– В кои-то веки представился удивительный шанс, – в своей обычной желчной манере проговорил старик после долгой паузы, внимательно изучая молодое и привлекательное, но посеревшее от усталости и волнения лицо жертвы. – Рассуждать о вещах великих и сокровенных. О самой сути. О сомнительном даре, о вечном проклятии. А то ведь не с кем.

Незваный гость метнул взгляд на источник зелёного сияния, вытащил из-за пазухи порожний на вид кожаный мешочек и положил его рядом.

– Вот они, два кошелька, твой и мой. Волшебные ёмкости для источника нашей силы. Можешь сказать, что ты знаешь о них?

Луи с тоской думал о своей опрометчиво снятой шпаге. Он, конечно, не мастер фехтования, но с дряхлым стариком мог бы справиться.

– Нашёл в укромном месте, вот и пользуюсь…

Грабитель расхохотался:

– Так просто, да? Будто их сшила рука не слишком умелого кожевника без всяких хитростей и секретов! А ведь мешочки совершенно неуязвимы! Неопалимая купина, да и только! Ведь тот куст, в котором Бог явился Моисею, горел, но никак не мог сгореть. И мешочки сгореть не могут. Их нельзя порвать, проколоть или повредить ещё каким-либо способом. Само время над ними не властно. Магия, чистая магия! Кошель не пропускает воду, не разрушается химикатами. Идеальное хранилище, способное в любой ситуации сберечь для хозяина волшебный песок…

Желтолицый доходяга скривился и почмокал губами, словно насмехался над только что сказанным.

– В любой, да? Да или нет? Хе-хе! Смотри!

Жилистая рука старика прошла мимо колеблющегося пламени свечи. Длинный тонкий палец сначала нырнул вглубь в поисках крупиц шевелящейся массы с сиреневым сиянием, потом переместился к той, что отливала зелёновато-жёлтым, и сделал лёгкое вращательное движение. К изумлению молодого человека, его собственность искрящейся струйкой потекла в чужой почти пустой поначалу мешочек, увеличивающийся в объёме прямо на глазах. Не прошло и минуты, как перемещение завершилось, и ни одна крупица чёрного песка не упала на противный стол.

– Это называется «приманить», – удовлетворённо констатировал захватчик. – Чего ты рот раскрыл? Неужели видишь фокус в первый раз?

– В первый, – признался Луи. – Я вообще до сегодняшнего дня не подозревал, что есть ещё другие… такие, как я.

– Странно. Меня трудно обмануть, я угадываю в твоём облике след времён. Твой путь достаточно длинный. Значит, ты много раз менял тела, выбирая, конечно, хорошее телосложение, приятные лица, отменное здоровье. Ты и сейчас неплохо выглядишь, пусть и утомлён с дороги. Если будем болтать дальше, неплохо знать, как ты сейчас себя называешь.

Что с того, если незнакомец узнает имя, которым сейчас представляется людям Дестан? Оно всё равно выдумано, хотя за два последних года стало привычным для уха.

– Граф Луи де Леранж, к вашим услугам.

– Неплохо. Дворянином быть приятно, хотя хлопотно. Всякие гербы, геральдика, родословное древо, ненужная известность и копание в предках. Но я, представь, сам из княжеского рода. Ты можешь звать меня Коршуном. Неужели я первый и единственный, так сказать, столь необычайный персонаж на твоём пути? С порошком за пазухой и цветными звёздами в глазах?

– Не буду ничем клясться, можете не верить.

Коршун, казалось, окончательно расслабился, вытянул длинные ноги. Однако глаза его по-прежнему цепко фиксировали малейшее движение пленника, а рука со шпагой готова была в любую секунду сделать разящий выпад.

У Луи, разумеется, был миниатюрный запасец порошка во флакончике на поясе. Да что толку? Старик – такой же бессмертный, и на него не подействуют попытки подчинения, усыпления или ментальный удар. Бесполезно пытаться складывать пульвию. Кстати, теперь просвещённый Дестан знает, почему так названа фигура из сложенных пальцев. Ведь «pulvis» по-латыни – порошок. Словечком постоянно козыряют обманщики-аптекари, нахваливающие свой товар. Спору нет, порошки у них разнообразные, но совсем не волшебные…

– Я высмотрел сегодня ценную добычу, – продолжал грабитель. – Тебя выдали глаза, горящие в них часы. Так задумано кем-то, чтобы мы могли легко распознать друг друга. Ты – мой ягнёночек. Моё тело требует срочной замены, а свой порошок почти иссяк. Потому решил взять твой – великий, сильный. Ты ведь понимаешь, отчего зависит цвет? Нет? Да неужели?

Старик воодушевился. Похоже, он любил раскладывать свои знания по полочкам, бесконечно анализировать и выкладывать выводы. Если не на бумагу, то, как сейчас, случайному собеседнику.

– Призы получают убийцы самых ближайших родственников, – пустился в разъяснения Коршун, выражаясь так же желчно. – Но наши заслуги строго ранжированы. Возьми, к примеру, меня. Я случайно убил свою мамашу. Если виновен в смерти матери или отца – изволь получить порошок с сиреневым блеском. Довелось бы мне убить брата или сестру – сияние было бы серебристым. У детоубийц оно красное. Таковы правила, не нами придуманные. Зато твой песочек мне очень нравится. Ведь ты – злодей по высшему разряду. Жёлто-зелёное мерцание бывает лишь у тех, кто уничтожил всех ближайших родственников, какие только существовали тогда. А ведь кто-то из них мог кормить тебя грудью, качать на руках, вместе получать удовольствие от детских шалостей…

– Не нужно продолжать. – Луи поморщился, как от недавно выпитого кислого вина.

– Раз убийств было много, ты получил больше порошка, чем бывает обычно. Магические возможности у него шире, чем у слабеньких сиреневых, красных, серебристых. Так что проблема опустошения заветного мешочка пока не вставала. Ни о чём не переживай, наслаждайся сладостно долгой аркадской идиллией!

Старик картинно развёл руки, изображая безоблачное счастье. Луи дёрнулся было, но упустил благоприятный момент.

– А ещё ягнёночек постоянно проявлял осторожность. Экономил, попусту порошок не тратил. Выбирал для жизни самые спокойные места и профессии. Но обязательно выгодные. Какой-нибудь меняла, торгаш, ростовщик, опирающийся куда больше на силу и власть своих капиталов, чем на полученные способности. Минимум ненужных знакомств, никакого безрассудства в виде сражений, погонь, любовных приключений. Вот только нынешняя ситуация не вписывается в нарисованный портрет. Нестись весь день сломя голову в одиночку, без охраны, да ещё решиться на ночлег в сомнительном трактире! Но, кажется, мне известна причина.

Ещё бы! Да она всему Провансу уже известна. В Марселе началась чума. Проклятые купчишки, желающие срочно получить свои шелка для продажи, подкупили власти. Корабль из Леванта по пути заходил в Каир, кишащий крысами и чёрной смертью. Но мздоимцы сняли карантин, пустили судно в Марсельский порт и поставили под разгрузку.

Едва прошёл слух о первых случаях болезни, Луи оседлал коня. Зачем рисковать? Быстрей скакать как можно дальше, пока не выставили санитарные кордоны и не стали без разбору вешать всех, кто пытается вырваться из чумного ада. Забиться в глушь и переждать, пока смерть не соберёт обильную жатву.

– Из города уже бежала вся знатная верхушка, в том числе свита принцессы Орлеанской, что собиралась ехать в Италию, – подхватил старик. – О, им есть чего опасаться. А чего бояться тебе, бессмертному? Неужели ты настолько скуп, что не желаешь тратиться на подстраховку другим телом, живущим где-нибудь за сотни миль… или просто настолько глуп, что ничего не знаешь о такой возможности?

– Я знаю, – ответил Луи. – Я подстрахован. Так что убивать меня бессмысленно. Придётся ведь как-то избавляться от тела, навлекать подозрения…

– Убить тебя всё равно придётся. Иначе ты неизбежно пойдёшь по моим следам в надежде вернуть своё сокровище. Да ты не переживай так, раз подстрахован…

– Клянусь, что не буду преследовать вас, если оставите мне жизнь. Теперь, когда я знаю о других бессмертных, я смогу найти кого-нибудь и наполнить свой мешочек. Мне уже приходилось убивать…

Коршун поколебался, но вынул кинжал.

Свеча разгоняла мрак над столом-эшафотом, бросая причудливые тени на стены и неровный потолок. Мешочки лежали, полный и пустой, как центр визуального притяжения. Но и сами они словно готовы были вращаться вокруг свечи, как Земля и другие планеты вокруг Солнца, согласно безумной и возмутительной теории одного давно умершего поляка, Николая Коперника. Но ведь многие отчего-то говорят, что его отрицаемые церковью басни – не что иное, как истина.