Сергею стало нехорошо. Зал поплыл перед глазами. Он не слышал и не видел присутствующих. К горлу подкатывала тошнота. Парень понял, что сам себя сдал присяжным, сделав себе еще хуже. От холодного липкого пота по телу пробежали мурашки. Защитник что-то говорил прокурору, но Сергей не понимал ни слова. От давления в ушах шумела кровь.

Судья в итоге зачитала приговор по сто пятой статье, части первой, дав Сергею три года воспитательной колонии и два года взрослой. Парень упал в обморок и очнулся уже в медпункте под капельницей. Лежа на кушетке и разглядывая обшарпанный потолок, он еще не осознавал в полной мере, что его ждет.

– Крысиным ядом ты отравил питье Мамонта и свою жизнь, – прошептал внутренний голос.

– Это была твоя идея, придурок! – злобно процедил сквозь зубы Сергей.

– Тебе от этого легче? – саркастично спросил внутренний голос.

Сергей засмеялся. Заливистый смех перерос в гомерический хохот. Горло, не выдержав такой нагрузки, запершило, и парень начал выплевывать смешки сквозь кашель, не в силах остановиться. Врач, забежавший к нему в палату, осмотрел Сергея и, недолго думая, вколол ему дозу успокоительного.

***

Сергея привезли в воспитательную колонию, где содержались малолетние преступники, севшие за тяжкие преступления. Большинство ребят – от шестнадцати до восемнадцати лет. Далее их отправляли в общую колонию отбывать срок. По УДО выходили крайне редко. За счет активистов – старших по отрядам – администрация держала порядок в колонии. Опасения Сергея в том, что здесь одни блатные, которые вертят четки и пьют чефир, не оправдались. Все оказалось гораздо хуже. Строжайшую дисциплину соблюдали все заключенные независимо от их возраста, статьи, положения в хате. Более того, активисты, то есть смотрящие за порядком в комнате, следили за всеми и по любому поводу могли всыпать провинившемуся зэку по первое число.

Дневной распорядок, кроме приема пищи и прогулки, включал в себя школьные занятия до девятого класса у младших и ПТУ у старших, а также труд в деревообрабатывающем цеху. Несмотря на возраст Сергея, его определили в восьмой класс, так как уровень образования не соответствовал его пятнадцати годам. На работе парня поставили подающим брус на конвейер, не обратив внимание на его недуг. Скидку на ДЦП вообще никто не делал – ни сотрудники колонии, ни соседи по хате. Первые две недели Сергея не трогали, давая освоиться. Приставленный к нему парень по имени Стасик и по прозвищу Штык – худощавый высокий юноша шестнадцати лет показывал и рассказывал новичку что и где, объяснял правила и положения в колонии. Сергей быстро осознал, что, если соблюдать установленный порядок, то в принципе жить можно. Да, массаж здесь никто не делал, да и работа оказалась нелегкой. Но в остальном жизнь в воспитательной колонии мало чем отличалась от «сперната».

За скрюченные пальцы Сергей получил прозвище «Корявый». К нему так стали обращаться все без исключения, про имя словно забыли. Он пытался поначалу поправлять ребят, но понял, что без толку.

Без ЛФК и массажа у Сергея болело все тело. От работы ныли суставы, горели мышцы, к вечеру часто кружилась голова с тошнотворными позывами. Жалобами в медпункт парень выбил себе аспирин, временно облегчавший недомогание. Отлынивать от подачи бруса не получалось. Если Сергей не успевал вовремя поставить доску на конвейер, то ждала вся лента, работа у всех стопорилась. Сколько он ни просился перейти на другой участок, бригадир всегда отказывал.

***

Обучение давалось Сергею еще тяжелее. Преподаватели и активисты не жалели парня. Из-за скрюченных пальцев он не успевал писать с доски примеры и упражнения. За почерк парню тоже влетало. После занятий в хате Сергей брал тетради у одноклассников и дописывал классные работы, а потом еще делал домашние задания. Почти все свободное время уходило на уроки. Весь отряд учился на «хорошо» и «отлично», и ребята без энтузиазма, но с чувством долга помогали Сергею с «домашкой».

Парень по негласным правилам отвечал услугой на услугу, убирался за них в хате и в таком духе. Понятия «стремно» в отряде не было. Драить очко могли поставить любого провинившегося или недавно пришедшего зэка. И Сергей носа от такой работы не воротил, иначе за несделанные уроки по головке не гладили. Был случай, когда сильно накосячившего парня спустили в тумбе со второго этажа. Он неделю пролежал на больничной койке. Поэтому Сергей не огрызался, ни с кем не конфликтовал, старался не встревать. Он рассчитывал выйти после «малолетки», надеясь, что во взрослую колонию его не отправят.

В целом, его отряд представлял собой дружный коллектив, где активист, Миша Сиплый, здоровенный семнадцатилетний парень, не беспределил и считался строгим и справедливым старостой. На Сергея активисту иногда достаточно было косо глянуть, и парень тут же старался исправить ошибку. Но в силу ограниченных возможностей Сергей все равно не поспевал ни в учебе, ни на работе. Миша Сиплый неоднократно просил начальство дать поблажку или перекинуть Сергея в другой отряд, однако, получал отказ. Судя по всему, из-за случая в «спернате» администрация колонии решила устроить парню ад, обеспечив ему равные условия обучения и труда. Жаловаться было некому. Замечая старания Сергея, Миша Сиплый его не бил, лишь косился, да покрикивал изредка. «Подсрачник» Сергей получил от активиста один единственный раз, но запомнил надолго. Таким ударом можно было бы забить мяч в ворота с середины настоящего футбольного поля.

Незаметно пролетела осень, и началась бесснежная морозная зима.

***

Сергей научился более-менее сносно писать и успевал за одноклассниками списывать с доски. Благодаря приобретенным знаниям он мог самостоятельно решать несложные задачи. Натренированная память позволяла быстрее учить и запоминать параграфы. Появился интерес к истории и биологии.

На работе парня перевели на станок для обработки торцов черенков. Физическая нагрузка повлияла на суставы и мышцы Сергея, теперь он без особого труда обращался с легкими черенками после тяжелого бруса.

В коллективе его не обижали, сам он тоже никого не задирал. Вспоминая, как он плохо общался с соседями и одноклассниками в «спернате», Сергею становилось стыдно. Особенно тяжело приходилось бессонными ночами, когда перед глазами маячил красный термос, а в ушах стоял голос Мамонта, упрекавший его за содеянное. Парень наряду с сожалением чувствовал и досаду, ведь он мог избежать тюрьмы. Иногда он корил себя часами напролет за то, что пошел на поводу собственной гордыни. Внутренний голос молчал с тех пор, как Сергея привезли в колонию. Бормотание в голове и даже вслух не вызывало тот самый внутренний голос. Сергей думал, что это к лучшему.

В «спернате» Сергей не задумывался о своем будущем. Здесь же не проходило недели, чтобы парень не мечтал о том, как выйдет на свободу, устроится на работу.

Ребята в хате часто говорили о девушках, некоторые доставали телефоны и с кем-то общались. Кого-то из парней там на воле ждали подруги. Сергей, никогда раньше не проявлявший интерес к противоположному полу, слушал истории соседей и представлял себе этих девушек, красивых и грациозных, желающих заниматься с тобой любовью.

Огромной удачей было всем отрядом в выходной попасть на просмотр телевизора, когда шел фильм, типа боевика, где мимолетом шла постельная сцена. Ребята жадно глядели, как совокупляется экранная пара. У Сергея в такие моменты эрекция достигала пика, и он смущенно поправлял штаны. Какие-то парни в хате после таких фильмов ходили к «обиженкам», другие уединялись в углу и довольствовались своей рукой. Сергей из-за неумения и стеснения не мог мастурбировать, досадуя на скрюченные пальцы и тридцать человек в помещении. С другой стороны, он мысленно радовался тому, что не попал в «обиженки». Хоть здесь его ДЦП помогло, и парни брезговали.