Нет… И дело не только в Алисе. Он не хочет быть правителем. Он не хочет быть его наследником. Этого странного Первомая, который совершенно не ценит жизни тех, кто ему не нужен. Променять чистое голубое небо на душный каменный потолок… Ну уж нет. И отец с матерью наверняка разойдутся без него. Артём представил себя в белом халате и шапочке, переключающим рычаги в блоге управления атомной электростанции — и у него захватило дух. Он поднял взгляд на Первомая, который всё это время наблюдал за ним, и твердо произнёс:
— Я хорошо подумал. Я не собираюсь здесь оставаться, мне нужно домой, прости, Первомай. Не могу я так жить. Подумай, ты ведь уже состоявшийся учёный, а мне еще столькому нужно научиться… Там, не здесь. Здесь для меня всё чужое.
Лицо Первомая исказилось, он оскалился и вдруг стал похож на толстую крысу.
— Думаешь, до старости будешь жить под крылышком у мамы, которая тебя от всего защитит? — прошипел он.
— Откуда ты… — ошарашенно начал Артём, но Первомай продолжил:
— Я знаю тебя, Тёма, больше, чем ты думаешь. Я видел, как ты рос. Я знаю, что ты любишь танцевать, смотришь видеокассеты с этим… Как бишь его… Элвисом, да. Любишь субботники, игру про волка и яйца и книжные магазины. Я знаю, что ты бесишься, когда отец черкает карандашом в газетах и книгах. Я знаю, что ты любишь поесть… Особенно сырники, которые готовит бесподобная Олечка Васильевна.
— Да кто ты такой?! — в ужасе выпалил Артём и вскочил из-за стола так резко, что сзади упал стул. А затем вдруг как ведро холодной воды его окатило осознание:
— Вадим Андреевич… — прошептал он поражённо. Это вы? Но как, вы же…
— Догадался наконец. Рад встрече, дорогой Тёма, — Вадим Андреевич сладко улыбнулся, и окинул себя взглядом, будто хвастаясь. — Да, я неплохо сохранился. Я принимаю раствор внутрь, каждый день.
— Зачем вы врали? Это вы открыли портал для меня? — сыпал вопросами Артём, ощущая, как кружится голова.
— О нет, Тёма, на такое я не способен… Портал открылся сам. И почему-то позвал именно тебя.
— Почему меня?
— Откуда ж мне знать…
Артём не верил своим глазам. Наверняка это сон. Но Вадим Андреевич снова заговорил:
— Так значит ты, Тёма, доказываешь мне, что хочешь вернуться к родителям. Уточню — к претензиям отца, да?
От едкой улыбки Андреевича стало противно. Артём промолчал, чувствуя, как тот подбирается к самому больному.
— Знаешь, дорогой, я никогда не понимал, зачем Юрка скручивает тебя в бараний рог, — начал рассуждать Вадим Андреевич, сложив локти на столе. — Почему он так отвратительно к тебе относится? Что с того, что ты домосед? И любишь подольше поспать? О! Сколько он мне жаловался на тебя…
Артём почувствовал, как от вибрирующего напряжения начинает болеть голова. Несмотря на съеденную сгущенку, во рту начала собираться горечь.
— Знаешь, сколько всего он мне говорил? Что ты ничтожество, что ничего путного из тебя никогда не выйдет, — каждую фразу Андреевич метафорически разрезал ладонью на столе. — Что ты только и делаешь — что бездельничаешь и жрёшь.
— Он правда так говорил? — Артём удивился тому, как изменился собственный голос — теперь он стал хриплым и задрожал.
— Да, Тёма, да! Юра — он неправ. Он хочет сделать из тебя — себя. Реализоваться хочет через тебя, понимаешь? Потому что, самодур, считает этот путь единственно верным и правильным. Раз парень — должен по стадиону бегать, а не борщи варить с мамой!
Артёма окружили воспоминания, с новой силой начали душить его. От подступающих слёз обиды свело скулы. Нет, это невозможно.
— Мне все равно, до скольки ты будешь спать. Если ты чего-то не хочешь — я не в праве тебя заставлять. Мне важен ты. Я даю и готов давать тебе всё, что ты захочешь — всегда. Я знаю, что у тебя есть тяга к знаниям — но ведь этот мир полон тайн! Ты точно не потеряешь свой острый ум, исследуя их. А я всегда буду поддерживать тебя, оберегать…
Артём посмотрел на Андреевича. Он чувствовал, как глаза намокли и болят, но не мог это скрыть. Он никогда и ни с кем не разговаривал об отце вот так. Он никогда не задавался вопросом, что он действительно чувствует.
— Твой отец никогда тебя не любил, — мрачно обрушил Вадим Андреевич. — Он видел лишь сосуд, который он хотел наполнить. Пустой сосуд. Я наблюдал всё это со стороны. Я не общался с тобой близко, но я понимал тебя. И всегда любил. Как родного сына…
Слово будто резануло Артёму по щеке.
— А разве вы, Вадим Андреевич, не такой же?! — выпалил он.
Первомай окинул его непонимающим взглядом.
— Вы не любите меня. Вы хотите меня использовать в качестве политического инструмента. А ещё хотите заткнуть дыру.
— Что? — непонимающе сощурился Андреевич.
— Да, дыру, — уверенно кивнул Артём и подошёл к столу. — Дыру, которая напоминает вам о том, что вы так и не смогли создать семью, когда была возможность.
Вадим Андреевич стоял, не шелохнувшись. Только ладони сжались в кулаки, и на лице мелко подёрнулась мелкая мышца.
— Если бы вы меня любили — то позволили бы мне выбирать, а не сидели бы здесь, пытаясь настроить меня против возвращения домой. Да, папа часто бывает строг и грубит. Но он никогда не отнимал у меня книг, и ни разу не поднял на меня руку. А ещё открыл для меня походы…
— Значит, ты хочешь вернуться к папочке, да? — обиженно съязвил Андреевич.
— Я хочу домой. И я хочу стать учёным. Физиком-ядерщиком — помогать советским гражданам строить счастливое будущее. Мне нравится у вас, но мне здесь не место, каким бы прекрасным ни был ваш дворец, Вадим Андреевич. Вы можете остаться здесь — я же не могу насильно запихнуть вас в портал. Я просто прошу помощи в его создании.
— Не будет никакого портала, — тихо отрезал правитель.
— Что?
— Ты всё слышал — портала не будет.
— Как это не будет? Вы же говорили про катушки, про заряд от деревьев, про столкновение атомов…
— Как ты себе это всё представляешь? Физику учи получше! — вспылил Андреевич. Нет у нас никаких материалов для этого здесь! Мы застряли здесь навсегда, ты и я, понимаешь? Поэтому я и предложил тебе остаться у меня — это самое безопасное и удобное место для жизни.
Артём замер с открытым ртом, поражённый внезапной правдой. Затем отвернулся, не в силах смотреть на Андреевича, и подошёл к окну. Лицо тут же обдало приятным тёплым ветерком, который высушил подступившие слёзы. Он не мог поверить. Очередное предательство от человека, которому он доверял больше всех. Снова потеря какой-либо надежды на возвращение. Артём не заметил, как наступила ночная треть: внизу мерцал жёлтыми огнями застывший город, даже стражи стояли, словно мрачные статуи. Горькое разочарование сжало сердце в тиски. Артём машинально всмотрелся вниз и вдруг отшатнулся, почувствовав неприятный холодок на затылке — кто-то точно ошибся с высотой подоконников. Горечь собралась где-то в горле и превратилась в кипящую злость.
— Ты думал, что меня можно купить мёртвыми девчонками и дворцовой стряпней? — выдавил Артём сквозь зубы, разглядывая отполированную множеством прикосновений поверхность. — Ты думал, что я настолько жалок? Так вот знай, Андреич, что ты нихрена обо мне не знаешь! И никогда не узнаешь. А мой отец, между прочим, считал тебя настоящим другом. А ты и ему врал. Ты просто жалкий лжец…
Сзади Андреевич с чем-то возился, а затем тихо попросил:
— Посмотри на меня, сынок…
Артёма это не на шутку взбесило. Он вдруг резко повернулся и закричал:
— Я не твой сын! Я сын Юрия Кри…
Артём не смог закончить фразу — горло будто бы сдавила петля, а по спине ледяными нитями спустился ужас. Он увидел в дрожащих руках Андреевича автомат Калашникова. Грязно-серый ствол с крючком прицела блеснул на свету, правитель сделал короткое движение ладонью и послышался щелчок предохранителя.
— Андреич… — выдохнул Артём, в груди нестерпимо заныло.
Стиснув зубы, правитель проговорил:
— Ты… Неблагодарный паршивец! Я ведь сделал для тебя больше, чем Юрка… А ты всё равно… — он сделал шаг вперёд, сверля Артёма страшным, безумным взглядом. Карие зрачки его глаз будто почернели, превратившись в пустые дыры.
