– Скажи мне вот что, – перейдя на «ты», сменил тему англичанин. – Знаком ли тебе такой мощный паренёк по прозвищу Капитан? Он как будто на тебя работает.
– Ах, этот! Зовут парня Володя, ходит постоянно в одной и той же компании. Так-то мне до лампочки, кто там и с кем. Но с полгода назад ввалились они толпой в мой кабинет. Оказалось, что у Капитана руки откуда надо растут, и умеет он мастерить кораблики. Красивые модели получаются.
Хитро ухмыляясь, Штырь долго объяснял, как заключал выгодный контракт. Сначала сувениры от Капитана удавалось перепродавать раз в двадцать дороже, и раскупали кораблики здорово. Потом явилась сама Нина Николаевна с претензиями, что хозяин магазина дурит воспитанников, платит слишком мало. Договорились, что в обмен на поделки детдому будет поставляться какой-нибудь неходовой товар: столы попроще, стулья, табуретки. А модели действительно качественные. Один ценитель сказал, что в жизни ничего подобного не видел, просил достать ему ещё и обещал… много.
– Теперь контракт, значит, будет на всё лето. Им там, в детдоме, разрешают зарабатывать на каникулах. Девчонки из его компании просились в магазин подработать продавщицами, да у меня и так комплект.
– И что, теперь им некуда будет устроиться?
– Да ну… – Штырёв, полупьяно ухмыляясь, подцепил на вилку кусочек сёмги. – Найти всегда можно, если борзую оплату не просить. Девки пойдут, как обычно, на почту. Приятель Володьки, умник, в технике разбирается. Так он хвастал, что его в автосервис обещали взять.
Пиршество длилось ещё целый час. Толстяка окончательно развезло. Он плохо соображал, что говорит. Сэм всё время возвращался к интересующей четвёрке подростков, выспрашивал детали встреч и разговоров. Иногда информатору казалось, что не он сам старательно пытается вспомнить что-то ещё, а просто собеседник бесцеремонно копается у него в голове. От этого радужное настроение улетучилось, стало тоскливо, страшно захотелось пожаловаться на свою нелёгкую долю: на бывшую жену, презрение власть имущих, крутые поборы и конкурентов.
– Вот хотя бы Хусаинов. Прямо со свету сживает! Всю клиентуру переманил, гад! У него магазин неподалёку. Мебель-то вся палёная, делают местные армяне, а он её за элиту сдаёт. Ещё и угрожает мне: мол, либо закрывай свою лавочку, либо переходи на одни сувениры. Да я на них мигом прогорю!
– Так разве кораблики не помогут? Кстати, в магазине что-то я их не заметил.
– Так ведь не с конвейера они идут. Разбирают хорошо, а пацан не может их печь как пирожки. – Штырёв громко рыгнул. – Р… работа штучная. Халтуру брать никто не будет. Вот я и говорю этому паразиту Хусаинову…
Олдбрук перестал вслушиваться в пьяное бормотание соседа по столику. Штырь вдруг представился в виде громадной жирной мухи, поганящей хорошие вещи. Второе «я» охотно согласилось с такой ассоциацией, навеянной недавним воспоминанием. Ещё и добавило, что таким коммерсантам, нагло обманывающим несчастных сирот и сплавляющим в приют откровенно негодный товар, вполне справедливо устраивать «тёмную». Или вообще…
«Кораблики, надо же! – немного взволнованно думал Сэм. – Неужели бывают такие совпадения? Как может всё так удачно складываться? Подозрительно удачно! А предполагаемый подарок? Почему, по какому наитию, я выбрал именно такой набор инструментов и попал в самую точку? Жизненный опыт? Возможно. А вдруг кто-нибудь играет против меня? Кто-то умный и тонкий, изощрённый в плетении интриг. Конкурент. Идиот Штырёв постоянно говорит о конкурентах. Чему удивляться, если соперники встречаются повсюду и в любом деле…»
Созвучная мыслям память услужливо предложила заново пережить один мрачный эпизод, когда случилось так внезапно прозреть…
* * *
Франция, Прованс, 1720 год
Грязная придорожная харчевня в поздний час была пуста. Всаднику, проделавшему за день немыслимый путь, требовались отдых и ночлег, и угрюмый хозяин несказанно обрадовал, буркнув, что одна из двух комнат наверху свободна.
С низкосортным пристанищем, где на стенах в помине не было ковров или гобеленов, а в качестве подсвечников использовались донышки битых глиняных кувшинов, волей-неволей пришлось смириться.
Путник бегло осмотрел номер. Какой мерзкий стол! На грубые козлы ленивый «умелец» взгромоздил обрезок широченной плахи – и так сойдёт! Невдомёк дураку, что такое изделие напоминает эшафот. Стол к тому же усыпан обглоданными рыбьими костями.
Постоялец отцепил ставшую немыслимой обузой шпагу, сложил вещи в угол. Нужно спуститься перекусить, пока хозяйка сменит бельё на чуть более чистое. И хотя бы смахнёт остатки чьего-то пиршества с шершавого, плохо обработанного дерева.
После холодного цыплёнка (за шестнадцать су, грабёж!), запитого бутылкой очень плохого вина, приезжий поднялся по шаткой лестнице, позёвывая и с трудом разлепляя то и дело смыкающиеся от усталости веки. Трактирщик с женой давно удалились к себе, получив плату вперёд и проверив засовы, чтобы застраховаться от ночных воров и разбойников.
Для ориентации на площадке второго этажа хорошо было бы родиться котом. Огарок свечи, поставленный хозяином на стол для ужина, с шипением погас, когда утомлённый путешественник, морщась, допивал последние глотки. Лишь почти прогоревший внизу очаг слегка разгонял мрак безлуния, воцарившегося вокруг.
Полуночный квартирант едва нашарил на двери замок, открывшийся с противным скрежетом. Вдруг боковое зрение уловило, что по площадке метнулась бесшумная и быстрая тень, и в следующее мгновение под рёбра упёрся острый металл.
– Только пикни! – Голос резанул в самое ухо. – Давай, заходи в конуру!
Сопротивляться было опасно. Удерживая жертву под неослабным контролем, грабитель вошёл следом, плотно прикрыв за собой дверь. Помещение оказалось освещено: хозяйка, у которой был второй ключ, оставила высокую свечу. Наверное, сказалась щедрая оплата за ночлег.
– Поворачивайся, медленно! – негромко скомандовал неведомый головорез.
Луи мысленно проклял свою беспечность. Нынешний образ жизни провинциального французского графа немного отучил от всегдашней осторожности.
Разбойник предстал в виде высокого худого старика. Весь вид его поражал болезненностью и крайней измождённостью, никак не вязавшейся со злодейским ремеслом. Самое примечательное зрелище представляли глаза: где-то в их глубине вырисовывались воображаемые песочные часы, наполненные сиреневым сиянием.
– Ну что? – язвительно проскрипел отвратительный старец. – Полюбовался? Я тоже кое-что вижу в твоих изумлённых очах, представь себе! Когда являешься в незнакомое место, надо быть начеку. Я вычислил тебя сразу, как только ты первый раз поднялся по лестнице. Ведь в дверях есть маленькое отверстие, через которое удобно следить, а твои сапоги громко стучат. Мне повезло: ягнёночек сам пришёл к пирушке в качестве лакомого блюда!
– Чего вы хотите? – Луи не испытывал сильного страха. Угнетала неожиданность.
– А ты не догадываешься? – Желтоватое лицо затряслось от беззвучного смеха. – Где он? Где твой порошок, говори! Не валяй дурака – проткну, как лягушку! Руки разведи в стороны так, чтобы я видел твои пустые ладони!
Через минуту мешочек лежал на столе и был развязан. Знакомое сияние хлынуло в комнату. Грабитель засунул кинжал за пояс, продолжая, впрочем, ловко нацеливать шпагу в самые уязвимые места, и проворчал:
– Ты и вправду укокошил их всех? О, я умираю от любопытства! Как это было? – В тоне вопроса, правда, острого интереса не чувствовалось. – Порубал топором, переколол в горячке? Или, как ничтожный трус, действовал исподтишка, а потом на людях состряпал скорбящую физиономию? Вижу, не угадал! Значит, просто бросил их на произвол судьбы. Умирать от страха, боли, голода и жажды, или от мерзких насекомых…
– Я… не понимаю.
– Не понимаешь? – Шпага нанесла лёгкий, но болезненный укол. Казалось, трагическая развязка наступит немедленно.
Но поведение пленника, сохранявшего изумлённое выражение лица, очевидно, позабавило человека с сиреневым блеском глаз. Он слегка опустил оружие и выразительным жестом велел хозяину комнаты сесть на постель, держа руки перед собой, а сам придвинул поближе единственный в комнате потёртый табурет и тяжело опустился на него.