Прошло несколько часов и ненайденных девушек, они покинули помещение.
– Блин охранник даже не знает, где ЛСД взять можно – раздосадовано сказал Глеб.
–Глеб, ты кино пересмотрел? Нам повезло, что он ментов не вызвал. Да и наркоту я твою не очень хочу – Сергей его одернул.
Сергей был воспитан в ежовых рукавицах бабушки: пить нельзя, курить нельзя, наркотики – вообще смерть. Правда саму Таисию Ивановну это не особо тревожило, когда выпрашивала в отчаянии рюмку у сына. И Сережа начал это замечать со временем. Постепенно старался выработать подобие своих правил жизни. Этого требовала домашняя обстановка: с одной стороны произвол гигантского младенца с бутылкой вместо соски; с другой – четкие понятные правила бабушки, сжавшей твою волю в кулак. Ненароком приходится выбирать что-то среднее, чтобы ужиться с людьми за пределами дома, чтобы дружить, любить, работать, учиться… В общем все, что только предстояло пережить неокрепшему организму.
– Так, я сам еще не пробовал. Как попробую, дам знать. Или ты думаешь, что я буду травить тебя, чем попало? – Улыбка Глеба заверила Серегу в надежности и разумности друга.
В том же переулке по соседству с клубом находился бар «НППО» ( Не пытайтесь покинуть Омск). Образ ада, размытый наличием таких вот баров и клубов, все же играл роль в антураже заведения. Проходя мимо дверей бара, Глеб увидел внутри двух пьяных девушек, предположительной ровесниц, с которыми можно попытать счастье в засосе, где-нибудь в тени. Серега, конечно же, отказался, но Глеб успел пригубить два бокала пива, а этого, к сожалению, оказалось достаточно, чтобы неумолимо идти к цели – свести друга с кем-нибудь. Он буквально втолкнул Серегу в бар.
Музыка здесь была более тихой, но не менее спокойной, играл «Аквариум – Ну-ка мечи стаканы на стол». За стойкой сидели три каких-то студента и подпевали, иногда отпивая из стаканов медового цвета жидкость. Все это отдаленно напомнило Сереге посиделки дома с пьяным дядей, который пытался подражать своими ужимками таким же посетителям бара. Почему бара? Бар являлся важной частью боевиков 80-х и 90-х, на которых вырос и которые так любил дядя Петр. Но здесь, заметил Серега, люди объединены атмосферой застолья, веселятся и беседуют о чем-то, а Петр уныло чередует стопочку с сигаретами, скованный стенами маленькой кухоньки, один. Чем это лучше тусовок в баре? Петр обычно однозначно комментирует ситуацию: «Педики они все! Оййййй, думают, в баре сидят (рыгает) и крутые, в баре только деньги высасывают, я лучше дома тихонько один сяду…»
– Дамы, можно к вам присоединиться? – Глеб, шатаясь, подошел к сидящим возле входа за столиком двум девушкам и удерживал друга рядом.
Одна из девушек сидела лицом в воображаемый салат, вторая же навеселе допивала неизвестно какой бокал красного вина.
– К-Конешшшшно, можно, ой – ответила самая трезвая.
– Я Глеб, а это… Серега, мой друг.
– Приятно… п-п-познакомитьсяяяяяя – дама протянула свою маленькую ручку сразу после того как подняла ее, а подняла она ее минуты через три после сказанного.
«Очень теплая» – Сергея растаял в неотесанной грубости, с какой девушка управляла с рукой. Глеб спросил, что с ее подругой, она ответила, что подруга устала после долго учебного дня.
– Учись отдыхать! – смеялся Глеб, толкая локтем Серегу, затем обратился к даме – Слушай, а ты не хочешь поцеловаться с моим другом в тихом месте?
Дама заулыбалась и сразу же ответила «Давай». Такая бесцеремонность только испугала Серегу, ведь он совершенно не умеет засасывать девушек в грязных переулках. Они вышли из бара и направились за подвальчик, служащий входом в клуб. Глеб встал недалеко от них и сказал: «Дадите знать, как все закончится».
Мы что ебаться тут будем, подумал Серега, или поцелуй так долго длиться? Хотя с этой горячей может и долго…
Дама была ростом ниже Сереги и уже тянулась к его губам.
– Погоди! – придержал он ее рукой – Ты забыла сказать, как тебя зовут…
– Точно! – она заржала на весь переулок как школьница. Серега испугался, что их могут спалить посетители клуба, но кажется всем корме Глеба, который обернулся и спросил, че вы не целуетесь, было плевать.
– Меня зовут Лиза, ик. – она уперлась головой в его грудь. Серега снова ощутил теплоту пьяного тела, мягкие теплые груди согревали в довольно холодном переулке, захотелось с ней скорее обниматься, чем целоваться, но Глеб смотрел уже прямо на них и всем своим видом показывал, что ждет, поскольку бутылка пива, которую он купил в баре, заканчивалась.
– Щас немножко полежу тут, если ты непротив… – ожила Лиза после минуты пьяной комы на груди у Сереги – и начнем.
– Да… конечно – сейчас Серега чувствовал себя обоссаным теплой мочой, по большей части мочой, нежели теплой из-за пристального наблюдения друга – я, кстати, не бритый…
– Ничего страшного – нежно простонала Лиза и полностью оклемалась, даже заулыбалась, вспомнив, где и с кем, не то чтобы это имело значение, но размять упругие ягодицы после твердого стула было просто необходимо – Ты готов?
Серега слышал биение своего слабого сердца, нужно отвечать, отвечать за все, ведь если не земной, то уж точно высший суд!
– Алло, епта! – Глеб задел его за плечо.
– Готов – бросил Серега будто бы не сам.
Лиза приближалась с неизбежностью, еще чуть-чуть и ее язык будет шурудить у него во рту, а своим языком ему придется также каким-то образом шурудить во рту у нее, и от этого люди якобы получают удовольствие, думал он.
Лиза, однако, тут же заблевала ему всю футболку бардовыми красками, зрелище было ослепительное, ведь она попала и ему в глаза и на штаны, чутка даже досталось Глебу.
– Прошу прощения… – выдавила она после потока рвоты, нагнувшись к земле.
– Пиздец! – Глеб ошеломлен. Сергей улыбался, вытирая лицо салфетками, он был просто счастлив, счастлив, что она не начала блевать во время непосредственно поцелуя.
– Что ж, поехали домой… – Он взял Глеба под руку и повел к машине – Кстати, как ты поведешь-то? Ты же датый как минимум!
– Поведу я оооочень тихо, прямо как ты меня сейчас – тот засмеялся, и весь переулок, аплодируя, смотрел им вслед.
– А винцо-то ниче такое! – Серега распробовал сорт, облизывая уголок рта.
Когда парень приехал домой, все уже спали, и он смог незаметно закинуть в стирку одежду и к ним присоединиться.
***
Тимофей Евгеньевич Котов возвращается после долгого рабочего дня, в течение которого ему пришлось непрестанно патрулировать улицы города и вершить правосудие. Дома его встречает любящая жена, судя по виду изволновавшаяся, и маленький сынишка Антон.
– Не боись, со мной вам ничего не угрожает – говорит Тимофей жене, опрокидывая первую рюмку водки, стресс нужно снять. Антон же часто слышал эти слова и уже мечтал стать таким же, как отец.
Жена смотрит на выпивающего мужа с недовольством и шепчет что-то маленькой худенькой женщине рядом, своей матери.
«Сколько можно вмешиваться в нашу личную жизнь? Никогда ее недолюбливал – думает муж – Частенько она чего-то захаживает… надо что-то делать…»
После четвертой рюмки он подходит к своей рабочей куртке, достает оттуда табельный Макаров и прицельно, насколько может, стреляет в жену, прикрывающую собой сына, затем стреляет в тещу, которая падает на пол с простреленным плечом.
Что было дальше, Антон толком не помнит, помнит только как хотел что-то сказать папе перед стрельбой, но что? Он еще долго будет учиться говорить, потому что теперь облекать мысли в словесную оболочку, пытаться выхватить их из потока сознания – бессмысленное усилие. Отец тоже многое говорил…
Сейчас Антон живет в старенькой пятиэтажной хрущевке и удобно примостившись за старым столом, смотрит аниме укутанный пледом с зарытыми в игровое кресло ногами. Бабушка несет ему очередную кружку чая и в сотый раз спрашивает, будет ли он что-нибудь кушать. Вальяжно отмахивая это предложение хвостом, он принимается за Иван-чай, расслабляющий его до состояния тех трав, из которых собственно чай и делается. Темно-каряя радужка глаза становится еле отличима от зрачка. Попивая чаёк и погружаясь в просматриваемое произведение, будь то второсортный трэшак или что-то более серьезное, этот молодой человек является прямым доказательством того, что значение имени никак не соотносится с его носителем: «Антон» происходит от древнегреческого (αντεω, ανταω – «состязаться», «вступать в бой»). Данный же Антон Тимофеевич Котов более походит на гибрид Манилова и Обломова, у первого унаследовавший мечтательность, а у второго – лень.