— Мы сделаем это вдвоём, — заявил он, — я не могу оставить в беде родных мне людей.
Появление этого человека, замотанного и перемотанного бинтами, краснеющими пятнами проступающей крови, явилось для Тараса последним толчком для принятия окончательного решения. Он встал с корточек, подошёл к раненому и осторожно обнял его, стараясь не казаться забинтованного плеча.
— Здравствуй, диду! — прошептал он, и невольная слеза защекотала веко, ища себе путь наружу.
— Здравствуй внук! — вымолвил растроганный лейтенант, ничуть не стесняясь слезы, прочертившей дорожку по его посиневшей от страшного ушиба щеке.
Со стороны кухонной плиты послышался тихий всхлип сестрёнки.
Глава четвёртая
С вечера Тарас запер на висячие замки калитку и ворота, а машину загнал в гараж. А потом они с дедом проговорили всю ночь. Они оба так и не поняли, как Пётр объявился в XXI веке, а Пётр не понимал, как его дочь и правнуки очутились в 1943 году. Оба были уверенны, что каждый продолжает пребывать в своём времени.
Вначале в беседе участвовали все четверо, но первой выбыла Галина Петровна, ночами проводившая время рядом с кроватью отца. Затем тихо отползла в свою спальную комнату Светлана.
Организм деда, подвергшийся активному лечению антибиотиков, до того их не знавший, восстанавливался с поразительной быстротой. Раны на плече и на голове затянулись. Голова перестала кружиться, а руки трястись. Прошло всего три дня, после его ранения и полёта с корпуса танка в низ, а Пётру казалось, что прошло как минимум десять дней. Он чувствовал себя прекрасно и с лёгкость ветерана Великой войны, встретил с внуком рассвет. Они засыпали друг друга вопросами.
И если Тарас более менее знал историю Второй Мировой войны, правда серьёзно искажённой украинской пропагандой, то для Петра, всё то, что произошло на Донетчине являлось тайной за семью печатями. У него волосы встали дыбом от новости о распаде СССР и ликвидации социалистического строя, о реабилитации ОУН и УПА, о нынешней политике Украине и войне между правительственными войсками и мятежными Донбассом и Луганском, известным ему как Ворошиловград.
Он недоумевали и негодовали, охали и вздыхали, спорили и порой доходили до лёгкой перепалки. Оба не могли многое понять и принять, но находили в себе силы уважать мнение собеседника.
Когда же расцвело, они оборудовали пулемётное гнездо на чердаке. Тарас вёдрами таскал на чердак песок со двора, благо ещё с осени он запасся стройматериалами и гравием для строительства нового сарая. Там наверху он при помощи деда заполнил все имеющиеся мешки песком и уложил их у окона, создав что-то на подобии амбразуры. Светлана опустошила все схроны отца, и она с братом перенесла в дом автомат Калашникова образца 1974 года с тремя запасными рожками, десяток гранат и почти полный цинк с автоматными патронами.
Тарас обучил прадеда обращаться с Калашом и показал, как набиваются патроны в рожок. Вторую позицию они оборудовали возле другого чердачного окна и тоже уложили несколько мешков. В случае необходимости, Пётр мог переползти под крышу над пристройкой к дому через к вентиляционное окошко держать там оборону. Фронтон пристройки отец соорудил из кирпича.
Женщинам оставили ППШ деда и личный пистолет Тараса. Им наказали в случае начала боевых действий спрятаться в подполе и не высовывать оттуда носа. Закончив приготовления к обороне дома, мужики легли отдохнуть, пока всё было спокойно за околицей.
Наряд полиции, усиленный двумя бойцами ВСУ, подъехали к дому Светланы только после обеда. Они потоптались возле запертых ворот и калитки, а затем принялись громко привлекать внимание хозяев к себе. Призыв к обитателям дома они сопровождали ударами дубинкой по калитке.
На шум откликнулся Тарас. Он высунулся в форточку и зло крикнул:
— Кого там чёрт принёс?
— Пане Холдун, я ваш новий поліцейський офіцер громади лейтенант Шумейко. (Господин Холдун, я ваш новый полицейский офицер общины лейтенант Шумейко), — заявил полицейский, чья голова возникла над калиткой. — Прошу допустити мене та моїх людей у будинок для огляду. (Прошу допустить меня и моих людей в дом для осмотра).
— С карой целью? — Тарас сознательно ответил по-русски.
— Ми маємо ордер, підписаний обласним прокурором на обшук вашого будинку з метою перевірки скарг громадян! (Мы имеем ордер, подписанный областным прокурором на обыск вашего дома с цель проверки жалобы граждан!) — громко объявил лейтенант.
— Какой ещё жалобы? — парень прикинулся незнайкой.
— Не валяйте дурня, Тарасе Холдун! (Не валяйте дурака, Тарас Холдун!) — возмутился полицейский. Ви чудово знаєте, що вчора до поліції надійшло повідомлення про те, що у вашому будинку перебуває поранений терорист! (Вы прекрасно знаете, что вчера в полицию поступило сообщение о том, что в вашем доме находится раненый террорист!)
— В моём доме нет и никогда не было никаких террористов! — заявил Тарас.
— Ось і дозвольте нам переконатись у цьому! (Вот и позвольте нам убедится в этом!) — предложил лейтенан.
— Хорошо! — немного подумав согласился Тарас. — Только я впущу только вас, господин лейтенант. Остальные пусть садятся в машину и отъедут в конец улицы и там ждут! Только без глупостей!
Лейтенант ничего не ответил, но вскоре с той стороны забора послышалась еле слышный из дома спор, ругань. Затем трое в военной форме загрузились в полицейский внедорожник и направились на выезд из улицы. Достигнув последнего дома, автомобиль развернулся и застыл в ожидании.
Тарас вышел из дома, подошёл к калитке и впустил участкового во двор. Указав рукой на дом, он сопроводил офицера во внутрь здания. Внутри лейтенанта встретил Пётр Холдун, облачённый в свою советскую военную офицерскую форму, и две женщины: худощавая старуха непонятного возраста и молоденькая девушка.
Участковый полицейский, или как он сейчас назывался «Полицейский офицер общины», с удивлением уставился на этого мужчину в раритетной униформе. Его взгляд задержался на Звезде Героя. Он отметил про себя, что золотая звёздочка висела на колодке, изображающей флаг несуществующего сейчас СССР. Под Золотой Звездой блистал эмаль Орден Ленина и серебрилась медаль «За отвагу». На погонах сиротливо ютились одиночные маленькие звёздочки младшего лейтенанта.
— Навіщо цей маскарад! (К чему этот маскарад!) — проворчал недовольно лейтенант, но сдержался и вежливо обратился к Петру. — Покажіть ваші документи, будь ласка! (Предъявите ваши документы, пожалуйста!).
Советский офицер молча достал из нагрудного какрмана сво офицерскую книжку и передал полицейскому. Тот недоумённо повертел в руках маленькую малиновую книжечку и вымолвил:
— Що це таке? (Что это такое?)
— Моё офицерское удостоверение, товарищ милиционер, — пояснил Холдун.
— Мне не нужна эта филькина грамота, — проигнорировав не корректное обращение к нему, лейтенант перешёл на чистый русский язык. — Предъявите мне ваш современный паспорт, пожалуйста.
— В данный момент я состою на военной службе в Красной Армии и у меня нет никакого другого документа, кроме этого удостоверения личности.
— Перестаньте паясничать, господин офицер, — возмутился полицейский. — Какая Красная Армия, какая воинская служба.
Пётр развёл руки в стороны, как-бы говоря, что ничего добавить не может.
Полицейский и раскрыл книжечку и посмотрел вначале на фотографию, на стоящего перед ним мужчину и вновь на фотографию. Несомненно, на этом черно-белом фото запечатлён стоящий перед ним офицер в древней советской форме. Прочитав фамилию, имя и отчество, перелистнул страницу и увидел, что хозяин документа родился в соседней Байдовке и задержал свой взгляд на годе: 1909. «Ему сейчас более ста десяти лет, — посчитав в уме отметил про себя лейтенант. — А на вид не более сорока!»
— Как это понимать? — полицейский помахал офицерской книжечкой. — Вы решили поиздеваться над представителем власти.
— Никак нет! — встряла в разговор Светлана. — Это наш прадед Пётр Осипович Холдун и он невероятным образом перенёсся суда с 1943 года.
