В дневнике она продолжает изливать свою ненависть к роскоши и комфорту, окружающим ее, она проклинает свою трусость, бессилие и несостоятельность «подняться над условностями», а также то, что позволила себе в столь раннем возрасте сделаться вялой «из-за уродства и спертого духа повседневности. Я все еще чувствую позор своего заточения. Как душен запах этой клетки! Запах цветов не может заглушить зловония упадка. Неудивительно, что у вас такие уродливые, желтые души, ведь вы выросли в этой атмосфере. Вы уже не замечаете, как тяжело здесь дышится. Ваши души оснащены карликовыми легкими. Все вокруг вас имеет карликовые размеры: мысли, чувства и мечты. Вы смотрите на меня косо, потому что условия, в которых вы счастливы, для меня отвратительны. Вы хотите принизить меня. Я хочу уйти, бежать, – прочь отсюда! Я боюсь вас! Я колочу в стены кулаками, пока не упаду, обессиленной. Тогда вы выступаете из своих углов, как крысы, и ваши маленькие глазки преследуют меня, как кошмар».

Месяц спустя Эллен пишет страстную песнь, посвященную верховой езде: она пришпоривает свою лошадь, но «злые мысли – духи ночи» преследуют ее «на конях-скелетах, бледных и с пустыми глазницами»; однако «бледные тени», наконец, отстают от ее мчащегося во весь опор коня, и «жизнь снова торжествует». Но месяцем позже ее опять захватывает чувство «одиночества души», она «одна, как путник на вершине снежной горы», и только ветры постигают ее томление и ужас.

Осенью того же года Эллен начинает готовиться к выпускным экзаменам⁹ с намерением изучать политэкономию. Она встает в пять утра, по три часа катается верхом, потом дает частные уроки и работает с полудня до самой ночи, поддерживая себя черным кофе и холодными обтираниями.

Следующая весна (Эллен 22 года) вызывает у нее меланхолию, она не способна воспрянуть духом под воздействием весеннего пробуждения, понимает, как «она низко пала» не только в сравнении с прежним идеальным образом, но и с прежним своим реальным состоянием. Прежде мир лежал «открытым перед ней», и она желала «завоевать его», ее чувства и ощущения были «сильными и яркими», она «любила и ненавидела всей душой». Теперь она сдалась – она высмеяла бы любого, кто предсказал бы ей это; с каждым годом она «теряла часть своей прежней силы».

Осенью того же года – Эллен исполнилось в конце июня двадцать три – она в состоянии упадка и одновременно испытывает безответную любовь к учителю верховой езды. Кроме того, она следит за своим весом и уменьшает прием пищи сразу, как чувствует угрозу прибавить в весе. Но сейчас страх потолстеть¹⁰ сопровождается сильным влечением к пище, особенно к сладостям, которое сильнее всего, когда она устает и нервничает из-за других людей. В присутствии других еда не приносит ей удовлетворения; только в одиночестве она может наслаждаться ею. Как и с начала появления страха потолстеть, она всегда страдала от конфликта между «страхом потолстеть и желанием есть без заботы об этом». Даже теперь ее старая гувернантка видит, что этот конфликт – «туча над ее жизнью», особенно во время каникул она пребывает в депрессивном беспокойстве; это состояние не проходит, если она не занимает себя регулярной работой и фиксированным режимом. Ее планы сдать экзамены снова откладываются. Вместо этого в течение нескольких недель она проходит через собеседование с преподавателями с тем, чтобы посещать курсы в университете в качестве вольнослушателя. В течение летнего семестра, когда ей 23 года, и зимнего семестра (в начале ее 24‑го года жизни) она учится в городе X. Этот период – один из счастливейших в ее жизни. Летом между ней и одним из студентов развиваются любовные отношения. Дневник дышит радостью жизни и чувственностью. После окончания зимнего семестра в стихотворении, озаглавленном «Весеннее настроение», она пишет:

Эллен полна энтузиазма в учебе и студенческой жизни. Вместе с другими студентками она отправляется в длительные прогулки в горы, но и теперь не может оставаться одна: ее старая гувернантка постоянно с ней. Ей все также не дает покоя ее «идея-фикс»: она избегает пищи, которая полнит, и поскольку продолжает считать, что все равно толстеет, по совету своего врача садится осенью того же года на диету, снижающую вес. Тогда же ее любовь к студенту завершается помолвкой. Родители требуют временной разлуки. Весной Эллен едет на морской курорт и здесь снова впадает в особенно тяжелую депрессию (ей 24,5 года). Она делает все, чтобы стать настолько стройной, насколько это возможно: предпринимает длительные пешие прогулки и ежедневно глотает от 36 до 48 тироидных таблеток! Снедаемая болезненной тягой к дому, она упрашивает родителей позволить ей вернуться. Эллен приезжает совершенно разбитой, с дрожащими конечностями и все лето подвергает себя физическим истязаниям, но удовлетворена в духовном плане из-за собственной стройности. У нее такое чувство, что она нашла ключ к хорошему самочувствию. Помолвка не расторгнута.

Осенью, в начале ее 25‑летия, она предпринимает третье заокеанское путешествие. Там врач ставит ей диагноз базедового синдрома¹¹ и предписывает полный постельный режим. Она пребывает в постели шесть недель, что заставляет ее очень быстро набрать вес. По этой причине она все время рыдает. После ее возвращения домой следующей весной она весит 165 фунтов (≈75 кг). Вскоре после этого помолвка расторгается. В мае она находится в санатории, а летом посещает школу садоводства. Настроение Эллен носит депрессивный характер, но физически она производит впечатление совершенно здоровой. Она опять пытается снизить свой вес большой физической нагрузкой и скудным питанием. Осенью ее кузен, с которым они много лет дружили, проявляет к ней особый интерес. Вплоть до следующей весны они подолгу гуляют вместе, часто проходя от 20 до 25 миль в день. Кроме того, она увлекается гимнастикой, активно работает в детском доме, хотя и без особого удовольствия, и жаждет настоящего дела. Хотя разорванная помолвка со студентом остается «открытой раной», развивается любовная связь с кузеном. «Идея-фикс» не исчезла, но она больше не доминирует, как раньше.

В это время написано стихотворение, очевидно, посвященное ее прежнему возлюбленному, в котором она спрашивает себя, любил ли он ее когда-нибудь, если ее тело «не было достаточно прекрасным», чтобы родить ему сыновей: