Но он только спрашивает:

— Ты говоришь, что будешь писать в этой колонке о своих «безумных приключениях?» — Я киваю, и он продолжает: — Учитывая, что твоя главная теперь цель — вести здоровый образ жизни и помогать людям, я не представляю, откуда ты возьмешь все эти «безумные приключения».

Поразительно, но эта мысль не приходила мне в голову. И только я собираюсь впасть в уныние из-за того, что мне придется оставить лучшее из всех возможных предложений, о которых я могла раньше только мечтать, не успев к ней даже приступить, я вдруг понимаю, что у меня достаточно богатое прошлое, от которого можно будет оттолкнуться.

— Томми, того, что у меня уже было, хватит на десять тысяч колонок, — говорю я, и он наконец-то улыбается.

— Можешь не рассказывать, — смеется он, наконец. — Я достаточно наслушался за последний месяц!

Мы обнимаемся, и я поочередно прощаюсь со всеми, кто находится в комнате.

Робин с Питером рыдали, когда уходили. Я никогда не была ревой — ни в школе, ни в лагере. Но когда ко мне ковыляет на своих шпильках обтянутая спандексом Вера, плачет и говорит, что будет по мне скучать, я чувствую, как на глаза наворачиваются слезы. «Ну что, мир, — думаю я, — я иду».

Глава 17

— Не хотите, чтобы на контракт взглянул ваш адвокат? — спрашивает меня Тим, откинувшись на спинку своего кресла и положив на стол ноги в кроссовках «Конверс». Мы сидим в его угловом кабинете в пентхаусе на Сансет, намеренно нероскошном и элегантном, уставленном книгами по СМИ и политике, большинство из которых, видимо, были написаны лучшими друзьями Тима. И даже то, что он надел прекрасный полосатый костюм от Армани с кроссовками «Конверс», нисколько не уменьшает мою симпатию к нему. Однако сейчас, когда остались считанные минуты до того момента, как он станет моим боссом, во мне что-то изменилось: он больше не сводит меня с ума.

Мне льстит, что Тим думает, будто я такая деловая значительная персона и даже имею собственного адвоката, но, если учесть, что у меня даже нет своего стоматолога, и я в любом случае с радостью поставлю свою подпись на пунктирной линии в контракте, я только качаю головой и знаком показываю, чтобы он дал мне ручку.

Тут в кабинет заходит издатель «Чэт», Джон Дэвис.

— Могу я одним из первых поздравить первую и единственную «Тусовщицу» «Чэт»? — спрашивает он, обнимая меня.

— Джон, вы даже не представляете, как я благодарна вам обоим за эту возможность, — отвечаю я. — Тим рассказал мне, что, когда ему пришла в голову мысль нанять меня на работу, вы сразу же ее поддержали.

— Не нужно меня благодарить, — говорит Джон. — Надеюсь, что я буду первым, кому вы пожмете руки, когда станете всемирной знаменитостью.

И хотя в данной ситуации я должна была бы ощущать сильнейшее напряжение, на меня почему-то снисходит странное спокойствие. Может, это потому, что я уже тридцать пять дней веду здоровый образ жизни — сроду бы не подумала, что такое возможно — но на самом деле я просто нисколько не сомневаюсь в своих способностях вести эту колонку. И то, что они собираются платить мне 2500 баксов в месяц, когда я буду писать, все что мне взбредет в голову — ни тебе интервью, ни прослушивания пленок — просто Божья благодать, хотя я ее вполне заслуживаю.

И пока Джон разглагольствует о том, какая это будет сенсация и что моя колонка побьет Кэндас Бушнелл, Хелен Филдинг и даже «Дьявол носит Прада», я в это время прикидываю, стоит ли говорить им о том, что я теперь веду здоровый образ жизни, поэтому не могу представить, как соединить мою новую жизнь со всеми этими безумными приключениями. С тех пор как я покинула реабилитационный центр, я только и делала, что играла со своими кошками, встречалась за кофе с Джастином и Рэчел и ездила на собрания в «Пледжс», но Тим совершенно четко дал понять, что нисколько не против, если я буду черпать материалы из своего прошлого.

— Мне безразлично, случилось это прошлой ночью или в прошлом году, главное — чтобы это было на самом деле.

Подписав контракт, я говорю Тиму, что сдам материал к концу недели, чувствуя себя при этом самой что ни на есть Кэрри Брэдшоу из «Секса в большом городе», только без Маноло, прекрасной квартиры и трех повернутых на сексе лучших подруг.

— Мне нужно тебе кое-что сказать, — говорит Джастин, заказав двойное латте и закурив «Кэмел лайтс». Мы с ним сидим в «Старбакс», и каждый впервые после выхода из больницы готовится к встрече с друзьями, с которыми виделись в последний раз до нее.

Я собираюсь встретиться со Стефани, а Джастин хочет пообедать со своим старым товарищем Джейсоном, с которым они вместе арендовали квартиру, так что сейчас мы заняты тем, что Рэчел называет «взаимовыручкой», то есть вместе готовимся к чему-то значительному и важному, одновременно планируя обсудить это событие по его окончании. Я ощущаю странное спокойствие перед встречей со Стефани, а вот Джастин совершенно выбит из колеи из-за предстоящей встречи с Джейсоном.

В центре он часто вспоминал про Джейсона, в особенности, что тот терпеть не мог, когда Джастин выпивал, из-за чего дело чуть ли не доходило до драки. И хотя Джастин пока еще находился в Доме Трезвости близ «Пледжс», он планировал обсудить с Джейсоном возможность его переезда к нему.

— Ты хотел мне что-то сказать?.. — спрашиваю я, обмакнув палец в латте на предмет проверки его температуры. — Черт, — говорю я, облизывая с пальца горячую жидкость.

— Я о… — Джастин как-то мнется, таким я его еще не видела.

— О чем? — меня тут же охватывает паника. А вдруг он сейчас сознается, что периодически убегает из Дома Трезвости, чтобы покурить метамфетамин. — Ты сорвался?

— Господи, забери свои слова обратно, — отвечает Джастин, покачав головой.

— Ну, а что тогда? — спрашиваю я. — Что бы это ни было, вряд ли это так уж плохо. Помнишь, что говорил Томми? Все в этой жизни банально.

Джастин кивает и опускает глаза.

— Мы с Джейсоном не просто вместе арендовали квартиру, — начинает он, и не успел он договорить последнее слово, как я уже знаю, о чем будет его великая исповедь, и, в общем-то, меня это даже не удивляет.

Я должна была догадаться. Потому что, когда Джастин рассказывал про свои свидания, он всегда говорил не «он» или «она», а «этот человек». И, разумеется, несколько странно, что тридцатипятилетний мужчина живет вместе с другим мужчиной, уж не говоря о том, что они с ним вечно скандалят. И хотя еще в первую нашу встречу я почему-то фантазировала, что когда-нибудь наша дружба трансформируется в настоящую любовь, что-то внутри меня изначально опровергало подобный поворот событий, видимо, какое-то шестое чувство подсказывало, что он «сориентирован» несколько в ином направлении.

— Я знаю, — говорю я.

— Правда? — спрашивает он с огромным облегчением. — Но как ты догадалась?

Я улыбаюсь.

— Солнышко, я ведь живу в Вест-Голливуде, а выросла на окраине Сан-Франциско. Так что мы, натуралы, здесь, скорее, в меньшинстве.

Джастин смеется.

— Я знаю, иногда действительно создается такое впечатление, — соглашается он. — Но я нисколько не стыжусь. Хотя Джейсон считает, что мне стыдно. Но я думаю, это только потому, что у меня низкий голос и я не ношу облегающей одежды, поэтому все и принимают меня за натурала. — Он качает головой. — А натуралы говорят: «Ничего себе, ты совершенно не похож на гомика», — будто комплимент отвешивают.

— Ясно, — говорю я. — Когда кто-нибудь узнаёт, что я еврейка, я обычно слышу следующее: «Ты — еврейка? Но ты такая симпатичная!» И никогда не знаешь, то ли спасибо сказать, то ли послать ко всем чертям.

Джастин снова смеется.

— Я рад, что смог тебе это рассказать, — мягко произносит он, перестав смеяться.