И теперь, едва взглянув на этот дом, я испытываю крайнее раздражение из-за того, что не позвонила своему всегда готовому мексиканскому поставщику коки Алексу. Стефани захватила с собой двух своих подруг по колледжу — Джейн с Молли, — которые тоже употребляют коку, но мы так торопились — нам хотелось выбраться сюда до заката, — что совершенно забыли про самую важную составляющую вечера. Может, я пересмотрела «Ниже нуля»[13], но, на мой взгляд, единственная причина, по которой на Малибу строят эти сказочные особняки, — это чтобы нюхать в них кокаин.
И все это приторное и, вероятно, незаконно присвоенное великолепие, судя по всему, оказывает на Стефани такое же угнетающее воздействие, как и на меня.
— Эй, Гас, а у тебя есть «Джагермайстер»[14]? — спрашивает она, когда он включает джакузи.
Гас идет в дом, а в этот момент появляется Адам и еще двое незнакомых ребят.
Я приветственно машу Адаму, он подходит прямо ко мне и обнимает.
— Рад видеть тебя, Амелия, — говорит он с улыбкой. Я буквально таю, если человек называет меня по имени. Можете считать меня эгоцентричной, но сейчас ведь не принято обращаться к человеку по имени, и мне приятно слышать, как кто-то произносит мое имя.
— Спасибо, что подвез меня тогда, Адам, — говорю я. — Извини, я так и не поблагодарила тебя.
— Шутишь? — спрашивает он. — Мне посчастливилось услышать, как ты распеваешь во сне. Это я должен благодарить тебя, что я увидел нечто, казавшееся до этого невозможным.
Я невольно смеюсь. Что-то в его интонации странным образом заставляет меня чувствовать себя непринужденно, и, пока он представляет нас со Стеф двум своим приятелям, я понимаю, что он гораздо круче, чем показался мне тогда. Они проходят в дом, и Стефани оборачивается ко мне.
— Он очень сексуален, — говорит она, и я киваю. — И, по-моему, ты ему нравишься.
Я обдумываю ее слова и пожимаю плечами.
— Тем более жаль, что я не встречаюсь с безработными актерами, — отвечаю я.
* * *
Три часа спустя мы все возлежим на обитых тканью, от которой чешется кожа, кушетках в гостиной рядом с кухней. Гас полностью оставил всякие попытки приучить нас выходить курить во двор, и, пока бутылочка «Джагера» идет по кругу, бутылки из-под «Амстел лайт» постепенно превращаются в пепельницы. Я уже достаточно пьяна, определенно больше, чем следовало, однако слов пока не коверкаю и идиоткой себя не выставляю, поэтому, когда подружка Стефани, Джейн, предлагает нам сыграть в «Правду или расплату», я объявляю, что она — гений, и лично убеждаю всех и каждого из собравшихся участвовать. Я люблю такие игры, где приходится рассказывать группе людей о каких-то личных вещах — просто душевный эксгибиционизм был всегда мне присущ.
Гас начинает игру, спрашивая меня, правды я хочу или расплаты.
— Правды, — отвечаю я, наслаждаясь тем, что все смотрят на меня и ждут, какое я приму решение, несмотря на то, что переговариваются о чем-то своем.
— Ты когда-нибудь забавлялась с девушкой? — спрашивает он, и в комнате наступает полнейшая тишина.
— Нет, — признаюсь я, слегка смущаясь того, что показала себя такой консервативной. Потому что каждая моя знакомая хоть раз переспала с девушкой, пусть это даже было в колледже, а я даже и не думала об этом никогда. Моя соседка по комнате в общежитии говорила, что мы уже староваты для подобной тенденции, но что через два года после того, как мы окончили школу, девочки-подростки, как сумасшедшие, стали спать со своими подружками. — На меня частенько западали лесбиянки, но хорошеньких среди них не было.
— А если бы среди них оказались те, которые смогли бы тебя завести, ты бы попробовала? — спрашивает Гас.
— Эй, это уже следующий вопрос, — вмешивается друг Гаса Дэн, парень с такой громадной ямочкой на подбородке, что Стефани у него за спиной стала называть его «жополицым». — Сейчас моя очередь.
Гас лишь пожимает плечами, отпивая из идущей по кругу бутылки «Джагера».
— Правда или расплата, Амелия? — спрашивает Дэн.
— Расплата.
Он переводит взгляд с меня на Джейн, которая, как оказалось, не просто роскошная величественная блондинка, но и откровенная бисексуалка.
— Ты должна поцеловаться с Джейн.
Я поворачиваюсь к Джейн, смущенная и возбужденная одновременно, и она улыбается. В мозгу у меня проносится песня «Я поцеловалась с девушкой», а также облик Портии де Росси[15]. Я приближаюсь к ее губам и останавливаюсь.
— Не бойся, — с улыбкой говорит Джейн.
И я бросаюсь в этот омут, осторожно прикасаясь своими губами к ее, потом смелею и уже шире раскрываю рот, позволяя ей залезть в него язычком. Больше всего меня шокирует то, что это ничем не отличается от тех поцелуев, которые мне всю жизнь дарили мужчины, разве что губы Джейн, вероятно, самые мягкие за всю мою практику и слегка отдают мятой. Под всеобщие пристальные взгляды мы с Джейн целуемся еще примерно минуту. Потом я резко отрываюсь от нее, не в состоянии смотреть ей в глаза.
— Ну как? — спрашивает Гас, и я чувствую, как мои щеки заливает румянец.
Я бросаю на Джейн робкий взгляд.
— Тебе понравилось? — спрашиваю я. Джейн кивает.
— Не хотите уединиться в другой комнате? — Снова этот жополицый Дэн, который, судя по всему, решительно настроен на то, чтобы это устроить. Но, сказать по правде, как бы ни великолепен был поцелуй, меня гораздо больше завело то, что на нас смотрели люди.
Потом наступает очередь Молли, и она говорит одному из друзей Дэна, парню, который скромно сидит в углу, чтобы он показал нам свой член. Мы все устроились поудобнее, приготовившись к тому, что он сейчас вытащит из своих джинсов нечто вялое и дряблое, как вдруг мистер Скромняга вскакивает на ноги, вынимает свой пенис и начинает исполнять что-то вроде невероятно пугающей джиги[16], тыча член нам в лица. Он у него, конечно, не маленький, но сам-то парень не такой огромный, чтобы этот танец гениталий можно было бы как-то оправдать. И когда он начинает обходить нас по кругу в третий раз, показывая свое достоинство не только девушкам, но и парням, меня в буквальном смысле слова начинает тошнить. «Он просто хочет оскорбить нас, эксгибиционистов», — думаю я.
Через несколько минут этот парень, Эдди, уползает под кушетку, но игра продолжается. Молли танцует на кухонном столе. Стефани кладет на соски лед. Гас сообщает всем, кто готов выслушать, что он переспал с транссексуалкой, которую звали Тихуана. И все это вместе очень походит на прелюдию к оргии. Мне всегда тяжело, когда я остаюсь где-то на периферии, поэтому я начинаю исполнять у камина нечто напоминающее стриптиз, в то время как все остальные, собравшиеся в разных углах комнаты, заняты собственным самовыражением.
Я понимаю, что, снимая топ, даю тем самым понять, что у меня либо совсем нет самолюбия, либо я — обыкновенная шлюха, но на самом деле я просто очень горжусь своими роскошными и вполне натуральными буферами, которые я, по моему мнению, вполне заслужила. Потому что все эти силиконовые и латексные красотки никогда не становились мишенью для безжалостных дразнилок Джо Форда, и им не приходилось смиряться с тем, что такое слово, как «плоская», входит в их словарь, даже в возрасте двенадцати лет. Неужели я не заслуживаю того, чтобы мои буфера хоть кто-нибудь оценил? Но, правда, живот у меня — просто черт знает что такое. Ни бесконечные часы занятий на беговой дорожке, ни невероятные ограничения в еде не оказали никакого влияния на мое пузо. Предавшись подобным пьяным размышлениям, а также вспомнив, что я никогда не имела никакого отношения к книге «Ты здесь, Господь? Это я, Маргарет», хотя внимательно прочла ее раз пятьдесят, я замечаю, что на меня смотрит Адам, который был своего рода сторонним наблюдателем этой безобразной игры. Я с ужасом понимаю, что делаю, чувствуя, как остатки алкогольных паров моментально испаряются, и опускаю рубашку.
— Представление окончено, — говорю я ему гораздо более враждебно, чем следовало бы, учитывая, что из всех собравшихся стриптиз затеяла я одна. Но он лишь молча улыбается в ответ. И от этой улыбки мне становится как-то странно уютно, я тут же плюхаюсь на подушку рядом с ним и ложусь на спину.