Жители в него уверились явно неспроста,

Ведь не выставил за дверь его Илий, старый стал.

А сынки его исконные порознь, сообща

Продолжали в беззаконии женщин совращать.

Им Господь воздаст за всё потом, с Самуила слов.

Люди говорили шёпотом: «Бог к таким суров.

Самуил пророк Господень есть, это голова…»

Так из грязи в князи подняла отрока молва.

И хоть мало изменилось что – мясо крал сынок,

Самуил Господней милостью сделался пророк.

Жрец от возраста с одышкою, что он может сам?…

Остаётся только слышанным верить голосам.

Филистимлянин, Израиля враг

С набитой ранее физиономией,

Сидел бы тихо при своих делах

В пределах отведённой автономии.

Не выполнил народ священный знак,

Не перебил всех местных при нашествии,

И вот теперь потомкам тех вояк

Расхлёбывай печальные последствия.

(Другое дело бледнолицый брат,

Аборигенов истребил как нацию.

Играет в краснокожих детвора,

А взрослые индейцы в резервации).

Филистимляне снова на войну

С Израильтянами пошли, как ранее.

Встать в позу Самуил не преминул,

И было слово от него Израилю.

Что говорил, читаем между срок,

Сказал, наверное, что дело гиблое.

К чему б ни призывал тогда пророк,

А тысячи четыре к ночи сгинуло,

Погибло от язычников руки

В бою с филистимлянами проклятыми.

Но в стан вернувшись свой, боевики

Идти не захотели на попятную.

Старейшины подали голос свой –

«За что в бою погибли наши мальчики?

Ковчег завета мы возьмём с собой

И он спасёт нас от руки захватчика».

На поле боя вынесли ковчег,

С ним Илия сыны, Офни и Финеес,

Те самые, кого Бог раньше всех

Приговорил к вперёд ногами выносу.

Когда ковчег завета лишь возник

На горизонте, радостью беременна

Земля стонала – столь великий крик

Евреи выдали единовременно.

Тот слыша крик, филистимляне вмиг

От страха задрожали и попадали,

Едва лишь Иеговы страшный лик

И меч разящий над собой представили.

Сказали: «Горе нам! Ведь ни вчера,

Ни третьего дня божества подобного

Не ждали мы у нашего двора,

Столь сильного, коварного и злобного.

Кто нас избавит от руки его?

Неверных египтян казнил Бог казнями,

А двор и фараона самого

Он поразил чумою и проказою».

Но среди них случился патриот,

Вскричавший – «Люди, проявите мужество.

Лишь с сильным богоизбранный народ

Со временем войдёт в одно Содружество.

Извечный здесь решается вопрос

Еврейский. Но ответ его не в мщении,

Не в том, кому сейчас откусят нос,

А кто кого возьмёт в порабощение».

Филистимляне в сущности своей

Язычники, своих богов не считано,

И с прогрессивной верою еврей

Был перебит числом весьма значительным.

Израильтяне прятались в шатры,

Случилось поражение великое,

Призывы унеслись в тартарары

Со всеми их воинственными криками.

В сраженье тридцать тысяч полегло

Лишь пеших, угодил ковчег в пленение,

И Офни с Финеесом повезло

Погибнуть в день один при исполнении.

Беда ведь не приходит в дом одна.

Вбежал в Силом боец Вениаминова

Родства по племени, в подтёках вся спина

И то, что ниже, цвета тёмно-синего,

Одежда в клочьях, прах на голове…

А Илий, восседая на седалище,

Томился сердцем – как его ковчег

И как там соплеменники-товарищи?

О пораженье возвестил гонец

Те новости до крайности печальные.

Весь город понял, что настал конец

И восстенал от горя и отчаянья.

Был Илий девяноста восьми лет,

Глаза померкли, слава Богу, слышал хоть.

Услышал вопль, с ног слабых сбросил плед

И в возбужденье принял вновь прибывшего.

Про пораженье весть принёс гонец.

Про смерть сынов одновременно жуткую

Узнал отец, но не сломился жрец,

Не помрачился от беды рассудком он.

И лишь прослышав, что ковчег – ку-ку,

Предчувствием и страхами измученный

С седалища жрец рухнул вниз, как куль,

Сломал хребет, настолько тучен был

И дряхл, как пень. В Израиле судьёй

Он правил сорок лет и при коррупции

Текла спокойно жизнь сама собой

По данной Моисеем конституции.

Но видно не спасает воровство

От бед извне. В борьбе с филистимлянами

Наказан свыше был народ за то,

Что лебезил и власть терпел с изъянами.

Жене же одного из тех сынов,

Причиной ставших наказанья Божьего

Всего Израиля (бо Бог суров),

Приспичило рожать до невозможного.

Упала на колени, родила

И умирала, услыхавши правду всю,

Что муж погиб, а их святой оклад

Ковчега впредь не принесёт им радости.

Родня её спасала, как могла –

Не бойся. Сына родила… Невестка же,

На уговоры плюнув, предпочла

При родах умереть. Причина веская

У ней была – коль слава отошла

От их Израиля, ковчег Господень их

Захвачен, то мертва её душа,

И пусть с дитём, но жить нельзя без родины!

Зачем святыни нам чужие?

Своих богов недостаёт?

От сотен лет, что им служили,

Одним прыжком мы совершили

К монотеизму переход?

Вопросом тем филистимляне

Могли задаться тут и там,

Когда ковчег Завета рьяно

На обозрение мирянам

Несли по разным городам.

Ковчег тот в храм они вначале

Внесли к Дагону, а потом

Облом случился чрезвычайный –

Наутро их Дагон печально

Лежал к земле своим лицом.

Его на место ставят дружно…

А утром, кто б подумать мог –

Вчера был бог, а нынче чушка.

Лежит Дагон простою тушкой

Без головы, без рук, без ног.

Поверженный бог на пороге

Застыл, маньяком расчленён.

Сцепились ночью, видно, боги

В жестокой сече и в итоге

Дагон был сбит и осквернён.

С тех пор служители Дагона,

При входе пыль сбивая с ног,

Традиций старых эпигоны,

Неписанные чтя законы,

Не наступают на порог.

Рука Творца отяготела

Господня – значит, ждите мор

И язвы страшные на теле,

У всей страны режим постельный

И крыс нашествие из нор.

Дагона капище в Азоте

Началом стало разных бед –

Бог наказал всех – так извольте:

Народ с наростами, в коросте

И прочих бед при нём букет.