— Намного лучше, — почти мурлычу я, любуясь венами, проступающими под его кожей.
Николай ловит мой взгляд и долго смотрит на меня.
— Почему ты смотришь? — спрашиваю я.
— Я скучал по твоей кокетливой натуре.
Я морщу нос.
— Я пытаюсь восстановить связь со своим прежним "я".
Его тон мягкий и интимный, когда он говорит:
— Я горжусь тобой, любовь моя.
Я бы не смогла сделать это без тебя.
Будучи честной, я признаю:
— Это все благодаря тебе. — Я поднимаю руку к его подбородку. — С тобой все кажется естественным.
Его губы изгибаются в красивой улыбке, которую я люблю.
— Это делает меня очень счастливым.
Отстранившись от меня, он наливает два бокала вина и протягивает один мне. Взяв тарелку со стейками, он направляется к открытым французским дверям.
— Присоединишься ко мне снаружи?
— Конечно.
Николай делает паузу, затем указывает на мои ноги.
— Сними каблуки, детка. Я хочу, чтобы ты расслабилась.
Я снимаю их у дверей и выхожу на веранду, где находится место для костра. Усаживаясь в удобное кресло для отдыха, я наблюдаю, как он проверяет, готов ли гриль.
— Расскажи мне побольше о своей жизни, — говорит он, выкладывая стейки на гриль.
— На самом деле моя жизнь довольно скучна, — усмехаюсь я. — Я училась в школе-интернате. После этого меня держали взаперти два года за то, что я тайком сбежала из дома. Потом меня отправили в Академию Святого Монарха.
Николай переворачивает стейки, а затем смотрит на меня, в его глазах горит гнев.
— Тебя держали взаперти?
— Мы с Авророй улизнули, чтобы пойти в ночной клуб. Там произошел взрыв, и мы пострадали. — Я недовольно вздыхаю. — Честно говоря, думаю, мой отец был больше расстроен тем, что я его ослушалась, чем тем, что я пострадала.
Произнося это вслух, я осознаю, насколько одинокой я была большую часть своей жизни. Если бы не Аврора, не знаю, как бы я выжила.
Николай мрачно хмурится.
— Твой отец был ответственен за взрыв. Его целью были Миша и его друзья.
Что?
Я вздрагиваю от шока, мой разум лихорадочно пытается обработать полученную информацию.
Выражение лица Николая смягчается.
— Ты не знала.
Я качаю головой.
— Нет.
Конечно, это должно быть больно, — узнать, что мой собственный отец чуть не убил меня?
Но я не так уж и удивлена. Я всегда знала, что он в мгновение ока пожертвует мной ради собственной выгоды.
— Мне жаль, любовь моя. — В его глазах светится сострадание. — Я не могу представить, каково это — не иметь возможности положиться на своих родителей.
Я отмахиваюсь от этого, как от пустяка, потому что привыкла делать это всю свою жизнь.
— Это то, что есть. — Я заставляю себя улыбнуться. — Ну, вот и все. Моя жизнь в двух словах.
Явно недовольный этим, Николай возражает:
— Это не может быть всей твоей жизнью.
Я снова пожимаю плечами.
— К сожалению, это так. Мои родители не принимали участия в моем воспитании, вот почему я так близка с Авророй.
— Какие у тебя планы после окончания обучения?
Я вздыхаю, глядя на живописную природу сбоку от хижины.
— Мой отец хочет, чтобы я занялась бизнесом. — Я горько усмехаюсь. — Наверное, меня ждет брак по расчету.
Когда я снова перевожу взгляд на Николая, то вижу на его лице чистую ярость.
— Только через мой труп ты выйдешь замуж за другого мужчину.
Да, я не продумала это до конца. Мой отец убьет меня, если узнает о нас с Николаем.
Но с другой стороны, разве меня волнует, что думает отец?
— Ты знаешь, как устроен наш мир, Николай. Я не могу выбирать себе мужа.
— У тебя есть выбор, — бормочет он, едва контролируя резкий тон своего голоса.
— Какой выбор?
— У тебя есть я. — Николай снимает стейки с гриля, затем подходит и присаживается на корточки рядом со мной. — Ты не обязана делать ничего из того, что требует от тебя твой отец.
Хватит ли у меня сил послать своего отца к черту?
Я всегда подчинялась его правилам ради мира.
— У тебя есть время. Не решай сейчас, — говорит Николай. — Когда закончишь учебу в Академии Святого Монарха, можешь жить со мной.
За три с половиной года может произойти многое.
Желая покончить с этим разговором, я киваю.
— Я подумаю об этом. — Поднявшись на ноги, я беру тарелку со стейками. — Я умираю с голоду. Давай поедим.
К счастью, Николай не настаивает на этой теме, и пока мы возвращаемся в дом, я размышляю о своем будущем.
Что, если я пошлю все это к черту и приму предложение Николая?
Глава 31
Николай
Я почти не спал прошлой ночью.
С возвращением кокетливой натуры Эбигейл я постоянно хожу со стояком. То, что она была в моей постели, ничуть не помогло.
Желая выпустить пар, я позвонил папе и попросил его встретиться со мной в сарае, который служит тренажерным залом.
Пока Эбигейл рисует, я считаю, что можно ненадолго оставить ее одну.
Я вижу, что дверь сарая распахнута, и, войдя, застаю папу.
Он широко улыбается, а потом обнимает меня.
— Добро пожаловать домой, сынок.
В тот момент, когда его руки по-отечески обхватывают меня, я прижимаюсь к нему.
Он всегда был моей опорой, и теперь, когда у меня наконец-то появилась свободная минутка, груз на моих плечах становится невыносимым.
— Эй, — бормочет папа. — Что случилось?
Я сжимаю его крепче.
— Неделя выдалась поганая.
Господи, мне пришлось подавить свой гнев, чтобы сосредоточиться на Эбигейл, но теперь, когда я стою в объятиях своего отца, я могу выпустить его на волю.
Он отстраняется, чтобы увидеть мое лицо, затем приказывает:
— Расскажи мне, что произошло.
Хотел бы я, чтобы у Эбигейл было такое в детстве — отец, который сожжет дотла весь мир ради нее так же, как мой сделал бы это для меня.
Блять, мне повезло.
Между мной и отцом нет секретов, и я знаю, что он никому больше не расскажет.
Он знает о засаде и о том, что Эбигейл пострадала, поэтому мне не нужно вдаваться в подробности, когда я произношу мерзкие слова:
— Эбигейл была изнасилована.
Папа делает шаг назад, черты его лица каменеют.
— Гребаный грязный ублюдок. — Мгновенно на его лице появляется беспокойство. — Как она держится? Можем ли мы что-нибудь для нее сделать?
Я качаю головой.
— Ей просто нужно исцелиться, а на это потребуется время.
Папа кивает, затем встречается со мной взглядом.
— Как ты держишься?
— Я хочу, блять, что-нибудь разрушить, — рычу я, мое сердце болит от того, какую травму получила моя женщина.
Папа жестом указывает на тренажеры в спортзале.
— Тогда уничтожь что-нибудь.
Я прохожу вглубь сарая и, покачивая головой, позволяю себе вспомнить, как Эбигейл была потрясена, рассказывая мне об ужасе, который она пережила.
Ее слезы.
Ее отчаяние.
Мерзкое отвращение.
Мужчина силой вошел в нее, пока она была без сознания.
Господи.
Дыши.
Я не могу представить, какую травму она получила, когда, придя в сознание, обнаружила, что мужчина трахает ее.
Блять.
Блять.
Блять.
Наклонившись, я кладу руки на колени и отчаянно втягиваю воздух.
— Выпусти это, сынок, — бормочет папа.
Я выпрямляюсь и провожу рукой по лицу, из моей груди вырывается стон.
Я чувствую сильное присутствие моего отца.
— Я здесь, Николай. Все нормально, я рядом.
Кровь на ее лице. Оцепенение ужаса, в котором она находилась. То, как она цеплялась за меня и плакала, словно ее душа умерла.
Вспоминая, как я нашел ее на железнодорожной станции, и ее реакцию, всепоглощающая боль пронзает меня, как разрушительная сила.
Рев, вырывающийся из моего нутра, наполнен каждой унцией ярости, которую я чувствую. Не выдержав собственного веса, я падаю на колени.