– На самом деле лифты полны сюрпризов, – говорю я. – В самый ответственный момент вдруг перестают срабатывать кнопки. Если ты вызываешь лифт, а следом его вызывает кто-то после тебя, то лифт сперва едет к нему, на другой этаж, а уж потом к тебе.

– Снова пошли страшилки про жизненное дерьмо? – Сисирина нажимает на кнопку девятнадцатого этажа. Все стены лифта исписаны дурацкими надписями и граффити. Дом вроде новый, однако, здешняя школота времени зря не теряет. Одна из надписей гласит: «Я вылизал Ирку – кайф!»

– Это не про меня, – клянётся Сисирина, мгновенно становясь пунцовой. – Это про другую Ирку.

– Вот тебе и проявление Мета-игры, – говорю я, – Не стоит слишком часто ссылаться на принцип Оккама, ведь он также является частью симуляции, целиком и полностью искусственным параметром, управляемым Мета-игрой. Подобные параметры прописываются для нас, а не для самой Мета-игры, которой вовсе не обязательно им следовать. Так что в отношении Мета-игры принцип Оккама не работает, ты уж извини.

Бесполезно пытаться разубедить меня в моих взглядах. Я изрядно поднаторел в контраргументах. Что бы ни изобрела Сисирина, я разобью все её доводы в пух и прах.

По пути наверх лифт останавливается дважды – на четвёртом и седьмом этажах. Мы выглядываем наружу и никого не видим. Кнопка вызова не горит, значит лифт отсюда не вызывали и, тем не менее, он остановился. Дважды. Потом поднял нас на двадцатый этаж и только после этого вернулся на девятнадцатый.

– Это ничего не доказывает! – упрямится Сисирина, выходит из лифта и отпирает квартиру.

При желании я мог бы рассказать ей много интересного о том, как рядовые нэпсы самопрограммируются на категорическое отторжение любых фактов, не укладывающихся в их убогие поведенческие алгоритмы. Мог бы, а какой смысл?

Не представляю, откуда у выпускницы детского дома своя квартира. Возможно она не своя, возможно Сисирина её снимает. Или же щедрое государство на халяву раздаёт сиротам крохотные квартирушки, которые на рынке недвижимости никому не нужны… Квартирушка Сисирины настолько крохотная, что её и квартирой-то назвать нельзя. Это натурально собачья конура. Даже сгоревшая однушка Кукушкиной была больше.

Мы разуваемся в прихожей, где еле-еле можно развернуться втроём с велосипедом. Сисирина сразу бежит в душ, а я достаю из рюкзака зарядку и подключаю байк к розетке. Транспортное средство занимает большую часть прихожей. Пока Сисирина не закрылась, успеваю заметить, что санузел у неё тоже крошечный и вдобавок совмещённый. Совмещены и кухня с комнатой – это теперь называется «студией». Но по факту это собачья конура.

Я кричу Сисирине:

– У тебя вай-фай есть?

Она меня не слышит, в ванне шумит вода. Я прохожу в комнату, обставленную недорогой мебелью из ИКЕА. У окна стоит тренажёр – беговая дорожка. Значит Сисирина всё же пытается согнать лишнюю массу с задницы… Диван, шкафчик, кресло, стеллаж – вот и весь интерьер. На полках на удивление много книг. Из авторов преобладают Стивен Кинг, Брэм Стокер, Энн Райс, Говард Лавкрафт, Грэхем Мастертон, Дэн Симмонс и чудом затесавшийся в их компанию Стиг Ларссон. Отдельно стоят Мулдашев с Блаватской. И это явно не всё, остальное наверняка хранится на телефоне или компьютере в электронном виде. Для детдомовской девушки Сисирина поразительно много знает и во многом разбирается, а значит читает гораздо больше представленного на полках. И это не должно удивлять. Одинокая девушка с излишками веса, без парня и без аккаунта в соцсетях (судя по тому, что за весь вечер ни разу не заглянула в телефон) – чем ещё ей заниматься, кроме чтения?

Я падаю в кресло и достаю ноутбук. Моё внимание привлекает один файл на десктопе. Это текстовой документ, озаглавленный: «Время перерождения (черновик)». Получается, я не врал Братку, когда говорил, что пишу бестселлер. На досуге я его действительно пишу – чтобы дать мозгам отдохнуть и отвлечься от жизненного дерьма и сталкеринга в Мета-игре.

Голая степь с перекати-полем не трансформируется ни в какие образы, пока я не открываю документ и не пробегаю глазами текст. Оказывается, моя нетленка – это остросюжетный психологический триллер, повествующий о сумасшедшем маньяке и серийном убийце, вроде Декстера. О плохише, который выслеживает и убивает исключительно таких же или ещё больших плохишей. Обычные безобидные граждане его не интересуют, правда, по иным причинам, нежели Декстера. Персонажу около тридцати лет, он живёт один, без жены и детей, и ненавидит родителей за то, что они, по его мнению, испортили ему жизнь и сделали тем, кто он есть.

Прочитанное заставляет меня вспомнить собственные слова, сказанные около часа назад, и я задумываюсь вот над чем: вдруг из-за таблеток у меня в голове всё настолько перемешалось, что я описываю сам себя и даже не осознаю этого? Ни в коем случае не хочется проводить параллели, но, согласитесь, они напрашиваются сами собой. У меня не всегда выходит с первой попытки вспомнить, кто я и что я. Это можно списать на химическую музыку и необратимые изменения в мозгу, но также это может быть вызвано тем, что внутри меня живёт ещё одна личность, чьи кровожадные поступки настолько ужасны, что рассудок вытесняет их из сознания, отсюда и провалы в памяти. Мне думается, опасения вполне обоснованы. Кажется, будто я описываю вымышленного героя, а на самом деле раскрываю на страницах своё тёмное альтер-эго и не отдаю себе в этом отчёта…

Или же Мета-игра одновременно реализует несколько параллельных сюжетов с моим участием, из-за чего происходит непостижимое интерференционное наложение друг на друга разных личностей Семёна Косачевского из разных сюжетных линий. Проще говоря, до меня доносятся отголоски другого меня. Тогда и мои отголоски должны доходить до него. Вполне возможно, что прямо сейчас другой я прикончил очередную жертву и теперь готовится строчить нетленку про безобидного хакера Сэма, попавшего на крючок к Братку и Куратору…

Я неуверенно ёрзаю в кресле и чувствую лёгкий озноб. Оказывается, «похолодел от страха» – не просто красивая фигура речи. Действие таблетки закончилось, больше ничто не удерживает меня в бесстрастном состоянии, ничто не защищает от эмоций. Вот за что я терпеть не могу эмоции – они не всегда бывают приятными.

Впрочем, позитив быстро возвращается вместе с Сисириной. Она выходит из душа, завернувшись в махровое полотенце и разнося вокруг аромат шампуня. Полотенце поменьше намотано на голову в виде чалмы.

– Чем занимаешься? – Сразу же заглядывает в мой ноутбук любопытная Варвара.

Приходится сознаваться в писательском грешке, умалчивая о своих опасениях.

– Вы только поглядите! – смеётся Сисирина и устраивается по соседству на диване, поджав под себя ноги, как умеют сидеть только девчонки. – Он у нас и в Мета-игре сталкерит, и бестселлеры пишет! Прямо талантище!

– Колись, о чём твоя нетленка? – требует она.

Мне следует во всём ей угождать и я подчиняюсь.

– Главный персонаж, Виталик Шалевич, с раннего детства получил и усвоил ряд жизненных уроков, повлиявших на его отношение к людям – отношение, мягко говоря, не совсем хорошее. Став маньяком и отнимая у людей жизнь, он не чувствует из-за этого никаких моральных угрызений.

Его мать – упрямая, наглая и своенравная женщина, голосистая базарная торговка. Отец – простой работяга, властный и жёсткий человек, помешанный на религии, фанатик с дремучими сектантскими взглядами, в том числе и касательно детского воспитания. У них в доме постоянно царили ругань, ссоры, склоки. Доходило и до рукоприкладства. Взбешённый отец лупил мать, та хватала первое, что попадалось под руку, и давала сдачи. Так и жили. При этом оба считали себя идеальной парой и не помышляли о разводе.

Виталик – их единственный ребёнок. С детства его не только пороли за любую провинность, но даже и просто так, ни за что, для профилактики. Отец был уверен, будто лишь регулярная порка делает человека человеком. «Меня в детстве не только пороли, но и ставили в угол на горох, – частенько приговаривал он. – Это если проступок был средней тяжести. За незначительные проступки ставили на пшёнку, а за самые тяжкие на гречку – стоять коленками на острых гранях особенно больно».