— Простите, что перебиваю, — ведущий сделал сконфуженное лицо, — но, насколько мне известно, года три или четыре назад был издан роскошный альбом с репродукциями картин Иваницкого.

Анна Федоровна кивнула.

— Совершенно верно. На первую годовщину смерти Володи… извините, Владимира Григорьевича, издательство «Музруки» выпустило альбом. Спасибо большое Георгию Китовани, его другу, издателю, который и был инициатором этого проекта. Отдельное спасибо хочу сказать художнику Николаю Гнисюку, который работал над альбомом как фотограф, а также его жене Надежде Майданской. Их помощь неоценима. Сказать, что альбом вышел большим тиражом, не могу, это дорогое издание по себестоимости. Хотя тогда нам казалось, что этого будет достаточно. И тем не менее он разошелся практически мгновенно. Сейчас в свете того, что обнаружились неизвестные до сих пор работы и их подлинность установлена экспертами, издательство работает над новой редакцией альбома, куда все они будут включены.

— Благодарю вас, Анна Федоровна. — Евграф перевел взгляд с собеседницы на камеру. — Сейчас у нас на канале реклама, после чего мы вернемся в студию, чтобы продолжить разговор. Не переключайтесь, уважаемые зрители, все еще только начинается.

Зазвучала музыка рекламного ролика.

— Плохо, Евграф, плохо! — с воплем отчаяния подскочил к ведущему полный мужчина маленького роста. Махнув в сторону ведущего носовым платком, он вытер им вспотевшие лицо и шею. — Сплошное самолюбование! И имя тебе не Евграф, а Нарцисс. Ты пойми, — он скосил глаза на Анну Федоровну и Дарью, — ты же не с людями разговариваешь, а с человеками.

— Виктор Илларионович, — Евграф сконфузился, его щеки запылали, — я постараюсь, правда, чтобы все было…

— Гример, быстро сюда, нарисуй ему бледность на щеках!

К Евграфу подбежала юная хрупкая девушка в джинсах, художественно заляпанных разноцветной масляной краской, и энергично принялась работать кисточкой. Режиссер, насупившись, наблюдал за процессом.

— Виктор Илларионович, — не выдержав гнетущей тишины, робко вступилась за ведущего Дарья, — не ругайте его, пожалуйста, ведь человек всего второй раз в прямом эфире.

— Не исключаю, что, может быть, и в последний, если так и дальше пойдет, — как приговор произнес режиссер.

— Конечно, вам со стороны виднее, — подчеркнуто уважительно обратилась Анна Федоровна к Виктору Илларионовичу, — но лично меня ничего не смущает, и у нас с Евграфом, — она слегка сжала его руку, — по-моему, установился контакт. Ведь правда?

Евграф молча кивнул. Гримерша, закончив «грунтовать» его лицо, отошла на шаг, любуясь результатом, но, спохватившись, перевела тревожный взгляд на режиссера.

— Вас, может, и не смущает, а меня… — Режиссер хотел что-то добавить, передумал и, махнув рукой, развернулся и пошел к камере.

— Ничего, ничего, — подбодрила Дарья ведущего, — все будет хорошо.

— Спасибо вам, — расчувствовавшись, поблагодарил Евграф своих собеседниц.

— Разговорчики! — рявкнул из-за камеры режиссер. — Уходим с рекламы, возвращаемся в студию!

Пока шла заставка программы, Евграф приосанился и быстро сделал несколько мимических упражнений.

— Спасибо, уважаемые зрители, что вы по-прежнему с нами. Хочу напомнить, а тем, кто только что включил телевизор, сообщить, что сегодня у нас в студии Анна Федоровна Иваницкая, вдова художника Иваницкого, искусствовед, директор благотворительного фонда, носящего его имя, и тележурналист и уже немножечко режиссер Дарья Зверева. Анна Федоровна, — Евграф старался вести себя как можно непринужденнее, — прежде чем я передам слово Дарье, хотел бы узнать, кому принадлежала идея снять фильм об Иваницком?

— Идея давно витала в воздухе. Но, видно, нужно было, чтобы прошло какое-то время… чтоб звезды так встали. Одно могу сказать: когда моя знакомая предложила в качестве возможного режиссера Дарью, которую я знаю не один год, у меня поначалу все же были сомнения, но увидев, с каким рвением она взялась за работу, я успокоилась. И мне кажется, что у нее получилось, — она с нежностью посмотрела на журналистку, — и ее первый документальный блин вышел не комом.

— Дарья, ну наконец дошла очередь и до вас. Как вы познакомились с художником и почему выбрали героем своего дебютного фильма именно его?

— Мне посчастливилось знать Владимира Григорьевича. — Дарья опустила глаза и положила руки на колени, как школьница. — Меня с ним познакомила моя подруга Катя Черных, скульптор, о которой только что упомянула Анна Федоровна. Он мне сразу понравился и как человек, и как художник. Я была на многих его выставках, у него в мастерской на Масловке, дома. Это был удивительный человек — широкий, щедрый. На него можно было положиться. Про таких, как он, говорят: харизматичная личность. А еще, — Дарья вдруг улыбнулась, — он смешил меня, рассказывал всякие забавные истории. И, когда я закатывалась, он, по-моему, радовался больше меня. Я сейчас скажу банальность, — лицо Евграфа окаменело, но Дарья не заметила его реакции, — для кого-то это лишь оборот речи, но у нас, по-моему, несмотря на разницу в возрасте, было общение, да-да, общение с большой буквы — Владимир Григорьевич слушал меня и слышал, — Дарья перевела дыхание, — и я, надеюсь, тоже его слышала и понимала… как могла…

— Дарья, кто же кроме звезд, о которых говорила Анна Федоровна, дал вам знать, что именно вы должны снять этот фильм?

— Катя Черных. Ей пришла в голову эта идея. Сама бы я, наверное, все-таки не решилась. И конечно, если бы меня не поддержали и не поверили в меня Анна Федоровна, друзья Владимира Григорьевича, — ее голос дрогнул, — не знаю… в общем, спасибо им за это большое. И, конечно, большое спасибо продюсеру частной телекомпании «Хорошо продакш» и лично Наталии Ивановой. Рискнуть и вложить деньги в дебютанта — на это не каждый пойдет.

— И когда мы сможем увидеть ваш фильм?

— Через неделю в Доме кино в Белом зале будет премьера.

— Волнуетесь?

— Очень!

Вера вышла из дома и направилась к машине, на ходу бросив охраннику:

— Саша, открывай!

Охранник не спеша двинулся к воротам, что-то напевая себе под нос. Громыхнув металлическим засовом, он распахнул ворота и профессионально огляделся по сторонам. С ревом к парадному подъезду подкатил «Харлей-Дэвидсон». За рулем мотоцикла сидел мужчина в байкерском прикиде — черные кожаные штаны, «косуха», длинные волосы собраны в хвост, на голове бандана, в ухе серьга, на шее и руках — затейливые украшения типа фенек. Мужчина лихо поставил мотоцикл на боковую подножку, откуда-то из нутра металлического монстра извлек букет цветов, оценивающе оглядел дом. Охранник двинулся к нему.

Открыв дверцу машины, Вера села, достала из сумочки ключи и мобильный телефон, который тотчас зазвонил.

— Алло… да, Антош… Выставка называется «Молодые художники городу». Открывается через месяц с небольшим, каталог будет за неделю до открытия… Я как раз сейчас еду в типографию… Да, Алексей Политое там заявлен, у него три картины и, в частности, «Икона гиперчеловека»… Как подарил?! Кому?! Что за детский сад! Вот и найди его или эту Абакумову… Кто такая?.. Может, она еще денег запросит?.. Тем более. А то сейчас все разъедутся по дачам, по курортам — никого не найдешь. Все, Антош, жду звонка.

Сообщение Антона, ее знакомого журналиста, освещавшего художническую жизнь столицы в одном кругом гламурном журнале, повергло Веру в легкое оцепенение. Алексей Политое, модный радикальный дизайнер и художник, выкинул непредвиденное: картину, которую Вера ждала от него со дня на день для выставки, он, как рассказал Антон, широким жестом — иначе не умел! — подарил своей подружке журналистке «Пьяный, что ль, был? — гадала Вера, прокручивая варианты. — Или она у него выклянчила? А может, просто под шумок вынесла из мастерской? С этой братии станется! Недаром отец их, журналюг, сторонился».

Вспомнив об отце, Вера невольно передернула плечами. Сегодня семнадцатое мая — день его рождения. Когда-то этот день был для нее самым любимым в году… Она всегда готовилась к нему с особым тщанием, за полтора-два месяца начинала думать о подарке… «Обидел ты меня, папочка, — Вера тяжело вздохнула, — ох как обидел».