новоиспеченного мужа, который забыв про любые средства контрацепции наклепал друг за другом четверых себе подобных (немытых и нищих). Сейчас они живут на пособия для многодетных и очень часто с крыльца пивнухи за домом я все так же с 3-его этажа слышу его хриплый голос, который затирает что-то о нелегкой судьбе многодетного отца такому же как он никчемному выблядку…
Тогда же давно, в детстве мы сидели с ним на лавочке под общежитием, где жил Артур. Честно, я не припомню как я оказался в такой охуительной компании, но как говорится- было и было. Тогда мимо нас к железной двери с домофоном подошла немолодая женщина в очках с двумя тяжелыми пакетами с сильно оттянутыми ручками. Она слегка замешкалась, когда ставила пакеты возле двери, обернулась к нам и спросила.
— Ребят, а вы не знаете в какой квартире Артур Конторский живет? Вы не пугайтесь, я из опеки…
— В 67! Но у него все равно домофона нету! — ответил ей сильно хриплым голосом Панкратов.
— Ой, а как же мне быть тогда… Мне ему продукты надо занести, да и вообще проверить как он там… Вы в этом доме живете, откроете мне пожалуйста?
— Да в этом! — прохрипел Саня и встав с лавочки подошел к двери и добавил уже не так уверенно — Сейчас родителям попробую дозвониться…
Естественно никто не взял трубку и тогда афганец быстро скинул и пере набрал какому-то своему соседу, который почти сразу снял трубку и уточнил.
— Санька, ты опять?
— Ага- прохрипел Лантратов и резко дернул дверь на себя.
Тогда я подошел к нему и нам уже вдвоем предстояло проводить тетку опекуна к комнате Артура. Мы вслед за теткой с пакетами юркнули в лифт и поднялись на пятый этаж. Общага представляли из себя длинный коридор метров так на сто с двумя общими кухнями и огромным количеством комнат, где в лучшем случае проживала одна сколько-нибудь благополучная семья. Но чаще всего это были какие-то люмпены с уклоном в сторону алкоголя, наркотиков или АУЕ (запрещенная в РФ организация). Настоящее русское быдло, всякий раз в таком коридоре пахло нищетой, как я могу уже сейчас сформулировать, а проще говоря воняло дешевой жрачкой- вареной картошкой и жареной мойвой, солеными огурцами и тушеной капустой, все это вперемешку с не проходящим перегаром и табачным дымом, щедро смешанным со сладковато- едким человеческим потом… После того как мы втроем зашли в этот коридор Лантратов прохрипел.
