встретила его недружелюбно. Пройдя несколько шагов, Николай опустился на

стул, чтобы передохнуть.

День начинался скверно.

Жена должна была приехать от любимой тещи с «гуманитарной помощью» только через неделю, и вопрос финансирования приобретал гамлетов-ский оттенок. Соседок, натренированных женой за долгие годы, не стоило даже

брать в расчет. Бесправные коллеги по полу сами всегда блуждали в поисках.

Спасти могло только чудо.

Банкрот тяжело и глубоко вздохнул. Это сместило центр его тяжести

вперед, побуждая к действию, и он неуверенно встал. Сейчас Николай состоял

как бы из нескольких тел, вложенных одно в другое. Все они начинали дрожать, как желе на тарелке, от любого самого маленького движения, сливаясь в одно

маятниковое где-то в центре головы. Она тошнотворно кружилась, и, даже пол-38

39

ностью замерев, трудно было остановить этот изнуряющий ход. Сердце неожиданно выдало дробь и застыло стоп-кадром. Душа нерешительно выглянула из

темечка, отталкиваясь от немедленно вспотевших волос невидимыми ручками.

Под левой лопаткой резко и неприятно защипало, как если бы огромную новую

батарейку приставили контактами к мокрой спине. Казалось, что на голову на-бросили целлофановый пакет, внезапно и катастрофически прекративший до-ступ кислорода в легкие.

Страшно стало и темно.

Кто пил — тот знает!

Но тут какая-то неведомая сила взболтнула сердце в груди, заставляя

сотрясаться пульсациями все тело, а легкие резко и сипло всосать воздух. Душа

смущенно ушла в пятки, а рот немедленно наполнился кислой ватой. Николай

вцепился руками в стол, стараясь не упасть, но уже понимая, что отпускает. Он

часто задышал и вытер с облегчением пот со лба.

Надо было что-то срочно предпринимать. Ноги тряслись. Треники, повидавшие трудные и долгие годы, безжизненно висели на нем, как сбитые

меткими пулями стрелков аэростаты в хронике военных лет. Жена постоянно

выбрасывала легендарные портки (на тряпки порвать боялась), но Николай неизменно возвращал их в свой ящик. Новые вещи он не любил и назидательно

повторял жене, что его самый лучший и удобный костюм — это трусы и майка.

Упругость свежего воздуха, ворвавшегося в открытую Николаем дверь, на мгновение толкнула его обратно в дом, но потом, как вакуумом, вытянула

наружу, заставив сделать несколько шагов на середину крыльца.

Тарзан (его Николай подобрал в лесу) радостно метнулся к ногам, бешено виляя хвостом. Хозяина он любил. Тарзан был собакой полудикой, недо-верчивой и злой, но к Николаю ласкался самозабвенно. Каждый раз, падая на

спину, он как бы говорил: «Вот он, мой живот! Кусай, если хочешь! Ты вожак!».

Хозяин никогда не кусал его, и не знавший доселе много ласки Тарзан

помнил это и ценил.

Николай потрепал собаку по холке и направился к колодцу. Студеная

вода помогла договориться с нежелающим ему принадлежать телом. Оно стало

неохотно, но все же отвечать на путаные приказы головы, и вату мышц замени-ла приятная бодрящая дрожь.

Дорога до магазина, к которому Николай угрюмо направлялся со

слабой надеждой подзаняться, пролегала вдоль железнодорожного полотна.

Станции в деревне не было, и до ближайшей надо было тащиться «мало не

покажется». На электрички Николай не обращал внимания. Ну, бегают себе и

бегают. Хотя некоторая польза, конечно, была. Совсем уж точное время никому

40

не нужно в деревне, но и без часов тоже нельзя, а тут кукушка на колесах. Вот

первая пошла. А это двухчасовая, после перерыва, а вот и последняя…

Николай отвлекал себя на пути к станции такими вот разными мыслями. А до нее было еще… Дожить бы! Кстати! Николай притормозил на минутку, достал из-за пазухи крестик, сотворил быструю молитву любимому святому

Николаю Угоднику, как он это всегда делал в трудные минуты своей жизни, и

зашаркал вперед.

Воздух к полудню как будто загустел и остановился в дреме. Легкие на-полнялись неохотно, и даже пчелы, перелетая с цветка на цветок, недовольно

ворчали. Жжжжжжжара!

Теплый воздух гнал их вверх от вкусной пищи, и их полосатые тушки

лениво сопротивлялись восходящим потокам.

Ход мыслей прервала грохочущая электричка. Идет. Воняет пылью.

Все как обычно, и тут! Из проходящего открытого окна выпорхнула какая-то

цветная бумажка. Струями воздуха от движущихся вагонов ее бросило сначала

вниз, потом резко вверх, и оттуда она совершала медленное и произвольное

падение, меняя направления и способы спуска от быстрого вращения до паре-ния листом.

Николай как-то сразу понял, что фантики и обертки от шоколадок так

не летают, и вцепился взглядом в объект, как жонглер в падающий мячик.

Когда говорят об интуиции, то почему-то сразу вспоминают женскую.

В вопросах жизни и смерти мужская ей не уступает.

Ноздри раздулись мощным потоком адреналина, и Николай устремил-ся к предполагаемой точке посадки. И вот тут возникло неожиданное осложне-ние. Школьно-хрестоматийное. «Из пункта А в пункт Б навстречу друг другу спешили два поезда…» Поездом из пункта Б оказался какой-то мужик с несвежим, но очень любознательным лицом и явным намерением прибыть в точку встречи

с купюрой быстрее Николая. Когда денежка после неудачных попыток обоих

претендентов поймать ее в воздухе все-таки опустилась на землю, незнакомец, который при близком рассмотрении оказался водителем-экспедитором из соседнего села, и Николай схватили ее мертвой хваткой одновременно. Ну, или

почти одновременно. Николаю досталась меньшая часть.

Медленно увеличивая усилие, Николай потянул на себя зажатую же-лезными пальцами купюру. В физике он был силен больше с практической

стороны — забор там подправить или дровишек нарубить. Закон действия –

противодействия, о котором он напрочь забыл, тем не менее напомнил о себе

немедленно.

41

Точно с такой же силой и скоростью бумажка была возвращена в изна-чальное положение.

Тяжело дыша, мужчины крепко смотрели друг на друга, обменявшись

неизбежными в такой ситуации словами:

— Ты чего?

— А ты чего?

Оба знали, что рваную Тамарка не возьмет ни за что и действовать

надо с предельной осторожностью. Так что лучше прийти, так сказать, к консен-сусу, что бы это ни значило.

— Реакция у тебя неплохая!

— И ты не зеваешь!

— Что делать будем?

— Шутишь?! Делить, конечно, — ответил Николай.

Только тут они оба обратили внимание на достоинство купюры.

— Отпусти, порвем!

— А чего не ты?

— Тогда так и понесем до магазина.

Их взволнованные лица смотрели в разные стороны, и, для того чтобы

можно было двигаться в одном направлении, Николаю пришлось развернуться.

Побелевшие пальцы он разжал только после того, как надежно запечатал банк-ноту другой рукой.

И зашагали они, каждый держась за свой край, даже не задумываясь о

том, что выглядели со стороны очень странно.

Но это только со стороны! Изнутри их лица сияли!

Так несут флаг к флагштоку боевого корабля или чтобы покрыть им

могилу павшего товарища, не меньше — бережно и с гордостью! И ни солнце

теперь не мешало им, ни пыль, ни расстояние!

Жизненный афоризм, что мужчина веселеет задолго до того, как вы-пьет, приобретал фундаментальное подтверждение.

Продавщица Тамара, приняв купюру, тщательно проверила ее и, взглянув быстро и пронзительно на каждого поочередно, наклонив слегка голову, с кивком спросила:

— Чего?

— Тамар, нам бы разменять…

— Не банк. Чего брать будете?

Недолго совещаясь, мужчины выбрали по бутылке водочки и по паре

пива. Там еще оставалось, и экспедитор назвал чипсы, булку и кусок неизвест-ной колбасы. Так много денег на закуску Николай никогда не тратил и сначала