— Ты Олегу позвонила?

— Ну, конечно, позвонила.

— И где же он?

— Сказал, что задерживается.

Прищурившись, Анна Федоровна вглядывалась в подъезжавшую машину:

— А это не Ида?

— Да, это наша Пра… вместе с копьеметательницей.

Лера помогла Ираиде Антоновне выйти из машины и, взяв ее под руку, подвела к Анне Федоровне и Вере. Последняя сделала кислую мину. Лера отвела взгляд.

— Что это?! — принюхиваясь, с возмущением спросила Ираида Антоновна. — Что это за духи? «Шанель»? Они давно уже не в моде. Ими душатся только дешевые кокотки. — Она строго посмотрела на Анну Федоровну. — Сколько там у тебя осталось?

— Больше полфлакона.

— Отдай! — потребовала старуха.

— Хорошо, отдам, — согласилась невестка.

— Бабушка, ты хочешь сказать, что ты — дешевая кокотка? — не удержалась Вера.

— Сколько раз я просила, — с вызовом сказала Ираида Антоновна, — чтоб меня не называли бабушкой! А что это у тебя висит? — Она пощупала шарф, художественно завязанный на шее Веры.

— Это фуляр, Ида, и, между прочим, «Дона Кэррэл», компри?

— Не знаю, что за дона такая, но честно скажу: ты в нем похожа на повивальную бабку.

— Ага. — Поняв к чему клонит старуха, Вера спросила: — Тебе его сразу отдать? Или после визита к нотариусу?

Ираида Антоновна расплылась в улыбке.

— Лучше сразу. Ну что, девочки, пошли!

Они вошли в контору, разделись, поднялись на второй этаж, вошли в комнату. За столом уже сидел нотариус. Склонившись к Галине Васильевне, он что-то ей тихо говорил. Увидев вошедших, встал.

— Дамы, прошу вас садиться.

Прежде чем открыть папку с завещанием, нотариус внимательно оглядел сидящих за столом, поправил галстук.

— Итак, дамы, согласно воле покойного, составленное им завещание будет вскрыто и прочитано мною сегодня, двадцать девятого февраля сего года, ровно через сорок дней после его кончины.

— Я хочу сделать заявление, — подала голос Лера. — Я не знаю, будем ли я и мой сын включены в завещание, но в любом случае я от наследства отказываюсь.

— Молодец, деточка! — Ираида Антоновна похлопала ее по руке. — Высокий класс! Хвалю!

— «Все мое имущество, — начал читать нотариус, — движимое и недвижимое, завещаю своей матери, Ираиде Антоновне Иваницкой, чтобы она, унаследовав мое имущество, распорядилась им по своему усмотрению и разделила его между прочими моими родственниками, как сочтет нужным».

Все посмотрели на старуху. Ее лицо было невозмутимым.

— Как жаль, что не пришел Андрюша. Он уже почти взрослый и мог быть с нами.

— Он не смог, — пояснила Галина Васильевна, — у него занятия.

— К тому же мы решили, — добавила Саша, — что ему рано посещать такие мероприятия.

— Вы решили? — повысив голос, переспросила Ираида Антоновна. — Теперь решаю я. Володя, уходя, поручил мне эту миссию. Сейчас все встаем и едем в его мастерскую. — Она в упор посмотрела на Анну Федоровну. — Надеюсь, там все приготовлено?

— Да, Ида.

— Вот и хорошо.

Все встали, спустились вниз, вышли на улицу. Им навстречу шел Олег.

— Тогда так, Галя с Сашей поедут с нами, — распорядилась старуха.

В машине ехали молча. Только время от времени Ираида Антоновна, поглядывая на Леру, повторяла:

— Молодец, девочка, молодец!

Машина Анны Федоровны оторвалась от них на первом же светофоре.

У дверей в мастерскую их встретил Олег. Помог дамам раздеться, провел по маленькому коридорчику в комнату. На столе уже горели свечи.

— Итак, — сев за стол и обведя присутствующих долгим взглядом, сказала Ираида Антоновна, — сегодня сорок дней, как Володи нет с нами. Помянем его.

Не чокаясь, выпили.

— Три месяца назад Володя пришел ко мне и сказал, что очень болен. Он сказал: я уйду, а ты посмотри на них, на женщин, которых я любил и которые, надеюсь, любили меня. Посмотри на них и сама реши, кому, чего, сколько. И еще он велел передать вам, что он просит у вас прощения… у всех… у каждой.

Она сделала знак Олегу, тот вышел и вернулся с Алексеем, шофером Анны Федоровны. Они вынесли на середину что-то плоское, накрытое простыней. Поставили на мольберт.

— Что это? — вырвалось у Галины Васильевны.

— Это последняя работа Володи. Она написана не в его обычной манере. Он не успел закончить ее… Это подарок вам всем и просьба о прощении.

Ираида Антоновна еще раз махнула Олегу, он сдернул простыню.

На картине были изображены Анна Федоровна, Галина Васильевна, Саша, Вера, Лера.

Все любимые женщины художника.

И все вместе.

— Тишина в студии! — крикнул режиссер. — Камера! Начали!

— Здравствуйте, уважаемые телезрители. И снова с вами я, Евграф Толстой, ведущий программы «Культурные хроники», в которой я и мои коллеги ежедневно рассказываем вам о новостях культуры. Сегодня я не один, со мной в студии, — ведущий повернул голову вправо, — Анна Федоровна Иваницкая, вдова художника Владимира Григорьевича Иваницкого, искусствовед, директор благотворительного фонда, носящего его имя, и тележурналист Дарья Зверева, которую я представляю в новом для нее качестве, а именно режиссера-дебютанта в документальном кино.

Дарья смущенно улыбнулась.

— Сегодня у Владимира Григорьевича Иваницкого, народного художника России, академика Академии художеств, лауреата многочисленных российских и зарубежных премий и просто одного из любимых наших художников, день рождения. Ему исполнилось бы семьдесят три года. Исполнилось бы… — ведущий сделал трагическое лицо, — но, к сожалению, пять лет назад Владимир Григорьевич ушел из жизни. О личности художника, его творчестве мы и поговорим сегодня с нашими гостями. Анна Федоровна, начнем с вас. Если измерять интерес к художнику количеством его выставок, их стало больше или меньше?

— Количеством выставок измерять интерес к художнику, на мой взгляд, все-таки не очень правильно. Уверена, у нас немало замечательных художников, интерес к которым есть, но выставляться часто по тем или иным причинам у них просто нет возможности. В этом смысле Иваницкий не мог пожаловаться: он выставлялся часто и много. Все эти пять лет после его ухода мы не успевали перевести дыхание, поскольку государственные и частные музеи и галереи, как наши, так и зарубежные, буквально завалили нас просьбами и пожеланиями устроить выставку его работ. Скажу честно, некоторые вызывали у меня сомнение в том смысле, что казались не более чем формальной данью уважения к личности художника. Но время показало, и я этому рада, что это не так. Сколько выставок прошло за эти пять лет, я даже не берусь сказать, мало этого, мы до сих пор ходим в должниках у некоторых музеев и галерей. При этом, опять же скажу честно, девятый вал интереса к художнику прошел. И, на мой взгляд, это нормально. Ведь так устроено природой — всему отводится свое место, ни больше и ни меньше. И интерес к творчеству Владимира Григорьевича носит сейчас нормальный устойчивый характер. Взять хотя бы галерею «Вера» в Москве, где выставляются исключительно работы Иваницкого. Народ не ломится, но посетители есть всегда. Время от времени интерес к его творчеству подогревается какой-нибудь интригой… — Увидев удивленное лицо ведущего, Анна Федоровна поспешила пояснить: — В хорошем смысле этого слова. К примеру, где-то кто-то в запасниках обнаружит доселе неизвестную картину художника. Вопрос: кому неизвестную? Им? Нам? Тем не менее это повод устроить полноценную выставку. Или, скажем, аукционы. Это особая статья. Не единожды на торги выставлялись его картины. Владимир Григорьевич был щедрым человеком — много дарил друзьям, знакомым, даже малознакомым людям. Мог вернуться с выставки, зарубежной или российской, без одной, двух, трех картин. Не знаю, известно ли вам, что у него был девиз: ни дня без картины. И если иметь в виду, что он часто и много ездил не только с выставками, а как частное лицо, то сколько им было создано и где все эти рисунки, картины, художественные автографы, одному богу известно. Ведь, как я уже сказала, не все он довозил до дома. Но вопрос в другом — установить подлинность произведения. Известно, что под Иваницкого, выражаясь языком тинейджеров, «косило» немало художников. Я сужу по количеству копий, которые были выявлены. И все же за эти годы удалось обнаружить более ста работ, сделанных его рукой. При этом есть еще его архив, который находится здесь, в Москве, и он до сих пор не разобран.