«Кто-то ведёт меня! Кто-то за мной присматривает, — рассуждала Люси, сбрасывая башмаки у входа. — Неужели, он? Нет, не может быть. Я же простушка, ничем не краше прочих! А на площади было много нарядных девушек. Он не мог помахать мне! Или мог?»
Это предположение отдалось жаром по всему телу.
«Почему это так важно? Я его совсем не знаю, и он бродяга! Но… но это… окрыляет!»
Люси ринулась в снятые комнаты, выудила из ящика стола блокнот и, пользуясь отсутствием отца, принялась писать.
«Ты со мною на тонкой нити,
заплетённой из взглядов жил,
обо всём, что хотела скрыть я,
без наречия говорил.
И тебе я, таясь, внимала.
Без побития об заклад,
необещанный, обещала
я с тобою гореть, мой брат.
Разметает огонь ретивый
то, что ты не хотел открыть,
опалённые встречей — живы,
пусть и незачем было жить».
— Огонь! Пожар! Люси, выносим вещи! Город горит!
Люси встрепенулась над блокнотом. Кажется, она нечаянно уснула за стихами. В комнаты валил едкий чад.
— П-п-апа! Чт-т…
— Пожар! Это Поджигатель!
Поджигатель!
Люси вскочила и забегала по комнате. Дым был настолько удушлив, что она, едва сумев провернуть ручку, распахнула окно.
— Д-дурёха!
Неописуемая картина пылающих зданий и пожираемой огнём красоты Верреборга врезалась в разум Люси. А над всем этим адом царил он.
Близкий и наводящий ужас.
Его жар доставал до щёк, хотя он сам был высоко в ночном небе, ставшим красным от его ярости.
Исполинские крылья разверзлись над Верреборгом, изливая пламень, корона на челе сияла всполохами ослепляющего света, а в глазах было не угадать зрачка — раскалённый изнутри, как снаружи, Поджигатель-без-названия карал город. Вот он вобрал в себя воздух, и вмиг ощутился холод, а потом река огня хлынула на постройки из его разверзтой пасти. Визжали люди, падали каменные кладки. Люси не удержалась и испустила вопль, потонувший во всеобщем ужасе.
— Б-бежим!
Отец вцепился в её запястье до боли и дёрнул на себя. Люси помчалась за ним по рушащейся лестнице и протискивалась, охваченная животным инстинктом спасения, в ставшие узкими двери дома. Люди месились в проходе, точно свиньи. Люси не верилось, что они очутились на улице. Отец побежал, перескакивая через горящие куски черепицы и брёвна, ведя дочь за собой, а та перебирала ногами, думая лишь о спасении. Неожиданная мысль вспорола совесть:
«Иви!»
— Где Иви?!
— Какая тебе разница!
— Н-нет!
Люси выкрутила саднящую руку и прянула от отца.
— П-полоумная!
— Я не б-брошу Иви!
Собрав остатки храбрости, Люси устремилась назад к центру пожара, чуть не встречая грудью бежавших в панике прочь горожан.
Иветта!
Она вновь увидела ослепительную вспышку и поток огня, льющийся на крыши, и спустя секунду — бирюзовое тельце якла в просвете дымовых облаков.
— Иви!
Но поймать любимицу не удалось. За спиной Люси раздался треск обрушаемой кровли, она оглянулась и увидела, как стена огня с кусками черепицы летит прямиком в неё. Тело накрыло раскалённым гнётом. Люси забыла, как дышать.
8. О спасении и бегстве
Иви кусала и тянула за уши. Люси спросонья вообразила, что проспала утренний сбор корневищ, и ей влетит от матери. Но, отогнав от войлочно-мутной головы якла, обнаружила себя распростёртой на жёстких камнях кладки незнакомых руин. Прямо ей в глаза из прорехи купола крыши заглядывала луна. Секундой позже бледный диск заслонила крякающая от любопытства Иветта.
— Иви, помолчи! Кыш!
Люси отогнала любимицу и с трудом села. Волосы упали ей на плечи, заслонив от мира живой ширмой. Вблизи потрескивал огонь, и некто так же мирно шуршал смешком. Люси отбросила тёмные пряди со лба и увидела недавнего бродягу — не то жонглёра, не то канатоходца. Нахождение с ним в одном заброшенном месте было подозрительным, особенно с учётом того, что Люси ничего не помнила о дне накануне, один наказ отца:
«Поруганную не приму!»
Интересно, можно ли увидеть поруганность, если не лезть девице под юбку? И если уж залез, не делает ли это девицу поруганной?
Уточнять у бродяги, поругана ли она, Люси сочла чудовищно неприличным. И чтобы сгладить неловкость, протёрла глаза. Кожа на руках в полутьме показалась темнее обычного, но Люси не придала этому слишком большого значения. Её больше интересовал трюкач.
Он улыбнулся на её изучающий взор, и раскрыл ровный ряд здоровых зубов. Правильной формы открытое лицо, слишком молодое для мужчины, слишком взрослое для мальчишки, притом без намёков на оброслость. Зоркие чёрные глаза, расставленные шире обычного на таком утончённом, породистом лице, глядели заинтересованно. Лебяжья шея билась жилкой, густые волосы цвета пепла росли на голове как придётся. Небрежность в облике и ветхость одежды говорили о том, что этот юноша ценит свободу дороже денег. Люси отчего-то ощутила в нём уют — каковой бывает, когда берёшь в ладони горящую свечку.
— Выспалась, принцесса?
Люси обернулась направо и налево, недоумевая, к кому он обращается. Но кроме неё тут порхала только Иви, и вряд ли она удостоилась августейшего титула.
— Нельзя называть принцессой особ не королевской крови. Или тебе неведомо, что за это могут выпороть розгами? Я дочь кухарки…
— Я знаю. Знаю, кто ты. Мы успели заочно познакомиться. — Незнакомец порывисто встал и выпотрошил дорожную, затертую сумку, чтобы вручить Люси — о чудо! — её прежний, утерянный блокнот. Люси ахнула от радости. Её стихи! Целёхоньки. Лишь края кожаного переплёта слегка тронуты гарью.
Погодите… Верреборг горел! А она… а её накрыло обрушившимся зданием! Отец! Поджигатель…
— Здесь ты в безопасности, — пояснил незнакомец, как если бы знал, что она думает. — Пожар потушили.
— Мне надо к отцу! Узнать, жив ли он!
— Жив и невредим, — почти не обернувшись, парень перебирал оранжевые угольки в костре. — Не надо тебе туда, Элли. Оставайся со мной. Так будет лучше.
— Я не Элли! Я Люси. — Люси поправила платье — и тут только заметила, что оно пестрит дырами, а на спине так и вовсе истлело от огня. — Погоди! Ты… ты спас меня? Я должна была умереть под завалами!
— Не должна. Такие, как ты не должны умирать.
— Что значит?.. — Люси вдруг поняла, что происходит нечто странное, необычное, что-то было не как всегда, да, ангелы небесные, всё было не как всегда! И её спасение, и этот чудак, говорящий загадками, и…
Не может быть!
— Я… я что, — Люси ощупала рот, проверяя, её он или чужой, — я говорю? Я говорю чисто?
Парень улыбнулся ещё шире, хотя, казалось, куда уж.
— Знал, что ты будешь в восторге! Здорово говорить, верно?
— Но как? Как? — Люси раскрыла ладони в непонимании.
— Очень просто. — Он разломил горячий уголёк кулаком, как комок сухой земли. — Я упросил огонь оставить тебе жизнь и сделать моей помощницей. У тебя красивые стихи. И я подумал — что если нам выступать вместе? Ты же хотела стать бардом?
— Упросил… огонь? Огонь? — Люси повторила это слово, думая, не ослышалась ли она.
— Да. Огонь — мой единственный друг, — как для неразумного дитя объяснил парень. — Я сказал, что ты способная, и он мне поверил. Отныне ты можешь читать свои стихи, а я создавать по ним мистерии! Правда, здорово?
Люси обмоталась обрывками платья. Здорово-то здорово, да…
— Мне бы домой. К отцу. Понимаешь? У меня есть семья.
— Они тебя не примут. — В тоне парня послышались безвозразительные нотки, отдававшие лязгом разогретого в кузне металла.
— С чего ты решил?
