Серегил поспешно отвел глаза, приготовившись к тому, что видение исчезнет. Ласковая рука коснулась его подбородка, заставляя его взглянуть в лицо волшебнику.

— Открой глаза, Серегил!

Тот послушался и чуть не расплакался от облегчения: перед ним был Нисандер, ничто не изменилось.

— У тебя очень упрямый ум, милый мальчик, — сказал Нисандер, похлопав Серегила по щеке. — Ты можешь выследить черную кошку безлунной ночью, но собственное сердце для тебя — неведомая земля. Ты должен быть более внимателен.

Нисандер опустил руку, и теперь Серегил увидел, что старый волшебник держит один из загадочных стеклянных шаров. Небрежным взмахом маг подкинул шар в воздух. Сфера блеснула в солнечных лучах и разлетелась на тысячу осколков, ударившись о камень. На какой-то ужасный момент Серегил снова оказался на продуваемом всеми ветрами пленимарском берегу, кровь — кровь Нисандера — капала с его сломанной рапиры. Так же мгновенно, как появилось, видение растаяло.

— Какой прелестный звук, правда? — спросил волшебник, с улыбкой глядя на осколки.

Серегил смахнул слезы и попытался понять, что все это значит.

— Руиауро говорил, что я должен их сохранить. Но Нисандер исчез, и на его месте снова сидел Лиал. Руиауро покачал головой.

— Я сказал, что они твои, сын Корита. Но это тебе и так известно и было известно давно — до того, как ты ко мне пришел.

— Нет, ничего подобного! — воскликнул Серегил, но на этот раз менее уверенно. — Что я должен сделать?

Ветер стал совсем ледяным. Серегил поджал ноги и обхватил руками колени, пытаясь согреться. Рядом кто-то зашевелился, и Серегил увидел, что теперь Лиала сменил молодой дракон размером с быка — дракон с золотыми добрыми глазами

— Ты — дитя Ауры, маленький братец, дитя Иллиора. Приближается следующее па твоего танца. Возьми с собой только то, что тебе нужно, — сказал дракон голосом Лиала. С этими словами он с грохотом, похожим на летний гром, расправил кожистые крылья и взлетел, заслонив солнце.

Серегил почувствовал, что тонет во тьме. Горячий едкий воздух в дхиме давил на него со всех сторон. Задыхаясь, он нащупал кожаную завесу, выполз наружу и упал, ловя воздух ртом, на теплый шершавый камень пола пещеры.

Левая рука Серегила что-то нащупала. Даже без того слабого света, который проникал сюда из главной пещеры, Серегил узнал предмет, узнал прохладу слегка шероховатого стекла, которого коснулись его пальцы. Шатаясь, Серегил поднялся на ноги и взвесил шар в руке. Шар был тяжелый, гораздо тяжелее, чем следовало бы быть сфере не больше вороньего яйца, — драгоценный и отвратительный, шар принадлежал Серегилу, и тот мог делать с ним, что хотел.

«Возьми с собой только то, что тебе нужно». В неожиданном страстном порыве Серегил швырнул шар в стену. На этот раз видения не последовало, раздался только порадовавший Серегила звон разбитого стекла.

Солнце еще еле встало, когда Серегил вышел из Нхамахата. Все тело его болело, он испытывал такую усталость, словно и в самом деле проделал пешком путь до горного озера и обратно.

Вернувшись домой, Серегил поднялся в свою комнату по задней лестнице. Алек все еще спал, накрыв голову подушкой. Стук двери разбудил его. Из-под подушки выглянула всклокоченная голова.

— Вот и ты, — сказал Алек, опираясь на локоть. — Снова ранняя прогулка? Где ты был на этот раз?

Серегил не сразу нашел слова. Он сел на край постели и потрепал Алека по спутанным волосам.

— Просто бродил, — наконец удалось ему произнести. — Вставай. Нас ждет многотрудный день.

Кирнари Хамана одним из последних явился выразить Клиа свои соболезнования Когда слуга объявил о прибытии Назиена-и-Хари, Серегил с Алеком тактично удалились в соседнюю комнату, из-за прикрытой двери они могли следить за всем происходящим.

Главу клана сопровождал десяток родичей; среди них был Эмиэль-и— Моранти.

— А что, если Назиен знает, где был его племянник прошлой ночью? — прошептал Алек.

Серегил обнаружил, что вопреки собственному желанию надеется это не так. Как ни горделив и высокомерен был хаманец, Клиа явно испытывала к нему симпатию, и это чувство, похоже, было взаимным.

Назиен и остальные положили на жаровню по кедровой щепке и поклонились Клиа.

Пока Назиен что-то тихо говорил Клиа, Серегил внимательно следил за его племянником, ожидая, что тот чем-нибудь себя выдаст. Однако лицо Эмиэля оставалось бесстрастным; хаманец, похоже, просто скучал Когда все положенные по обычаю слова были сказаны, Клиа наклонилась вперед и пристально взглянула в лицо старику.

— Скажи мне, кирнари, скоро ли лиасидра даст ответ на мои просьбы? Мне так хочется вернуться на родину и по-настоящему поклониться могиле моей матери.

— Переговоры пора заканчивать, — согласился Назиен. — Ты проявила завидное терпение, хотя не уверен, что решение лиасидра тебя порадует.

— Значит, ты думаешь, что мне ничего не удастся добиться? Назиен развел руками.

— Я не могу решать за других. Однако что касается меня, то какие бы чувства я ни питал к твоему родичу, изгнаннику, знай: я никогда не поддерживал те жесткие меры, которые были введены Эдиктом об отделении.

Стоявший позади кирнари Эмиэль ничего не сказал, но Серегилу показалось, что молодой хаманец напрягся.

— Я стар и, возможно, слишком часто вспоминаю прошлое, — продолжал Назиен. — Иногда мне даже кажется, что в тебе, госпожа, я узнаю своего старого друга Коррута — такого, каким я видел его в последний раз. Ты многим мне его напоминаешь — терпеливостью, самообладанием, быстрым разумом Думаю, что и его упрямство ты тоже унаследовала.

— Как странно, — сказала Клиа тихо. — Для меня Коррут-иГламиен — человек из легенды. Его тело, прежде чем его поглотил огонь, было для меня сохранившейся реликвией древности. А для тебя он навсегда останется другом юности, ничуть не изменившимся, как Серегил — для меня. Каково это быть ауренфэйе или волшебником и жить так долго, чтобы хранить подобные воспоминания? Моя жизнь по сравнению с твоей так быстротечна, однако мне она такой совсем не кажется.

— Это потому, что ты нашла ей хорошее применение, — ответил Назиен — Боюсь, что твое пребывание в Сарикали близится к концу. Окажи мне честь — прими участие в охоте вместе с нами, прежде чем отправишься в путь.

— Твое приглашение — честь для меня, — горячо откликнулась Клиа. — Завтра — большое празднество в тупе Вирессы. Может быть, поохотимся на следующее утро?

— Как пожелаешь, Клиа-а-Идрилейн.

— Пожалуй, тебе следует предупредить принцессу о хаманских охотничьих обычаях, — любезно сказал Эмиэль. — По традиции мы обедаем только тем, что удалось добыть, так что, может быть, тебе и твоим людям придется, как и нам, удовлетвориться хлебом и турабом.

— Тогда тебя порадует то, кого я выбираю себе в спутники, — рассмеялась Клиа. — Алек-и-Амаса настреляет нам достаточно дичи для настоящего пира.

Серегил толкнул Алека локтем, глядя на пораженные лица хаманцев.

— Похоже, ты по крайней мере в числе приглашенных.

То ли по причине молчаливого согласия Клиа на то, чтобы они снова начали шпионить, то ли просто в результате долгого вынужденного воздержания Серегил удивил Алека проявлением бурной страсти, как только они остались одни.

— Что это такое? — со смехом воскликнул Алек, когда его не слишком нежно потащили к постели. Частые приступы мрачности и последствия загадочного «падения» Серегила привели к тому, что друг не прикасался к нему уже много дней, если не недель.

— Если тебе приходится спрашивать, значит, и впрямь прошло слишком много времени, — прорычал Серегил, стаскивая с Алека кафтан и возясь с его поясом. Он был нетерпелив и ненасытен, и Алек отвечал ему тем же. Никто из них долго не замечал, что дверь, ведущая на балкон, широко распахнута.

— Должно быть, все в доме от кухни до чердака то краснеют, то ругают нас на чем свет стоит, — со смехом сказал Серегил, когда наконец без сил растянулся на полу рядом с кроватью.