— Да я сама сейчас. Пустяшное дело.
31
И на наших изумленных глазах она, поставив столб вертикально, несколько раз ударила сверху по его торцу кулаком.
— Ну вот, больше не шатается. Спасибо, Иваныч, за заботу.
Коля потрогал калитку.
— Трактором не свернешь.
София пригласила нас в дом, но муж отказался и, посмеиваясь, ушел, сославшись на дела.
Мы сидели друг напротив друга и пили из железных кружек чай. София
думала о чем-то и молчала. Потом она как-то по-особенному посмотрела на
меня и спросила:
— А что деток-то… только одна. Не выходит больше?
Я засмеялась:
— Муж тоже уговаривает, да мне что-то пока не хочется. С этим верете-ном еле управляюсь.
София с лаской, которой я от нее не ожидала, вдруг сказала:
— Ты молодец. Вижу, муж тебя любит. Только никогда не знаешь…
Сделала паузу.
— Придет муж с работы или нет. Проснется ли утром. А ребенок-то только один. Мужская судьба… она на небесах делается. Это женская — на земле.
Я о таких вещах в силу своего возраста еще не задумывалась и ответила беззаботно:
— Мы еще молодые, успеем.
На что София спокойно произнесла:
— Как знать. Может, и обойдется.
К этой теме София вернулась позже, но несколько с другой стороны.
Она готовила в печи свою основную еду — картошку и завела между делом такой разговор:
— Муж твой — человек занятый. На работе устает. Примелькалось ему
там все, да и дома тоже. Я знаю, что любит он тебя, но в костер, если щепку
не подбросишь, затухает он. А дровцами-то для огонька твое поведение должно быть и манеры верные. Я вот что скажу. Ты к его приходу подготовиться
должна. Малая не мешает, другие тоже время не крадут. Принеси-ка мне завтра
халатик, какой у тебя есть.
Я принесла. София оценила:
— Хо-о-о-роший халат! Не видала такого. Только главных деталей не
хватает. Белый горошек на синем — это красиво, но мало. Есть у тебя дома
какая-нибудь светлая материя? Еще ножницы нужны и нитки.
Материя у меня, конечно, была, и я тут же помчалась обратно, гадая, что София такого придумала. Через час вернулась и принесла все, что могло
32
подойти по цвету, а также целую коробку с иголками и разноцветными катушка-ми. София выбрала старый шелковый шарфик.
— Надо пришить белые манжеты и сделать белый воротничок.
Я даже не ожидала, что такие маленькие дополнения могут так сильно
изменить внешний вид вещи. Здорово получилось. Когда я накинула халатик, София одобрительно закивала.
— Не знаешь, на что смотреть! Теперь тебе надо научиться его носить.
Рукава подними до локотка. Пуговицы верхние расстегни. Встретишь его у двери и сразу в комнату к столу. Сядь и закинь ногу на ногу. Когда муж войдет, встань, пройди за чем-нибудь и нагнись перед ним, как что-то с пола подни-маешь. Оглянись с улыбкой. Нальешь ему в чай ложечку вот этой настойки и
подай… для согрева.
Я приготовила мужу в этот вечер его любимые пельмени, накрыла красивый стол. Встретила своего дорогого, усталого, помогла раздеться. Далее, как учила София, прошла в комнату и присела, поджидая, пока он войдет. Коля
не вошел, он влетел. Устроился по привычке на стуле, но вижу — ерзает. Тут я
ему и чаек принесла, не забыв по дороге на кухню нагнуться и медленно поправить теплые тапочки. Муж отпил несколько глотков и подошел ко мне. Я тут
же обняла его за шею…
Пуговицы от халата я находила потом по всей комнате. Такой бурной
ночи у нас не было с рождения дочери.
На следующий день, придя к Софии, я чувствовала себя неловко, ожидая расспросов. Самой говорить мне было стыдно, но она разговор на эту тему
не заводила. Правда, думаю, что по моим счастливым глазам догадалась, как и
что. Я тогда наивно подумала:
— Наверное, забыла. Ну и хорошо.
* * *
Громадные челюсти схватили голову в районе виска, но соскользнули, выдирая кусок кожи с волосами. Женщина понимала, что если что-то сейчас
же не предпринять, то долго она не продержится. Когда волк в очередной раз, пытаясь укусить, широко открыл пасть, охотница железной хваткой вцепилась в
челюсти зверя обеими руками. Потом она крепко обхватила ногами мечущееся
из стороны в сторону тело. Волк, начинающий осознавать смертельную опасность, на секунду замер, попытался попятиться, но его задние лапы теперь не
имели опоры. В то же самое время охотница, увеличивая с каждой секундой
усилие, начала давить на челюсти в противоположных направлениях. Волк
заметался и страшно забил передними лапами, пытаясь вырваться. Теперь
33
за жизнь уже боролся он. Набрав в легкие воздух и собрав в крике все силы, женщина рванула челюсти в разные стороны. Раздался хруст. Она продолжала держать их, пока не почувствовала, что волчьи лапы ослабели, и животное, сотрясаясь в конвульсиях, не упало с хриплым выдохом на нее. Полежав не
более мгновения, охотница, столкнув в сторону поверженного зверя, не без труда встала на колени и на ощупь нашла в снегу упавшее ружье. Расслабляться
было нельзя — вокруг могли быть другие волки. Только сейчас, протерев снегом
глаза и разглядывая убитого хищника, она почувствовала страшную боль во
всем теле…
* * *
В доме Софии икон не было, но иногда я видела, как старушка моли-лась, закрыв глаза и беззвучно шевеля губами.
— Молитва — это то, что отличает нас от зверей, — говорила она мне. — И
уж коли мы стоим над ними, то должны разумно и не жестоко к ним относиться.
— А о чем ты молишься, София? — спросила я ее как — то.
— Благодарю за маму дорогую, что мне дал. И за трудности жизненные, что научили жить честно. Тому, кто трудится до пота, редко плохие мысли в
голову лезут. Некогда.
— А Вы знаете, что София означает «мудрая»!
— Какая мудрая! Неграмотная я. Книгу только на расстоянии и видела.
Даже боюсь в руки взять, а ты… мудрая! Вот шкурку отделать — это я мастерица.
Мои никогда не портятся. Секреты знаю. Вон, видишь волчью шкуру на полу?
Так ей уже лет пятьдесят. Как новая. Я с ней не расстаюсь. Напоминает о том, что в тайге надо быть всегда ко всему готовым.
— Вы его сами добыли, София? — спросила я восхищенно. — Огромный!
— Это он меня почти добыл, — усмехнулась старуха. — Зимой это случилось. Волки в это время злее. Зачем я тогда по тропам бродила, не помню.
Только прыгнул он на меня сзади. Ни шорохом себя не выдал, ни звуком. В
сугроб сразу утоптал. Хорошо, я до этого, перед выходом, глоток водки сделала.
Не для согрева, не думай. Это народ сдуру придумал, и замерзают потом, бед-ные. Просто почему-то лицо не так мерзнет от этого дыхания. Мама научила.
Так у меня от этого глотка злость откуда-то появилась звериная. Он мне плечо
грызет, к шее подбирается, надеется, кровью изойду и ослабну, а я обхватила
его туловище ногами, повисла на нем, а руками за челюсти схватила и начала
давить на них.
София сложила руки и показала, как, чтобы мне было понятней.
— Сердце у волка заколотилось бешено. Почувствовал, что конец. Тут
я ему из челюстей ножницы и сделала. Шрам на голове и на лбу, видишь? На
34
плече еще хуже. Главное при опасности — не допустить страх в мысли. И ружье
будет в руках, а не выстрелишь.
Я занималась хозяйством и не навещала Софию дня три. Отношения у
нас были очень теплые, и все же старушка иногда давала понять, что у нее своих
дел тоже хватает. Закончив с праведными домашними трудами, я, прихватив с
собой пачку индийского чая, наконец отправилась к своей замечательной под-ружке. Калитка была заперта, а это делалось только тогда, когда София куда-то уходила. У нас было множество своих знаков, по которым легко узнавалось: приходила я или кто чужой, дома ли хозяйка, куда ушла и когда будет. Дело в