Это было понятно, но это было и странно. Даже в самых маленьких домиках Длиннолесья спали отдельно, пусть в крохотной, но особой комнате.

Парень прокашлялся, чтобы хоть так обратить внимание.

Старик оторвался от книги и покашлял в ответ. При этом смотрел не на гостя, а сквозь:

– Что нужно?

– Мне нужен Дельный.

– Дельный уехал. Я за него. Моё имя Лобастый.

"Где-то я это слышал" – подумал парень.

– Сяду? – спросил он с надеждой. Тело после дороги болело, хотелось не то что присесть, хотелось свалиться на стол. Свалиться и спать.

– Пожалуйста, – Лобастый снова уткнулся в книгу.

Бесполезный присел.

"Хорошо, теперь я готов разговаривать"

– Вы знаете Терпеливого?

– Конечно, знаю, – старик оторвался и чуть более внимательно посмотрел на гостя, – Это один из самых уважаемых членов общины… Но постойте. Он должен приехать.

– Терпеливый погиб, – сказал Бесполезный.

И выдохнул.

От усталости, горя, от раздражения.

В той новой жизни, которую он обрёл, там, под пылающими небесами, были двое – Первая и Терпеливый. Искатель и проводница. И обоих он потерял.

Парень открыл дорожную сумку:

– А перед смертью велел передать вот это, – он положил манускрипт, потёртый, древний, как "Приключения Листика", хотя те отбиты в металле, – Терпеливый сказал, здесь говорится о многом.

Старик поднялся со стула.

– Терпеливый… А двое? С ним были двое.

Бесполезный не знал, что сказать. До этого момента он полагал, что Любящая направилась сюда. Но теперь он и сам понимал неразумность своей догадки. В таком случае убийство спутников выглядело желанием само́й снискать славу всего путешествия. Это было цинично и глупо.

Скорее всего, у убийцы есть план. Какой-то особый, коварный. И дай то Обиженный, чтобы в тот самый план не входило похитить Первую.

Появись эта женщина здесь, она, скорее всего, попытается его очернить. Ей, конечно, поверят. Он – человек ниоткуда, пришёл, принёс книгу, что-то сказал.

Но всё-таки он обязан, он должен предупредить. Если хочет остаться.

– Веселёхонький погиб, – сказал Бесполезный. Устало и грустно, – Любящая… сбежала.

Взгляды сидящих встретились.

Лобастый молчал.

– Это она? – спросил он внезапно. Нет, не спросил – прорычал, низко и глухо.

– Да.

Фиолетовый свет острокрылок падал на щёки старейшины, чем только подчеркивал каждую ямку и делал лицо безобразным.

– Не всё так просто. Никто и не предполагал, что будет просто, – старик смотрел за окно, – расскажи, – попросил он чуть слышно.

– Откуда?

– С самого начала.

И Бесполезный рассказал.

Как потерял память, как его привязали к березе, как был спасён. Рассказал про путешествие, про то, как они заблудились, как умер топтун, а он потерял сознание. Рассказал, как обнаружил тела.

Лицо Лобастого стало ещё более мрачным.

Наконец он сел и зажал голову в руки.

– То, что Вы рассказали – ужасно. Я с самого начала был против включения Любящей. Она не искатель. Как, впрочем, и Веселёхонький… Эта вещь, – старик показал на книгу, – бесценна. Иначе и быть не может… Не давал ли Терпеливый какое-нибудь сопроводительное письмо?

– Не давал. Он думал, мы вместе приедем в Прихолмье.

– Да. Да… Я вынужден задать Вам ещё два вопроса, – старик, вздыхая, поднялся, – Во-первых, как много Вам известно о целях экспедиции?

– Ффф… – Бесполезный задумался, – я знаю, что Остров есть. И знаю, что этот Остров нашли.

– Хорошо, – Лобастый глядел не мигая, – тогда хочу спросить о другом. Как я понял, Вам некуда идти. Вы не знаете, кто Вы, откуда… Хотите остаться в общине, хотя бы на время? Как человека, которому доверял Терпеливый и который выполнил его последнюю просьбу, мы Вас приглашаем.

– Согласен, – Бесполезный почти засыпал, – но я хочу научиться читать.

– Человек за бортом! – воскликнул Косматый.

Старая морская привычка.

Теперь он живёт на Посту.

А когда-то был моряком.

Случилось несчастье, в самое Угасание – корабль унесло в открытое море. И наступила ночь.

Он говорил капитану – не надо, вдруг потеряемся? Все говорили. Но капитан любит деньги. “Давайте, ребята, последняя ходка, – кричал он команде, – плеснём по звенящей монетке”.

Плеснули…

Днём потеряться нельзя – днём видишь берег, берег и горы, всегда. А ночью темно, темно и туманно. Надо найти Маяк, в устье Бурной, и всё – они спасены. Главное – успеть до пылающих. Или смотреть на Россыпь и плыть, чтобы та оставалась слева. Когда небо ясно. А если пасмурно… Что же, есть компас. Но компас – прибор дорогой, а капитан был прижимистый, деньги впустую не тратил, тем более на то, что вряд ли когда пригодится.

Не пригодилось…

Когда на море темно, это ещё не страшно. Страшнее, когда пылающие. Той ночью они начинались рано, и капитан, отправляясь почти в Угасание, конечно же, рисковал. Надо успеть, а то запрутся в вонючем трюме, на полтора долгих месяца, а корабль унесёт.

Не успели…

Тогда Косматый и обнаружил в себе эту способность – сопротивляться пылающим. Вывел команду домой.

А после уехал на Пост.

Проводники – профессия важная. И доходная, особенно ночью.

Он ещё стоял на верхней площадке, когда ворота вдруг заскрипели, и во внутренний двор ввели малорослого топтуна, по виду двухдневку. На спине покоилась девушка. Навзничь. Вцепившись в животное.

Губы её шевелились. А может, дрожали. Глаза были плотно закрыты.

Косматый спустился.

– Жива? – крикнул он, на ступеньках.

– Жива. Но, кажца, не прикрытая, – Усатый пытался спустить наездницу. Девушка выглядела изумительно, даже после такой тяжёлой дороги. Густые черные волосы, небольшой вздернутый нос, сочные, хотя и потрескавшиеся губы, плавная линия подбородка. "Ух ты ж, ух ты ж" – подумал Косматый.

– Давай йё быстрее в дом.

Вдвоем они занесли незнакомку в гостиницу – большое двухэтажное здание.

Но едва положили на кровать – бормотание прекратилось, и гостья, как будто, уснула.

– Хоць не умерла? – спросил Усатый. Как у любого жителя Озёрного края, у него был особый свистящий выговор.

– А я почем знаю? – парень насторожился, – проверь.

Усатый наклонился, послушал грудь, пощупал запястье. Всё это он делал достаточно долго, особенно когда склонялся над грудью, и, как казалось, с особенным удовольствием. "Вот же ж" – Косматый и сам был не прочь всё проверить. И перепроверить.

– Кажись, да.

– Что – да?

– Жива.

Они помолчали.

– Я к Искушенному. А ты оставайся, – Косматый смотрел на спящую и не мог оторваться, – то й вдруг проснётся.

Он всё-таки оторвался, и вышел.

По диагонали, мимо колодца Косматый прошел в небольшой двухэтажный домик, на самой вершине которого всеми цветами пылающих небес переливался натёртый до блеска флюгер, выполненный в виде стоящего на четырех лапах плащеносца. Плащеносец держал в своей пасти не то бруму, не то носатика, да Обиженный знает кого он там держал в своей пасти. Флюгера́ на Посту любили не меньше, чем в том же Приморье, да и сама атмосфера чём-то напоминала рыбацкую, так что привыкнуть к здешним порядкам для бывшего моряка труда не составило.

Косматый покосился на железный корабль на дозорной башне, с которой недавно спустился, и ради приличия постучался в дверь.

– Суток! – буркнул с порога, и ради того же приличия вытер о коврик ноги.

– Косматый! – ответил высокий пожилой человек с зычным и резким голосом, – рад тебя видеть.

– Я тож… Ись какие вести от дочки? От Долговязого?

Человек мрачнел на глазах:

– Пока нет, – ответил он сухо, – с той поры, как они выехали, к нам не прилетал ни один плащеносец.

– Знашь, она же оставила Ходкого. В Долине почтового может не быть. Такое время – почтовые нарасхват.

– Да, урожай масла, – кивнул Искушённый, так звали хозяина, – топтун то тот опытный. Вот только… Все эти странности. Небо погасло, потом загорелось.