История заметила, что говорят про нее, и помахала кудеснику прозрачной рукой.

— Ну надо же, — театрально заохал хозяин лавки и хитро подмигнул «незнакомке».

— И на протяжении трех часов она настырно… — Парень запнулся и покраснел. — Нашёптывала мне свой тощий сюжет…

Рассказывать подробности литературного абьюза ему вовсе не хотелось.

— Я старался ее не слушать, — продолжил сказочник. — Пытался затыкать уши, зажмуривал глаза, даже старался ничего не думать — бесполезно. Не отпускает, держит и нагло нашёптывает себя, так сказать, с особым цинизмом.

— Что это у тебя? — спросил кудесник, обращая внимания на руки сказочника. — Синяки?

— Это?

Автор закатал рукава теплого худи, показывая запястья и предплечья, густо исписанные литерами и знаками препинания. Синие закорючки так плотно прилегали друг к другу, что казалось, это не буквы, а причудливые татуировки переплетенных осьминогов, которые сами запутались в своих многочисленных ногах.

— Ничего страшного. Так, следы страсти от литературных утех, — усмехнулся сказочник. — Просто, если история зажала автора в темном переулке, то у него есть только один способ, чтобы ослабить её хватку.

— Какой? — поинтересовался кудесник.

— Нужно её записать. А на тот момент у меня под рукой были только мои руки. Вот и пришлось использовать их вместо блокнота.

Он посмотрел на историю и улыбнулся, припоминая все безумства, которые они вытворяли на протяжении их неожиданного, но довольно плотного рандеву.

— Понимаешь, кудесник, — устало вздохнул автор, указывая на релаксирующую историю. — Стоит до конца перенести её шёпот в текст, как она теряет свою силу и исчезает.

— Что-то она не сильно исчезает, — усмехнулся кудесник.

— Ну-у, — сказочник подошел к истории и нежно потрепал ее по прозрачной щеке. — Видимо, осталось в ней что-то недосказанное…

Зимовье зверей

Кудесник лежал в постели, закопавшись в самую гущу сухих кленовых листьев. Ему было тепло и уютно, и совершенно не было желания материализовывать что-нибудь более традиционное, например ватное одеяло или плед, ну или на крайний случай стог сена. Ещё бы, кто хоть раз спал в ворохе золотых ароматных листьев, никогда не променяет их на простое ватное одеяло.

Мысли кудесника текли вяло. Внимание сонно переползало от ощущений органов чувств к обширным закоулкам памяти. Добравшись до внутреннего кинозала, внимание кудесника удобно уселось в позу лотоса и стало ожидать начало сеанса ретроспектив.

Кудесник не знал заранее, что будут показывать. Как вы понимаете, на такие сеансы афиши и программки заранее не печатают, но хозяин лавки знал, что память опять сделает коктейль из воспоминаний. В обширном баре были как хорошо настоявшиеся крепкие воспоминания прошлого, так и более легкие воспоминания будущего.

Воспоминания будущего? Ну, обычно люди называют их мечтами, хотя алхимики не любят эту формулировку, считая, что есть в ней что-то легкомысленное.

И в некотором роде они были правы. Воспоминания будущего действительно имеют довольно легкое содержимое. Это связано с тем, что они не включают в себя примеси ощущений от органов чувств, а содержат только лишь туманные предположения, как эти ощущения должны выглядеть. Так что полноценную ретроспективу с полным погружением из них не сделаешь — приходится догоняться тем, что уже успел ощутить за прожитое время…

— Кап! — отозвалось из внешнего мира.

Внимание кудесника недовольно нахмурилось, но из позы лотоса не встало.

Плотность внимания была уже довольно высокой, но калейдоскоп мыслей никак не хотел складываться в четкую картинку. Изображение прыгало и дергалось, звуковой ряд шел неосмысленный, а внутренний диалог, который брал на себя роль комментатора, нес околесицу.

— Кап! — напомнил о себе внешний мир.

Кудесник горько вздохнул и понял, что сегодня «кина не будет».

Он высунул руку из-под вороха листьев и попытался нащупать на полу тапки. Тапок не было, зато его ладонь нащупала пушистый кошачий зад, который среагировал сонным звуковым сигналом на неожиданный тактильный контакт.

— Так, и куда это мы собрались? — раздался внутренний голос.

— На кухню, — пробурчал кудесник.

Его раздражало, что внутренний комментатор, лишив его киносеанса, теперь задает такие глупые вопросы.

— Пойду воду перекрою, а то потоп будет.

— Подожди, — ласково пробасил внутренний голос. — Не ходи, это капли дождя барабанят по подоконнику.

— Какой еще дождь в конце декабря? — удивился кудесник.

— Обычный, предновогодний дождь, — чародею показалось, что внутренний голос пожал плечами, хотя, конечно, никаких плеч у внутреннего голоса не было.

К слову сказать, голос все же имел внешность, но, как любая сущность, порожденная разумом человека, она была довольно туманна и расплывчата. Кудесник осторожно сфокусировал внимание, но смог различить лишь огромную бурую массу.

— Да, не стоит покидать столь удобное местечко, — неожиданно к одному внутреннему голосу прибавился еще один, более тонкий. — Поверь, здесь довольно уютно, и, если мы еще немного полежим, то, возможно, все же сможем посмотреть что-нибудь интересное.

Это было неожиданно. Обычно внутренний голос был один, а тут сразу два. Кудесник, кажется, что-то слышал о подобном или читал на желтых страницах альманаха «Кастанеда и кактусы», но подробностей этих статей не помнил. Он хотел что-то спросить, но вместо этого сладко зевнул. Его кисть, которая секунду назад еще искала тапки, уже привычно гладила кота по пушистому загривку, и сонный ассистент тихо отзывался довольным урчанием. На мгновение кудеснику даже показалось, что он играет на непонятном живом инструменте, извлекая своими прикосновениями чарующую, убаюкивающую, зимнюю мелодию.

— Кап! — настойчиво напомнил о себе внешний мир.

Кудесник поморщился.

— Если ты сейчас уйдешь, то точно ничего не увидишь, — осторожно заметил третий голос.

— Да, знал я одного такого… — небрежно бросил четвертый. — Тоже вылез из-под одеяла в такую пору, чтобы кран закрыть…

— И что? — нетерпеливо спросил пятый.

— Что-что? Ничего… — отозвался четвертый. — Ни его, ни крана… Поговаривают, что он так и бродит по миру до сих пор, как медведь-шатун в зимнем лесу, ищет краны и пытается их перекрыть. И нет ему покоя нигде, и пути назад, кстати, тоже нет.

— Обожаю страшные истории, — вздохнул шестой голос, — особенно в темноте и перед сном.

— Эй, я вообще-то всё слышу! — серьезно сказал кудесник внутренним голосам.

— Ну раз слышишь, тогда и не ходи никуда, — отозвался первый голос. — Лежим, мило ведем светскую беседу, никого не трогаем.

— Кап! — отозвался внешний мир.

— Нет! Это невыносимо! — воскликнул кудесник. — Ай!

Пушистому инструменту тоже надоело, что на нем играют, и вместо нового убаюкивающего аккорда он совершил наглый кусь с последующей быстрой сменой дислокации.

— Животное! — возмутился кудесник и выпал из вороха листьев.

— Он всё-таки вылез, — тяжело вздохнул первый голос.

— Досадно, — согласился второй.

— Теперь точно «кина не будет», — охнул третий.

— Знал я одного такого… — начал четвертый. — Тоже никого не слушал…

— А потом что? — спросил пятый.

— Ох, еще одна страшная история… — мечтательно заметил шестой.

— Дайте же, наконец, поспать! — мяукнул седьмой.

У кудесника голова пошла кругом. Он начал разгребать руками ворох листьев и неожиданно наткнулся ладонью на что-то теплое и мохнатое.

— Щекотно, — усмехнулся первый голос.

— Знал я одного такого… — начал возмущаться четвертый. — Тоже всех щекотал, пока не пощекотали его…

Кудесник, не обращая внимания на голоса, продолжал раскапывать свою кровать, пока нос к носу не столкнулся с сонным бурым медведем.

— Ты кто? — моргнув, спросил кудесник.

— Я — медведь, — ухмыльнулся в ответ медведь.

— А откуда ты тут взялся? — Кудесник незаметно ущипнул себя пару раз, чтобы убедиться, что это не сон.