У двери своего кабинета он, еще не старый и крепкий человек, вдруг остановился от непонятного чувства. Над словом «интуиция» он привык посмеиваться, но сейчас именно какое-то новое чувство подсказало: в его кабинете кто-то есть.  Никогда и никто не заходил в его кабинет без разрешения, а сейчас кто-то зашел. И происходит там что-то небезопасное.

Но он почему-то не вызвал полицию.

Он открыл дверь и вошел.

В полумраке кабинета он разглядел детскую фигурку. Маленькая девочка в пышном клетчатом платье с оборками стояла у стола. Обычно закрытая на ключ полка была открыта. В руках у малышки был огромный острый изогнутый нож, девочка задумчиво смотрела на него.

– Кира, – осторожно позвал он.

Девочка вскинула голову, заулыбалась и шагнула к нему.

– Стой-стой, внучка, не двигайся!

Он мысленно выругал себя за «немужское» поведение – и это несмотря на то, что в жизни было столько опасных ситуаций, в которых он всегда вел себя правильно и мог защитить себя и остальных! – и быстро направился к внучке. Подавил в себе порыв скорее забрать нож – это могло   напугать малышку, – и аккуратно взял ее руки в свои – так, чтобы теперь она точно не могла себе повредить.

– Милая, как ты вошла?

– Открыла дверь и вошла, – удивленно захлопала глазенками Кира.

– Она была открыта?

– Да, конечно, дедушка! Я ее толкнула, и она открылась.

– А полочка? Тоже открыта?

– Да… Сначала она не открывалась, но я рассердилась и стала ей говорить: откройся, откройся! И она открылась.

– А что ты искала, милая?

– Я хотела посмотреть еще раз твою старую трубку, которую ты мне показывал. В красивом зеленом футлярчике. А почему ты не хочешь показать мне, как пускать из нее дым колечками? Я в сказке видела, как старый дедушка сидит у домика и пускает дым колечками.

– Кира, любимая, я ж говорил: пообещал бабушке, что больше не буду этого делать. Курить – для здоровья вредно, – нежно ворковал он, аккуратно разжимая маленькие, но цепкие детские пальчики и забирая нож.

Кира сделала испуганные глаза:

– Дедушке в сказке тоже вредно? Он что – умрет?

– Дедушка в сказке сказочный, ему можно, – улыбнулся он Кире. – А зачем ты взяла нож?

 Лицо Киры стало хитрым-хитрым:

– А зачем ты прячешь такой красивый ножик? Почему его нельзя поставить на подставочку в гостиной? Я подставочку тоже нашла. Я же знаю, что он был раньше в гостиной! И такие красивые, с узором из ниточек …как они называются, дедушка?

– Ножны, радость моя. Кто тебе сказал, где он был?

– Дядя Джеймс приходил в гости и спросил бабушку, почему мы убрали ножик, который он подарил. Он назвал его  ку..кух…

– Кхукри, родная?

– Да! Бабушка сказала дяде, что она бы до сих пор  не хотела, чтобы такие предметы были на глазах у мамы. Я всё слышала! А почему? Мама не боится ножиков, я точно знаю.

– Любимая, понимаешь…

Перед его глазами встало бледное лицо дочери. Исплаканное и при этом бледное. Ее нетвердая походка. Как она каждый день обходила гостиную, будто привидение, бесцельно и неузнаваемо плыла вдоль безделушек, развешенных и расставленных для украшения, и вдруг однажды задержалась напротив этого ножа – привезенного из далекой горной страны подарка от друга семьи.

Холод охватил его, и уже к вечеру чудесного ножа в искусно сшитых ножнах в гостиной не было. Заметила дочь или не заметила – никто не мог понять, ведь она молчала, молчала днями, неделями, месяцами…

– Понимаешь, котенок, когда-то твоя мама болела. Она была очень слабенькой…

«Вот как сказать дальше?»

– Я поняла! – подпрыгнула Кира.  – Мама была слабенькой и могла нечаянно порезаться тяжелым ножиком! Но теперь она снова сильная, и ножик можно поставить на самое-самое лучшее место!

– Да, родная, – дедушка подхватил внучку на руки и поцеловал в щечку. Внучка расшалилась и нажала пальчиком на кончик его носа:

– Вы смешные с бабушкой! От мамы что-то прячете, как будто она ребенок. От меня так Джули конфеты прячет. А я все равно знаю, где они. Разве мама маленькая?

– Нет, конечно, – обнял Киру дедушка. – Мама большая. Но она наша любимая дочка, и мы о ней волнуемся. Понимаешь?

***

«Никто не ожидал» – почему всегда говорят эти слова? Как можно ожидать беды? Разве можно приготовиться к тому, что разорвется в груди всё живое, – то, что дышало и было таким теплым?

Она не верила. Не верила до последнего. Не верила на пути с кладбища, не верила, приехав домой. А потом вдруг будто поверила – и будто все горе за последние дни впилось в ее худенькое тело, в одночасье выпило здоровье и свет глаз. «Глазки-звездочки», – называли ее родители. «Глазки-звездочки, хочешь кушать?» Глазки-Звездочки выросла писаной красавицей, по любви вышла замуж, родила чудесную дочку. Все трое словно бы сошли с иллюстрации к нежной красивой сказке: вот они, обнявшись, на руках с пухленьким резвым ребеночком. Дочка плакала в детстве, когда кто-то порвал страницу большой и красочной книги. Сейчас чудный образ – он и она, глаз друг от друга не отводят, и их радостный малыш – порвала смерть, и уже не заклеишь. Машина? Какая еще машина?

– Кажется, серая, – неуверенно сказала служанка.

– Это лицо у тебя серое, – нахмурилась хозяйка.  – Что толком случилось, рассказывай?

И прежде чем служанка смогла выговорить хоть слово («Как не вовремя звонок, – Лили, помогите ей, ей плохо! Алло?»), из трубки уже слышался чужой голос. Обладатель голоса, наверное, не хотел, чтобы через него сегодня говорила беда. Но она говорила.

Их дочь так и не поняла, ни в этот день, ни в следующий, как это – он не придет домой. Как не обнимет ее, не снимет обувь, не приласкает малышку. Так не бывает.

А потом – поняла.

В те дни, один человек за другим, увольнялась из дома прислуга. Они не выдерживали мертвенного лица хозяйской дочери, ее бесшумных шагов вдоль стен, где, словно слепая, она бесцельно передвигалась час за часом, забыв про малютку Киру, которую взяла на свое попечение бабушка.

Последнее увольнение произошло громко. Ладненькая коренастая смуглая девушка, не проработав и неделю, заявила, что боится находиться в одном доме с «больной». Хозяйка не сдержала слез, а только что пришедший хозяин, сдерживая желание броситься на бесчувственную девицу, молча указал ей на дверь. На ходу пересчитывая деньги, служанка вместо прощания заявила:

– Я вам не Утешительница Джейн!

Дверь захлопнулась.

 Хозяйка что-то хотела сказать своему супругу, но вдруг ахнула – «Кира!» – и заспешила вверх по лестнице. Где-то в доме что-то упало, возможно – юная вдова нечаянно уронила одну из небольших картин или фотографий, развешанных в доме по стенам, такое уже бывало. Дедушка Киры сделал шаг в сторону лестницы – но потом решительно развернулся и вышел из дома.

Он дошел до соседских ворот, охранник радостно впустил его, приветствуя одному ему понятным салютом. Соседи открыли дверь смущенно и со словами соболезнования. Их лица оживились и вытянулись одновременно, когда гость попросил их:

– Пожалуйста… могу я поговорить с вашей прислугой?

В доме в этот момент была только горничная, совсем девочка, и кухарка, крепкая женщина лет сорока пяти. Женщина недавно приехала из другой страны и не знала никого вокруг. Зато девочка оказалась из местных и очень обрадовалась вопросам:

– Конечно же, я знаю Утешительницу Джейн! Кто же ее не знает!

Уже через полчаса седой господин в дорогом костюме шагал в сопровождении девочки, даже не снявшей фартук, по одному из дальних районов города. Какие-то дома здесь выглядели добротно и отличались от своих собратьев с более чистой улицы только отсутствием кованого забора вокруг. Какие-то были дощатыми и полуразваленными, опасений не внушал разве что массивный фундамент, а рядом стояли сараи, вмещавшие велосипед, собаку и пару общипанных кур с не менее общипанным петухом. Машину пришлось оставить у дома, больше похожего на навес, под которым жили люди и там же строгали, пилили, покрывали лаком: это был дом плотника и его многочисленной семьи.