— С Федоровым. Он меня обезьяной обозвал.
— Если бы ты был обезьяной, то лучше бы учился в школе, — отрезала
мать. — Быстро мыть руки и за стол! И позови отца. Давайте обедать, — обратилась она уже мягче к своим советникам.
— А с собакой мы… повременим, пожалуй. Жили без нее и еще поживем.
Из открывшейся двери подъехавшего сельского автобуса спустилась
по ступенькам усталая женщина с огромной хозяйственной сумкой на тележке.
Переведя дух, она потащила ее за собой по пыльной дороге. Сумка икала раз-болтанными колесами и сопротивлялась, как могла.
У дома встретился дед Алексей.
— Откуда, Сергевна?
— Да вот!
Она усмехнулась.
— На рынок ездила. Лук свой покупать.
Когда дед отошел, женщина сказала сама себе:
— А, может, действительно нужда была. Тогда пусть. Я не в обиде.
Потом она затащила поклажу на крыльцо и, отворив дверь, миролюбиво крикнула внутрь:
— Стеееп! Хорош дуться! Я тебе тут кое-что привезла. Беееленькая!
25
софия
Молодая охотница внезапно остановилась. Она почувствовала: сейчас что-то произойдет. В ту же секунду сзади обрушился страшный удар, швыр-нувший ее лицом глубоко в снег. Ружье слетело с плеча и утонуло в сугробе.
Женщина быстро перевернулась на спину, смахнула рукавицей снежную крошку, забившую глаза и… прямо перед собой увидела оскаленную волчью пасть.
* * *
Обледенелые верхушки елей сверкали звездами не хуже кремлевских.
Лежащие на ветках пласты слежавшегося в причудливые формы снега напоми-нали старые елочные игрушки из папье-маше, серебристые и серые. С высоты
земля выглядела манящей, пушистой и мягкой, как взбитый крем на поверхности свадебного торта. Авиаторы знают, как обманчива эта кажущаяся мягкость.
Случись что непредвиденное, спасти сможет только лишь искусство и талант
пилота. Плохие на Севере, к счастью, не летают.
Самолет приземлился неожиданно и жестко. Как же я была рада тому, что мы катим по твердой земле и утомительная воздушная часть путешествия
наконец-то закончена. Моя доченька, так и не почувствовав посадки, спала, утомленная качкой, у меня на руках. Открыли дверь, впустив в салон волну непривычно холодного воздуха, от которого малышка закашлялась и проснулась.
Подвели и закрепили обледенелый трап. Даже ступить на него было страшно, но сильные мужские руки уже уверенно и осторожно принимали нас с верхней
ступеньки. Я только успевала повторять: «Спасибо, благодарю, спасибо».
— Да не за что! С прибытием!
Работник аэропорта, одетый в тулуп, валенки и огромную кроличью
шапку, донес чемодан до ожидавшей меня «нивы» и попрощался, помахав мох-натой рукавицей. До работы мужа и моего нового места жительства еще долго
нужно было добираться на машине, но после болтанки перелета хотелось думать, что самое тяжелое осталось позади.
Так началась моя жизнь в небольшом таежном поселке, расположен-ном в 100 километрах от Тынды. Казалось, что невозможно привыкнуть к тяжелому климату, редкому солнцу, без которого я очень страдала, затяжным дож-дям летом и жестоко низкой температуре зимних долгих месяцев. А вот дочка
совершенно не замечала холода и каждый раз отвечала на мой призыв идти
домой обычным детским: «Ма… Еще чуть-чуть» — как будто речь шла о купании
в теплом море. Она — гибрид сугроба и человечка, возвращаясь с улицы, пере-ступала порог, смешно переваливаясь и звеня при этом свисающими с головы
до ног сосульками.
26
Я училась нелегкому женскому труду в еще более нелегких условиях.
Когда я жила дома, то хозяйством занималась мама, и принцесса, как она меня
шутя называла, в свои 20 лет о многих вещах не имела ни малейшего пред-ставления. Но мама была далеко, а муж — рядом, и о нем надо было заботиться.
К концу второго года пребывания в Сибири я, похоже, начала осваиваться и, благодаря мудрости и терпению супруга, стала смотреть на свою судьбу пози-тивнее. Солнце мне заменяла растущая дочь, а тепло — любовь мужа.
Однажды со мной из-за неопытности случилась беда. Разгоряченная, в одном халате, я выбежала за непослушной загулявшейся дочкой на улицу и, подняв ее на руки, почувствовала, что в пояснице что-то хрустнуло. Опустила
ее осторожно на землю, а… разогнуться не могу.
Местная фельдшерица, вызванная на дом, потому что мне становилось хуже, и я уже была не в состоянии без помощи подниматься с дивана, только качала головой. Подумав некоторое время, сказала:
— Если не поможет укол, то скорее всего придется везти в Тынду. Есть
здесь, правда, одна женщина, старуха. Человек она… сложный и людей сто-ронится, но может вылечить, если согласится. А может и дверью хлопнуть без
всяких объяснений. Я расскажу, как до нее добраться.
Муж Николай без промедления собрался и отправился к знахарке. К
счастью, избушку нашел сразу. Пройдя через калитку и взойдя по ступенькам
на крыльцо, он мощно и нетерпеливо постучал кулаком по бревенчатому косяку.
Дверь открыла маленькая, худенькая женщина и кивком головы спросила: «Что
нужно?» Николай объяснил все, как есть: жена, мол, просто загибается и, если
знахарка не поможет, может и умереть. Та, выслушав, усмехнулась:
— От этого не умирают. Ладно, пусть приходит!
Муж завозражал, говоря, что я даже ходить не могу, на что старуха
строго ответила:
— Хоть на санки сажай, хоть на трактор. Мне дела до этого нет. Хочешь, чтобы выздоровела — привезешь.
* * *
Волк неожиданными бросками старался добраться до горла, хватал
клыками за плечо, раздирал полушубок сильными и быстрыми ударами лап.
Когти одной из них, чудом не зацепив глаза, скользнули по лицу и оставили на
лбу глубокую рваную рану, из которой сразу хлынула кровь…
* * *
27
После того как муж внес меня в комнату и положил на топчан, София, так звали знахарку, помогла мне перевернуться на живот. Затем ее твердые, как дверная ручка, пальцы тщательно обследовали спину. Сев сверху, старуха
несколько раз неглубоко, но резко надавила ладонями вдоль позвонков.
Почти сразу я почувствовала облегчение. Вздохнула. Муж заметил это
и заулыбался. София, не обращая на нас внимания, продолжила манипуляции.
Упершись одной рукой чуть выше бедра, она согнула другую ногу в колене и
быстрым, сильным движением дернула ее вверх и в сторону. Раздался хруст.
Боль я почувствовала только на долю секунды, но ее сразу сменили тепло и
легкость в пояснице.
— Вот эту мазь будешь втирать в спину по утрам, — наставляла знахарка
моего мужа, передавая ему маленькую баночку, когда я уже сидела в санках. –
Не вздумай на ночь, а то не заснет. Через неделю пусть опять ко мне придет.
Сама. К этому времени, не сомневайся, сможет.
Заснула я крепче, чем набегавшаяся за день дочка. Правда, наутро все
тело ныло. «Упиралась ты слишком сильно, — объяснила мне потом София, — от
страха, что больно сделаю».
Лечение помогло, и через день я начала вставать, а через три — выходить на улицу. К концу недели я сама пришла к Софии, и она выдала мне
собственноручно сшитые, как по мерке, беличьи трусики с широким поясом со
словами — Поваляешься с мужем и сразу одевай. В другие разы не снимай. Носи
все время.
Больше проблем с поясницей у меня не было.
София не была похожа ни на одну женщину, которую я знала. Будучи
уже в преклонном возрасте, она делала все с невероятной энергией и никогда
не сидела без дела. После нервных городских жителей меня сразу поразили
в ней спокойствие, неприхотливость, простота в мыслях и поступках. Жила
знахарка в избушке, которую построила сама, топором и пилой, без чьей-либо
помощи. Жилище находилось в получасе быстрой ходьбы от поселка, у самой
