* * *

Режим «Почему» — это такой режим сказочной принцессы, при котором вопросы в ее беспечном мозгу генерировались подобно лавине. Эта цепная реакция протекала настолько бурно, что вопросам даже приходилось вставать в очередь, словно в магазине автоматической винтовки. Каждый ответ неосторожного собеседника становился спусковым триггером, который приводил в действие механизм миленьких губ алчущей ответов девушки. Речевой аппарат стремительно отстреливал очередью один вопрос за другим: два трассирующих, один бронебойный, пару разрывных и обычный… контрольный в голову. Если после такого залпа собеседник подавал внятные признаки жизни, то экзекуция переходила на новый цикл. И так повторялось до тех пор, пока поверженный собеседник не понимал, что лучше молчаливо закатывать глаза и имитировать приступ уныния. Ведь унылый вид собеседника — это единственная вещь на свете, которая всегда вызывала в принцессе тоску и скуку. А почувствовав скуку, принцесса удалялась на поиски новой, бодрой жертвы…

* * *

— Так зачем ты сочиняешь сказки? — повторила вопрос Тули́нэ.

— Что значит «зачем»? — переспросил Сказочник.

— Ну для кого ты все это сочиняешь? — последовал трассирующий вопрос.

— Для вас, конечно, — Сказочник, не отрываясь от записей, похрустел затекшей шеей. — Для Диодора, для мандрагор, для кудесника и для тебя…

— А мне-то они зачем? — Заряжая бронебойный вопрос, усмехнулась девушка.

— Ну как тебе объяснить… — вздохнул парень. — Ты — персонаж сказочный. Поэтому живешь наоборот не так, как реальные люди, и поэтому тебе нужна моя «определенная» помощь.

— Поясни, — в ход пошел бронебойный вопрос с кумулятивным зарядом.

— Люди живут в настоящем времени и оставляют следы своих действий в памяти, которые потом могут сохраниться в текстах, изображениях и других предметах. Эти предметы называются артефактами. А сказочные персонажи сначала получают следы своих действий из артефактов, а уже потом попадают в память человека и проживают их.

— То есть, если ты ничего не напишешь, то я ничего сделать не смогу? — Тули́нэ поняла, что собеседник и не думает сдаваться.

— Именно. Артефакт как зеркало: мысли сказочника становятся прошлым, отражаются в артефакте и возвращаются твоим настоящим.

— Ой, а где же я тогда проживаю свою настоящую жизнь? — спохватилась Тули́нэ.

— В памяти, конечно.

— В чьей?

Сейчас в моей, а потом в памяти того, кто смог прочитать артефакт.

— Ну знаешь! — воскликнула девушка. Готовность Сказочника отвечать на ее вопросы сильно раздражала, впрочем, как и его непонятные ответы. — Это что же получается, я нахожусь непонятно где вместо того, чтобы наслаждаться заслуженными летними каникулами!

— А чем ты недовольна? — усмехнулся парень, не переставая писать в блокноте. — Обычным людям редко удается жить в чьей-то памяти, а вот сказочным персонажам это удается без труда, особенно таким ярким и симпатичным, как ты.

— Спасибо, конечно, за этот чахлый комплимент, — пробурчала Тули́нэ, — но а мне-то что с того?

— Ну сама представь, — Сказочник неопределенно махнул рукой. — Ты единственная и неповторимая, но живешь сразу в нескольких местах: в умах и памяти людей! Так ни один человек не может сделать! Первоклассная сказочная магия!

— Но я как джин привязана к своему артефакту! — неожиданно поняла принцесса.

— Все мы к чему-нибудь привязаны, — философски заметил Сказочник. — Человек, например, привязан к своему хрупкому телу, и память у него, кстати, тоже хрупкая. Чуть что — сразу все забывает, а если что забывает, то считай, этого не было.

— А если ты ничего не вспомнишь о себе? — ужаснулась Тули́нэ.

— Тогда я как бы и не жил, наверное… — устало вздохнул парень. — Тут ведь как? Если вспомнил — то жил, а если не вспомнил — то не жил. Напрягает, верно? А вот если существует твой артефакт, то ты точно есть. Так что тебе бояться нечего, пока есть артефакт «Тули́нэ», то сама Тули́нэ тоже живет и здравствует.

— И ест вкусняшки, — уточнила принцесса.

— И ест вкусняшки, — согласился Сказочник.

— И танцует на балах, — подсказала девушка.

— Танцует… — записал парень.

— И живет в свое удовольствие на летних каникулах, — хитро улыбнулась Тули́нэ, подглядывая в записи Сказочника.

— Так, хватит в мой артефакт влезать! — возмутился парень, закрывая текст рукой.

— Это мой артефакт! Что хочу в нем, то и творю!

В дверь неожиданно постучались.

— Тули́нэ, душечка, открой, пожалуйста, дверь, посмотри, кто пришел, — устало попросил сказочник, — а то я эту сказку никогда не закончу.

— За душечку, конечно, спасибо, — пробурчала принцесса, — а вот двери открывать — не царское дело…

Но к двери пошла, правда, бухтя по дороге витиеватые ругательства на эсперанто.

За дверью никого не оказалось. Тули́нэ разочарованно посмотрела на улицу и тут даже подпрыгнула от возмущения.

— Это что такое?! — воскликнула она и, заметив прячущихся в кустах мальчишек, гневно огласила квартал отборной бранью. — Поймаю — уши оторву, бармалеи! Оторву и прибью их на эту дверь, сделаю артефакт, чтобы другим неповадно было!

— Что там? — устало спросил сказочник.

Тули́нэ молча показала на кривую надпись, сделанную цветными мелками: «Тули́нэ — дура!»

— Вот что это такое? — возмутилась девушка.

— Видимо, это тоже артефакт… — тихо усмехнулся Сказочник и закончил историю.

Про выпускной бал, танцы и омаров

Милостивый сударь, я пишу вам это послание, находясь в странном и волнительном состоянии. Поэтому прошу вас быть снисходительным к небольшим орфографическим и стилистическим ошибкам.

Итак.

Я хочу выразить вам свое восхищение! Там, на выпускном балу, вы поразили меня. Вы были столь напористы и настойчивы, что навсегда оставили неизгладимый след в моей хрупкой психике.

Итак… Несмотря на то, что я отшила вас двадцать раз, вы не утратили своей бараньей упертости и все же насильно оттащили меня от стола с халявными омарами. Вы утянули меня в танец, и мне пришлось оставить недоеденную клешню на подносе официанта. Очень жаль, что по возвращении я не обнаружила ни официанта, ни подноса, ни моей недоеденной клешни.

В танце вы были великолепны! Я еле успевала убирать ноги, чтобы вы их мне окончательно не отдавили, а мое единственное бальное платье до сих пор хранит уродливые отпечатки ваших остроносых туфель. Кстати, не спросите у вашего камердинера, чем он начищал вашу вышедшую из моды обувь? Мне кажется, что тот, кто наносит такую… кхм… субстанцию, должен знать, чем ее можно оттереть.

Ах, как мы танцевали! Окружающие замерли в изумлении и предупредительно расступились, стараясь, чтобы им не досталось по морде от нашего безудержного веселья. К тому же под действием центробежной силы наших кружащихся тел на пораженных гостей летели благоухающие брызги остатков сока недоеденного мной омара. Боюсь, что после выпускного бала часть гостей навсегда унесет эту картину в своей памяти, так же, как они унесли пятна от омара, которые, кстати, не выводятся.

Венцом нашего танца, конечно, было фееричное столкновение с ударной установкой. Я до сих пор вижу глаза того музыканта. Казалось, весь спектр эмоций, а, возможно, и прожитая жизнь отразились на его лице. Он не ожидал, что мы сможем до него добраться. Ведь для этого нам нужно было грубо раскидать вокалиста, басиста, пару гитаристов, дюжину скрипачей и протаранить довольно увесистую арфистку. Грохот был такой, что, казалось, небо удивилось тому, что под ним возможно сотворить такой фурор.

Вы целовали мне руки. Хотя мне показалось, что вы слизывали остатки омара с моих пальцев. Очень жаль, ведь я сама хотела их облизать. Так что позже, после танца, их пришлось банально помыть с мылом и обработать обеззараживающим раствором.

Я не подарила вам свой поцелуй, но мои губы хранили изысканный вкус омара, и я не хотела разменивать его на сомнительные и неизведанные мне сопливые ласки.