Артур молчит, смотрит в свой телефон, медленно листая пальцем картинки на экране.

– Слышишь, я пошла в душ.

– Конечно. Ты же опаздываешь, – сухо отзывается он, не отрывая от телефона глаз.

– Прости.

Она кладет обруч на тумбочку у кровати.

В душе она включает горячую воду и встает под струю, кипящую, будто наказывая себя. Он не виноват. Он хороший. Это она, она – плохая. Конченая.

Настя закрывает воду, накидывает халат и выходит из ванной. Ну эту работу, думает она, останусь здесь.

– Ты спишь? – зовет она в темноту.

Ее голос угасает в недрах пустой квартиры.

Приоткрыв дверь подъезда, Настя всматривается в мутный колодец двора. До восхода еще далеко, но фонари уже погасли, только желтые квадраты окон, будто плавающие в пустоте, разбавляют полумрак.

Она зажимает между средним и указательным пальцем ключ – крепко, до боли, так, чтобы сразу можно было им ударить, и распахивает дверь. Никого.

До метро она почти бежит, то и дело оборачиваясь. Воздух стынет от холодного дыхания реки, обжигает горло на вдохе и морозит зубы на выдохе. Она сворачивает на яркий и уже оживший Каменноостровский проспект и, кажется, только тогда решается сбавить шаг. В кармане начинает вибрировать телефон. Артур! Но нет, снова тот далекий номер, который она по глупости набрала два дня назад. Шесть пропущенных. Она засовывает мобильный поглубже в сумку и ныряет в метро.

За этот долгий день Настя видит дневной свет только минут пять, когда выходит подышать на перерыве. Она не курит, но спускается с курильщиками по черной лестнице и стоит, глядя на отрезок низкого серо-коричневого неба над головой, пока ее не зовут обратно. Эти последние несколько дней ей особенно тесно среди домов, особенно громко от машин, голосов и телефонных звонков, особенно больно вдыхать тяжелый металлический воздух Петербурга.

Когда Настя, задыхаясь от быстрой ходьбы, сворачивает с Невского проспекта на Думскую, она забывает обернуться. Вспоминает об этом уже у дверей бара, но теперь ей уже никак не вычислить в многоголовой костюмированной толпе того, кто шел за ней от троллейбусной остановки. Если, конечно, кто-то шел.

Витрина бара переливается разноцветными огоньками гирлянды, которую повесили на прошлый Новый Год, да так и не убрали. Сквозь замызганное стекло ей видна черная загогулина барной стойки с покачивающимися над ней красноватыми абажурами. Круги света скользят по лицам двух девушек в одинаковых костюмах медсестер, которые склонились к Артуру и что-то объясняют ему, периодически срываясь на хохот. У Артура полосатая футболка, светлые волосы заправлены за уши, глаза будто подведены черным. Впрочем, ей, возможно, это кажется из-за игры света и теней. Одна из медсестер накрывает его ладонь своей. Настя наблюдает за этой сценой через стекло очень внимательно, секунда замирает, как пуля в «Матрице», но Артур тут же выдергивает руку и лезет в кассу за сдачей.

Настя выдыхает, потом вынимает из волос шпильки и позволяет им рассыпаться по плечам угловатыми серебристыми волнами. Она надевает на себя кошачьи уши уже в самых дверях, так что, когда Артур ловит ее взгляд, он тут же расплывается в улыбке и вопит, перекрикивая музыку:

– Ты пришла!

– Пришла. – Она приземляется у стойки.

Девицы обдают ее холодом своих взглядов, но она даже не замечает этого, потому что через стойку к ней тянется теплый рот Артура.

– Ох, какая! – Он целует ее и зажмуривается.

Настя хочет сказать ему, что ей совестно за то, что было утром, что она сама не знает, что на нее нашло, но в бар вваливается шумная компания, и Артур отходит к другому концу стойки мешать им «Боярских». Настя остается одна, назойливая рок-музыка так и норовит забраться ей в голову. Она хочет зажать уши, уже тянется руками, как вдруг в дверях показывается знакомая фигура.

– Катя. – Она спешит к ней, протискиваясь между людьми, собравшимися вокруг стойки, как ил, прибитый к берегу прибоем. – Катя, привет!

Она не замечает стоящего позади нее высокого парня в капюшоне, все ее внимание обращено на кошачьи уши, венчающие кудрявую Катину голову и точь-в-точь как те, что надеты на ней самой. Теперь все ясно: это Катина идея.

– Настюша! – Катя заключает ее в объятия. – Какие мы с тобой кошечки!

Судя по тому, как блестят ее глаза, этот бар – не первая остановка.

– Да уж. Мяу.

– А это Сергей. – Катя делает полшага в сторону, как ведущая телемагазина, торжественно указывая на стоящего позади парня, и едва заметно подмигивает Насте. – А сфоткай нас с Настей, пожалуйста, Сереж.

Катя протягивает ему телефон и подхватывает Настю под руку, плотно прижимаясь к ней своим надушенным красным пальто. Настя поднимает глаза на объектив, потом на скрытое за ним лицо.

Она отскакивает инстинктивно, толкает Катю так, что та почти что падает на парня позади себя, и он разливает ей на пальто свой напиток. Ее спутник едва успевает подхватить ее под локоть и помогает отряхнуть капли с мгновенно почерневшей красной ткани.

Но Настя ничего этого уже не видит. Она стоит в единственной кабинке туалета, прижавшись спиной к двери, и пытается дышать, но выходит пока очень плохо. Она остается там, пока в кабинку не начинает барабанить собравшаяся очередь.

– Ну сколько можно?

Настя отпирает дверь и выходит наружу, игнорируя укоризненные взгляды, протискивается мимо толпы, диванов с дырками от сигарет в обивках и дребезжащих столов для кикера.

Может, показалось? Стараясь не поднимать глаза, Настя идет к стойке бара, где Артур уже наливает для Кати вереницу разноцветных стопок, которые переливаются, как елочные игрушки, в красноватом свете ламп. Ее спутника нигде не видно.

– А вот и ты!

– Ага.

– Что, так страшен мой мужик?

– А он твой мужик? – поднимает бровь Артур.

– Пока непонятно, но, надеюсь, станет им к концу вечера. – Катя сгибает пальцы, как когти. – Ми-яу! Режим хищницы активирован.

– Откуда ты его знаешь?

– Ну я ж тебе говорила, познакомились в ВК. – Катя довольно улыбается и протягивает Насте рюмку. – Так что? Что думаешь?

– Да не успела я ничего подумать. Меня толкнули просто, и я побежала в туалет замывать пятно, «Боярский» на платье попал, – врет Настя, слишком подробно и сбивчиво, чтобы даже самой хоть на мгновение этой лжи поверить.

– Все-таки ты такая корова иногда, а не кошка! – Катя обнимает Настю за плечо и чмокает в висок. – Ну что, за кошечек?

Артур настороженно косится на Настю, но она только улыбается и опрокидывает рюмку в рот. На вкус шот омерзительный, но от него Настя сразу расслабляется, ее задранные до этого почти к самым ушам плечи потихоньку начинают опускаться. Показалось, ну конечно показалось, иначе и быть не могло, думает она, прижимаясь к Артуру.

– А вы прям Курт и Кортни, – произносит Катя.

– В смысле, что однажды она снесет мне башку? – ухмыляется Артур и целует Настю в висок.

– Нет, в смысле, вы классно смотритесь. А у Курта это был суицид.

– Ну-ну, – саркастично причмокивает Артур. – Суицид под названием «сумасшедшая ревнивая баба».

Настя улыбается, но у нее выходит заученно, механически. Она не слушает, о чем они говорят, а только обводит глазами бар.

– А где твой друг?

– Вышел, ему позвонили. Кстати, фотка вышла угарная, смотри. – Катя протягивает ей телефон.

Настино лицо на маленьком снимке размазано так, что черты скачут, как в глазах у пьяного. Она смеется фальшиво и со вздохом опускается локтями на стойку, будто хочет лечь.

– Ты совсем на нервах последние дни. – Артур накрывает ее руки своими. – Повеселись сегодня, расслабься. А то кроме своего универа, работы и пыльного склепа, который называешь квартирой, ты и жизни не видишь.

– Соглашусь с предыдущим оратором, тебя надо чаще вытаскивать в люди! – произносит Катя и тут же устремляется к дверям, завидев знакомых.

– Не грустишь? – тихо спрашивает Артур.

Настя поднимает глаза и смотрит на него, сначала рассеянно, а потом нежно.