– Да, да, ― согласно кивнула Джулия, вспоминая о собственных изменениях внешности за последние тридцать лет. Разумеется, не в лучшую сторону. ― Конечно, всё дело в вашем возрасте, простите мою глупость. Но я, бывает, гадаю: сколько лет может быть уважаемому сэру Милвусу? Ведь в вашем читательском билете год рождения почему-то не указан.
Старик хитро улыбнулся.
– Ваши правила позволяют соблюдать даже полную анонимность, если документы не забираются на дом. Я же позволил себе лишь немного пококетничать, не афишировать свой возраст. Но вам, как старой знакомой, скажу всю правду. Мне сейчас за девяносто.
– Похоже на то, ― опять кивнула библиотекарша. ― Хорошо помню своего прадеда. Я была совсем юной, а ему минуло девяносто два. Но он к тому времени уже ничего не соображал, только лишь мычал. И возить его последние десять лет жизни приходилось в инвалидной коляске. А вот вы – и ходите весьма бодро, и рассуждаете здраво.
– Мятежный дух мой властвует над телом, ― заявил Милвус. ― Очевидно, гены сделали меня похожим на старый дуб. Который и гол, и уродлив, и жалобно скрипит на ветру. Но крепок, силён, и корнями так вцепился в землю, что ещё долго никому не сломать упрямца и не повалить.
– Завидую вашему оптимизму. Сегодня, похоже, мне предстоит изрядно помучиться?
Старик с улыбкой извлёк из-за спины красивую белую розу.
– На этом кусочке Земли вы – ангел, мисс Джулия. Как цветок, олицетворяющий чистоту, смирение и светлую надежду.
– Ох, вы меня каждый раз смущаете. Очень приятно, благодарю. Теперь я готова отыскать для вас что угодно, даже если придётся убить целый день. Что сегодня желаете?
Посетитель пожелал дневник некоего Роберта Кирстона «из двух тетрадей, помещённых в чёрный деревянный футляр».
– Вы всегда так хорошо осведомлены, господин Виперидус, ― с трудом выговаривая фамилию, сделала свой комплимент старая дева. ― Вы прекрасно готовитесь к посещению и точно знаете, чего хотите. В каталоге дневник должен быть. Насколько он большой давности?
– Восемнадцатый век, ближе к концу.
– А, вспомнила! Этот экземпляр недавно спрашивал один симпатичный профессор. Но он тогда кучу дневников того времени просматривал, целый день здесь провёл.
– О, наверное, у симпатичного профессора масса свободного времени, ― отозвался старик, тщательно скрывая досаду на слишком хорошую память библиотекарши. ― У меня же его осталось очень мало. Поэтому я хорошо готовлюсь к посещениям.
Джулия поняла намёк и, отказавшись от продолжения увлекательной беседы, приступила к выполнению своих обязанностей.
Вскоре Милвус аккуратно листал хрупкие страницы и болезненно морщился. Почерк казался до странности знакомым, хоть и не слишком разборчивым. Дневник неизвестного Роберта Кирстона повествовал о встречах автора со знаменитостями и титулованными особами. Старик озадаченно почесал затылок, стал разбирать каракули с удвоенным интересом и вскоре дошёл до нужного фрагмента.
«Сегодня я встретился с другим посланником. Мы увиделись в дворцовом саду, как и было условлено. Некоторое время прогуливались по дорожкам одинокой парой, не решаясь начать разговор. Зато потом, казалось, ему не будет конца. Мы перебрали массу философских тем, поговорили о разных видах искусства, государственном устройстве и много о чём ещё».
Здесь Милвус пропустил немалое количество страниц, содержимое которых счёл несущественным.
« ― Значит, вы окончательно отказываетесь совершить ещё одно путешествие, ― сказал посланник, одаривая меня удивительно проницательным взглядом. ― Невзирая на то, что ваше восприятие мира без зрелища нашей пустыни никогда не будет цельным.
– Могу возразить, что я достаточно скитался по свету, очень много видел, а в последнее время ещё больше читал и внимательно слушал рассказы очевидцев. Своим мысленным взором я могу охватить красоту и величие любых мест на земном шаре. Я легко представляю полюса, хоть никогда там не был. Я окидываю взглядом мир с вершины самой высокой горы. Загадочные обитатели океанских глубин, сплющенные гигантским давлением, словно светят мне, рассеивая непроглядную тьму. И с пустыней, даже самой великой, происходит то же самое.
– Понимаю. Но именно там можно бесконечно расширить горизонты самого ценного, что есть в нашей жизни – знаний.
Помнится, я помедлил с ответом, пока решался его произнести.
– Конечно, я стремлюсь к знаниям. Но всю жизнь избегаю служения.
Посланник опять внимательно посмотрел на меня.
– Служение, вот оно что. Да, я служу, и служу на совесть. Таков был мой выбор. Могу лишь сказать, что нисколько не жалею.
– Действительно? ― спросил я.
– Вызываете меня на откровенность? ― усмехнулся мой собеседник. ― На какую?
– Я скажу. Даже если в итоге попаду в разряд бунтовщиков, уже неважно. В общем, я горю желанием прекратить бесконечную «игру» Мы ведь не будем называть её более точным термином, хорошо? Да, я хочу её прекратить. Если бы только для себя… как понимаете, трудностей здесь нет. Вольному – воля. Но я хочу прекратить «игру» для всех. Абсолютно.
– Для всех… ― Посланник сделал долгую паузу. Он зачем-то достал платок и стал вытирать совершенно сухое лицо. Попытка потянуть время и как следует подумать над дальнейшими словами. Или скрыть своё смущение. ― Для всех и навсегда? Я бы предпочёл иную задачу. Разумно прекратить «игру», но оставить в ней немногих избранных.
– Ах, вот вы о чём. ― Мне сразу стало намного легче. ― Мечта заменить тиранию аристократией, лучшей формой государства, по мнению Платона. Если только верховные Стражи не передерутся между собой, и тирания вернётся на круги своя.
– Такого не случится, ― твёрдо сказал посланник. ― К тому же речь не идёт об отдельно взятом государстве. Нужна всемирная аристократия.
– Тайное масонское правительство, ― усмехнулся я. ― Наслышан, наслышан о разных непонятных обществах, оккультизме, всяких там знаках и символах. Только, в отличие от всех этих бредней, вы лелеете надежду на управление совершенно реальное и к тому же вечное. Всегда довольный и сытый народ, никаких войн, справедливое распределение благ и тому подобное.
– Разве цель не достойная?
– Звучит благородно и созидательно. Утопия, конечно, в силу многих причин. И… много вас, тех, кто готов пойти до конца и взвалить на себя такое бремя?
Посланник явно не хотел отвечать так прямо. Хотя прекрасно знал моего брата. И вообще наша встреча не была случайной.
– Нас пока четверо. Если пожелаете, будет пятеро.
– Хорошо, я согласен.
Мы помолчали, словно больше не о чем было говорить.
– Итак, милорд, ― решил затронуть я наиболее волнующий вопрос, ― как я понимаю, для нашего дела надо всего-то ничего: сокрушить Великое Зло. Но, согласитесь, оно на то и Великое, что сделать это совершенно не представляется возможным. Иначе вы бы не служили тирану столько лет.
– Вы правы, мой друг. Мы прорабатывали множество вариантов. Пока безуспешно. К счастью, мы предельно осторожны. Ведь в былые времена неизбежно находились предатели, и всё заканчивалось смертью бунтовщиков. Иногда – изгнанием, которое было хуже смерти.
– Но неужели нет никаких, хоть малейших признаков того, что план можно осуществить?
Посланник понизил голос, хотя вокруг не было ни души.
– Возможно, есть кое-что интересное. Недавно я посещал одного Магистра».
Милвус ненадолго прервал чтение. Неизвестный Роберт Кирстон вызывал симпатии. Собеседники, несомненно, под сочинением Платона имели в виду знаменитый диалог «Государство», написанный (дай бог памяти) примерно в 370г. до н.э. А Магистр – безусловно, знаменитый шарлатан Джузеппе Бальсамо, граф Калиостро.