девушка не идет, а плывет по воздуху, изредка и еле касаясь земли. Олег невольно сравнил себя с дворняжкой, случайно попавшей в общество породистой
собаки. Так нелепо он выглядел в своей потертой куртке и мятых грязных джинсах рядом с этой утонченной девушкой.
— Машенька…
— Не перебивай, — завозражала девушка, хотя не сказала до этого ни
слова. — Ты говорил, что любишь меня. А можешь доказать? — Она серьезно
взглянула на Олега и… тут же неожиданно громко рассмеялась.
— Ну, я даю! Придет же такое в голову! Шурик, настоящий Шурик!
71
— О чем ты? — улыбаясь, спросил Олег, радуясь Машиному хорошему
настроению. — Какой Шурик?
— Забудь, ерунда. Пойдем обратно в машину, а то комары заели.
Они забрались на заднее сидение джипа и стали неистово целоваться.
Внезапно чьи-то яркие фары осветили машину. Мощный поток света
буквально вжал сидящих в кожаную обшивку. В его лучах в салоне все стало
нереально белым.
Маша быстро вытащила из сумочки пистолет.
— Умеешь пользоваться? А…! Чего я спрашиваю!
Она сунула «Макарова» под переднее сиденье, откинулась назад и закрыла глаза…
Олег пришел в себя от сильной боли в голове, которая тут же рас-пространилась по всему телу. Он лежал на холодном, мокром каменном полу.
— Очухался вроде. Плесни еще.
Мощная струя воды ударила ему в лицо. Олег попытался закрыться, но левая рука не слушалась, а правая болела так, что от малейшего движения
в глазах загорались яркие фонари, и тогда, как бы издалека, он слышал свой
собственный крик. Как он оказался здесь? Что произошло? Вспомнилось только, как кто-то распахнул дверь джипа и выволок его одним движением на землю.
Потом было много мелькающих ног.
— Посадите его, — услышал Олег спокойный голос и почувствовал, как
несколько рук подхватили его и усадили на стул. Олег вскрикнул от боли и с
трудом открыл отекшие глаза. Он находился в пустой, без окон, но хорошо осве-щенной комнате с кирпичными стенами. Прямо перед ним стоял раздетый по
пояс мужчина среднего роста, с великолепно развитой мускулатурой и костяш-ками пальцев, разбитыми в кровь. Взгляд у него был немигающий и какой-то
жуткий. — Вот теперь поговорим, а то у меня от монолога уже кулаки болят.
Какие-то люди за спиной Олега громко рассмеялись.
— Кто ты, клоун? — спросил мужчина.
— Я не понимаю, — ответил, выплевывая зубную крошку, Олег. — Что
вам надо?
— Не понимаешь? От тебя Машкиными духами несет, а морда от по-мады на мухомор похожа. Теперь понятно?
— Где Маша? — выдохнул Олег
— Соскучился, любовничек?
— Где Маша? — повторил он опять, тяжело дыша. — Что с ней?
72
— Смотри-ка какой. А что? Так даже интересней. Позовите ее! — отдал
он приказ. — А сами выйдите. Все.
Через несколько минут за спиной Олега с металлическим лязгом открылась дверь, и кто-то тихо шагнул в помещение.
— Иди сюда, — строго приказал мужчина, обращаясь к тому, кто вошел.
И тут Олег увидел Машеньку. Она была одета в длинное черное платье и куталась в роскошную шаль с вышитыми на ней лотосами. Подойдя к
мужчине, робко встала перед ним и опустила голову.
— Прости меня, Мирон. Между нами ничего не было.
Было видно, как меняется выражение лица у того, кого она назвала
Мироном, как начинает вздыматься его грудь, как наливается кровью его лицо…
— Чего тебе не хватает, дура? — выдавил он сквозь зубы, с каждым словом повышая голос. — За старое???
Мускулы на его теле напряглись, и он закричал в ярости:
— Я же тебя предупреждал! Кто этот придурок?
— Мы переписывались по Интернету. Ты же знаешь, как мне здесь скучно. Ты всегда занят, а что мне остается? За границу без себя не пускаешь. Вот
я и развлекалась. Брала письма из Ольгиных тетрадей, отправляла от себя и
смотрела, что получится. Он влюбился и вот прикатил, придурок. Олег… скажи, что между нами ничего не было. Скажи …
Мирон прорычал:
— Хочешь, чтобы я поверил, что вы альбомы с марками в лесу рассматривали? Я не люблю гадать. Было или не было… Забыла, что обещала
мне, когда я тебя в прошлом году поймал, а? А этот живучий оказался, крепче
предыдущего. Тот и половины не выдержал, Помнишь его, тварь?
Мирон достал из заднего кармана джинсов фотографию и поднес ее к
Машиному лицу. Она вскрикнула так громко, что у Олега стало больно в ушах.
— Ты же сказал, что отпустил его!
— Отпустил, отпустил. Ага. Узнала? Какая же ты дура, жена! Думала, мне не доложат?
— Бывшая жена, — тихо выдавил из себя Олег. — Вы ведь в разводе.
Мирон застыл на несколько секунд и затем громко рассмеялся.
— Какая бывшая? Это она тебе сказала? Слушай! Ты мне даже настроение поднял. Смотри…
И ткнул в лицо фотографию…
— Вот это — бывший человек. А я муж. Настоящий и законный. Ладно, слушай! — повернулся Мирон к жене. — Вот что я решил! Мне нужно уехать по
делам на пару недель, а дружок твой, тоже скоро бывший, останется здесь. Захочешь отпустить — дело твое, но тогда сама на его месте окажешься. А если
73
решишь, что лучше съездить со мной в Италию, то охранять его будешь, как
свою жизнь. Теперь все в твоих руках.
— Ты что, Мирон! Что он мог бы мне дать? Разве можно сравнивать тебя
и… его. Это было от скуки, ты же понимаешь!
Мирон пристально посмотрел на Олега. В его взгляде сочувствия было
меньше, чем интереса «что будет дальше» у опытного палача перед приведе-нием приговора. Ужас охватил Олега и наполнил такой безысходностью, что
сковал все мысли, кроме одной — кричать от страха.
И Олег закричал. Жутко и протяжно…
— Вот так, — спокойно сказал Мирон. — Пошли отсюда.
Перед тем как закрыть дверь, он выключил свет.
Теперь избитый парень остался в полнейшей темноте.
Охранник Саша раз в день приносил узнику воду и еду с кухни. По собственной инициативе он бросил на пол матрас, поставил в одном из углов ведро
и уходя, не выключал свет. Ему, пережившему чеченский плен хорошо были
знакомо все связанное с подобным положением, но делал он это для пленника
не потому, что считал себя добрым, а из чувства справедливости. Поэтому в
бессмысленные разговоры с заключенным не вступал и один раз даже пнул
парня, чтобы тот перестал задавать вопросы.
Олег лежал на матрасе, заложив руки за голову. Шок и отчаяние первых двух дней сменили более рациональные мысли о проблемах и нуждах его
положения, шансах на спасение и о том, что можно для этого предпринять.
Иначе, без сомнения, его ждет участь… несчастного с фотографии. О Маше он
вспоминал с внутренним содроганием, как о чем-то омерзительном. Она — это
жестокая и бесчувственная Клеопатра, «черная вдова», пожирающая своего супруга. В другой ситуации он развил бы эту мысль и дал фантазии бежать далеко
впереди, но сейчас ему было не до этого…
— Маша! Я приехала забрать свои личные вещи и еще кое-что из мами-ного, если ты не возражаешь.
Две женщины, похожие, как две белые розы с одного куста, неприяз-ненно смотрели друг на друга с расстояния дуэльного выстрела.
— За целый год не успокоилась! Злопамятная ты у меня, Оленька! А
такой добренькой притворяешься, сестричка.
— Я не хочу возвращаться к этой теме. Не для этого приехала. Маму не
вернешь! Ольга стала собирать вещи, не складывая: просто бросала их в сумку.
Явно в поисках чего-то она открывала в письменном столе ящик за ящиком.
74
— Не это ищешь? — спросила насмешливо Мария, доставая из секре-тера пачку тетрадей. — Я тут с одним донкихотом по проводам познакомилась.
Целые страницы из твоих сочинений передирала. Я ему — твой стишок, а он мне
в ответ два своих. «С тобой мы поссорились снова. Любовь из сиреневой стала
лиловой…» Про любовь ты красивые письма писала! Я его знаю, кстати? Ну, и
