Религия сейчас – разменная монета.

Ты знаешь,

Кто на обратной стороне?

Ну как же! В этом нет секрета.

Там дьявол!

Во всей его красе.

Людишки сделали из веры валюту.

Орут:

«In god we trust!» – на каждом углу.

Да вы по уши в грехах!

Лютых!

А ты, Илайя…

Ты ходишь по её ребру.

Давай узнаем, каков же твой итог?

Орёл или решка?

Бросай!

Дьявол или Бог?..

Пролог

На окраине заброшенных кварталов.

Среди крыс.

Отбросов и дерьма.

Он нашёл её.

Среди завалов.

Там, где чувства выжжены до тла.

Умирала босиком.

В одежде рваной.

Жажда.

Боль.

Бессилие и стон.

Тонкие запястья.

Слёзы.

Раны.

Мухи, прущие со всех сторон.

Что-то в диком сердце защемило.

Может этот взгляд

Усталых

глаз.

Может быть.

Она ему казалась милой.

Он спасал чужую душу

Первый раз.

Вытащил и взял её на руки.

Вытер грязь с лица и дал воды.

Поперхнулась.

Кашель.

Через муки.

Ш.Ё.П.О.Т.:

– Я… Адель… А кто же ты?..

Он молчал.

Дыхание перебило.

Чувствовал беспомощным себя.

– Чёрт! Ну, кто она?

Что она здесь забыла?

Палило солнце.

Мухи.

Вонь.

Жара.

Он спрашивал себя,

Но без ответа

Летали сотни мыслей в голове.

Лишь шёпот губ сухих от ветра

И капли крови,

Застывшей на земле.

По телу через грязь виднелись знаки.

Орнаменты.

И сотни на латыни слов.

Но вдруг пришёл в себя,

Услышав в шаге

Оскал.

Рычание бродячих псов.

Рука за пистолет.

– На, сука, сдохни!

Два пса вертелись в мусоре волчком.

Ещё два выстрела

Он сделал в воздух. Остатки стаи скрылись

За углом.

И взгляды хищные со всех сторон.

Он нёс её к машине.

– Ты жива?..

– /You’re a little late… I’m already torn…/

Она успела прошептать тогда.

В глазах Адель он видел ад.

И слышал крики,

К ушам ладони прижимая…

Не мог сказать,

/в чём виноват/,

Но понимал,

Что не видать им рая…

* * *

Девочка видит и следит за мной даже во мраке.

Вот очередная встреча ночью

В заброшенном бараке.

Она приходит тогда, когда, кажется, всё уже кончено.

Дерзкая, милая.

И вот она связана проводами обесточенными…

Пытается вырваться –

Провода врезаются в кожу до крови.

Девочка-вампир.

Я знаю, она давно уже не чувствует боли.

Звериный оскал, бесподобные глаза,

Нежная тонкая шея.

Она готова меня разорвать!..

Но что-то в ней этого сильнее…

Я зарекался… И вновь подношу руку к её губам.

Кровь на губах.

Девочка пьёт кровь… Преображается…

Становится видимой в зеркалах…

А после каждый раз закуривает сигарету.

Курит с ментолом.

Хотя знает, что я не переношу этого – дым в горле комом.

Она читает мои мысли, поэтому всегда молчу.

Рукой беру за тонкие запястья.

Густые волосы скатываются по плечу…

Теперь она горит огнём, живая, из плоти.

Я вытираю капельки крови у рта…

И до того, как сгореть

У нас всего пару часов

Д.О. У.Т.Р.А.

* * *

– Люби меня нежно

Под Пресли и Боно

Насовсем. /По плечу/

Уходя.

– Я буду прилежной,

– Без понта и гонора.

– Встань с колен –

Палачу

Говоря.

– Люби меня терпкой.

В графине наливка.

– Перемен?

– Не хочу.

– Ну и зря. Ты выпившей девкой

Танцуешь так близко.

Оробел.

Промолчу.

Н.Е. С.П.Е.Ш.А.

– Люби меня горькой.

По стенам полынь.

Мы все в тлен.

– Я плачу.

– Ни гроша.

– Я буду сегодня,

– Смотри, не остынь.

Ты в окне:

– Улечу.

– Что ж, прощай.

– Люби меня сладкой.

Под утро туман.

– Ты в себе?

Улечу!

– Улетай!..

/Как будто заплатка

На старый роман/

– Что за хрен! – Закричу.

Ты вошла.

– Люби меня вечно!

До новой любви.

– Я хотел, –

Прошепчу,

Чуть дыша…

Но окна, конечно,

Ты лучше запри…

* * *

Ты снова куришь нервно. Вечер.

Морозный сумрак. Город остывал.

Я подойду.

Я обниму за плечи.

– Адель, зайдем.

Прохладно, –

Прошептал.

Холодный ветерок уносит пепел.

В руке сжимаю пачку сигарет.

Всё получилось быстро и нелепо.

В твоих руках обойма. Пистолет.

Любить тебя порой невыносимо.

Как едкий дым, вдыхаю те слова,

Которые ты пишешь.

В.Ы.С.Т.Р.Е.Л.

Мимо.

И не пытайся.

Душа моя мертва.

* * *

Приняв красоту провинциального мира,

Сейчас я умру,

Никто не спасёт.

Я понемногу превращаюсь в вампира,

Вернусь поутру,

Глядишь – повезёт.

Наполни надеждой усталые плечи,

Оставь свою боль,

Прими тишину.

Я пью твою кровь – становится легче.

Остаться позволь,

Там смерть одному.

Меня обжигают холодные руки,

Стоишь за спиной,

Погасла свеча…

Тебе предстоит испытать эти муки:

То в холод, то в зной,

Безумно крича.

Агония. Взгляд, прожигающий души,

Попросишь убить, Рука

у лица…

Огонь догорает внутри и снаружи,

С тобою мне быть

Теперь

Д.О. К.О.Н.Ц.А.

Просыпаюсь в избе. Рядом трещит буржуйка. Кажется, это так называется. Я не знаю. Не знаю точно. Из допотопного крана льется тоненькой струйкой вода. Рядом стоит деревянная, в кольцах железных, бочка. Через окна струится рассвет и падает на подушку лучами. Мне 314 долгих лет. Я вечно живущая и всегда молодая. Двое беседуют тихими голосами. Двое мужчин. Я не шепчу ни молитв, ни имени маминого. Им.

Древний старик и какой-то мне незнакомый хер начинают втирать мне про миссию по спасению. Про то, что теперь чтобы продолжить жить беспечально, мне, придется покинуть пределы полночной тени. Посещать по воскресеньям церковь. Я начинаю плакать. Плечи и губы трясутся мелко. Со стены смотрит девушка с плаката. Девушка восьмидесятых. Рядом часы – тарелка.

Я хочу жить. Мне прекрасно жилось прежде. Конечно, меня не раз и не два безуспешно пытались отправить в вечность. На мне нет одежды, потому что, те лохмотья, что надеты на мне, назвать одеждой могут только слепые и глупые деревенщины.

Мужчина смотрит на меня внимательно. И говорит, что с этого самого исторического момента мне предоставлено выбирать, умереть самой или начать убивать бессмертных. Что меня возвратили с границы между двумя мирами, что я обязательно сгнила бы израненная в кювете, что в этот раз я почти что попалась, что я умирала, что меня спасли, сняли с удочки хитрой смерти. И что надо платить по счетам, даже нам – тварям ночи.

Даже такой, как я, несущей на крыльях грех. Что старик зачитал надо мной «Отче» и вот я отныне одна против всех.