В вагоне зашумели. Образовалась толчея на выход. Послышались крики: «Давай Гуру! Гуру давай!». Он поставил ее перед собой, и, плотно прижавшись друг к другу, они медленно в толпе двинулись к выходу. Снаружи жаркий воздух сразу обхватил прохладные тела выходящих. В коридоре, образованном пионэрами, каждому набросили на шею цепочку с жетоном без каких-либо надписей и отметок, размером не более крупной монеты. Несколько пионэров каким-то инструментом подгоняли петли жетонов под размеры. Через минут пять он с Венсой оказался в помещении вокзала, постепенно заполняемом шумной молодежью. Откуда-то сверху раздалась бравурная музыка, похожая на марш. Громкость звучания была так велика, что услышать друг друга можно было только крича прямо во ухо. Мужской хор запел бодрую песню, похожую на гимн:

Нам, пионэрам, сделать немало

Родина-мать навсегда приказала.

Плотно сомкнем мы наши ряды.

Рядом в строю есть и я, есть и ты.

— Ты заметил, что жетон теперь не снять, — прокричала она ему в ухо.

— Да, окольцевали пионэры, — наклонившись, ответил он. — Цепочка на вид очень крепкая.

— Пошли, найдем что-нибудь поесть, — прокричала она.

Хор после музыкальной отбивки исполнил еще один куплет:

Нам, пионэрам, дело всем дали,

Главное цель, остальное детали.

Вырастут люди все без оков,

Крик пионэра — всегда будь готов!

Ожетоненная молодежь, оглохшая от громового марша, слонялась по помещениям вокзала. Некоторые пытались выбраться наружу, но двери и окна не поддавались попыткам их открыть. Внизу на цокольном этаже обнаружился буфет — на столах лежала еда, в основном бутерброды. Имелись и бутылки с водой. Прибывшие активно поглощали все, что размещалось на столах. Обслуга едва успевала восполнять потери.

Лучу с Венсой, перекусив парой бутербродов, попытались найти какой-либо тихий уголок, чтобы переждать остановочную паузу, но везде орал хор, вновь и вновь повторяя слова гимна, и с каждым новым куплетом о родине, о деле и готовности пионэров пафос нарастал — все помещения дрожали от децибелов.

Они выбрались наружу — вдоль вагонов стояли часовые пионэры. На платформе жара не спадала, но громкий марш здесь был глуше, и можно было более менее общаться друг с другом.

— Как ты думаешь, зачем нам эти неснимаемые жетоны? — спросила она.

— Для тотального контроля, — ответил он.

— Но мы же никуда не бежим, — продолжила она.

— Это, похоже, только начало, — сказал он, внимательно рассматривая часовых пионэров. — Я думаю, что жетоны — это наши пронумерованные личности. И следить за нами всеми теперь им проще и удобнее. Возможно, нас еще будут как-то сортировать. Нам надо держаться друг друга.

— Я согласна, — ответила она, крепко сжимая его ладонь.

По трансляции объявили, что начинается посадка и всех просят занять свои места в вагонах.

* * *

— Почему вы задержали пумпель? — инспектор весь кипел от негодования.

Диспетчер, сидя за пультом и не поворачивая головы, пробурчал:

— Вы собрали такую ораву, выбросили нам на вокзал и хотите, чтобы мы быстро их запихнули назад? Ваши пионэры жетоны раздавали более получаса.

— Немедленно отправляйте пумпель, — шипел инспектор. — Вы срываете весь график. Министерство накажет за такую работу.

Диспетчер, не обращая внимания на негодование инспектора, наблюдал за посадкой.

— Вон, видите, ваши пионэры и то не справляются. И зачем было такой пумпель формировать?

— Вы прекрасно знаете, что пионэры нам не подчиняются! — прокричал инспектор. Его красное лицо изображало одновременно и страх и ярость.

— Наша задача принять и отправить. Что вы сидите? Действуйте, сделайте хотя бы что-нибудь. Дайте хотя бы объявление, что пумпель отправляется через пять минут.

Диспетчер монотонно повторил в микрофон:

— Пумпель отправляется через пять минут.

В диспетчерской раздался звонок. По громкой связи равнодушный голос, медленно расставляя слова, произнес:

— Говорит старший вожатый. Пумпель отправится по готовности. Прошу быть готовым.

Щелкнул выключатель, и голос исчез. С минуту инспектор и диспетчер молча смотрели на экран, где висела картинка с очередями садящихся в вагоны и дежурными пионэрами, контролирующими потоки молодежи.

— Чего же дергаться? Видите, они еще не готовы. Я думаю, еще минут тридцать будут усаживаться, — диспетчер отвернулся от экрана, попил водички и продолжил свои неспешные рассуждения:

— Они набили сверх меры этот пумпель, наверное, с учетом отказников. В прошлом разе отправили полупустой. Часть молодежи пожелала не ехать. Забастовали ребята.

— Пионэры знают, что делать, — уже более спокойно высказался инспектор. — Только мы их целей здесь не знаем.

— Там наверху у начальства знают, что делать, — возразил диспетчер. — Нас не трогают и то хорошо. А по поводу задержки пумпеля напишите докладную или рапорт, как делают эти, — он ткнул пальцем в сторону пионэров, стоящих у вагонов. — И слова можно вписать такие: — ввиду непреодолимых обстоятельств и так далее… Можете уже сейчас начинать писать.

— Написать-то можно, — согласился смирившийся инспектор и неожиданно спросил:

— А оставшиеся так и исчезают?

— Их дежурные пионэры куда-то вывозят, а наши потом убирают полдня помещения. Ужас, что после них остается.

— После пионэров? — спросил инспектор.

— Нет, от молодежи, — ответил диспетчер. — Все углы, все что можно, все загажено, исчиркано. Молодежь ныне энергично свободная. Вот опять конфликт, — диспетчер кивнул на экран, где пионэр уводил от вагона какого-то дергающегося парнишку.

— Последний пумпель сейчас отправим и домой. Мне здесь делать больше нечего, — пробурчал инспектор.

— И что, молодежных пумпелей больше не будет? — спросил диспетчер.

— Да… — уже довольно равнодушно протянул инспектор. — В министерстве есть информация, что этот вроде последний.

— Последний, — повторил диспетчер как бы раздумывая. — Ну и хорошо. Станет спокойнее. А что с пионэрами там у вас слышно? Что-то много их стало. У нас в городке и то дружина появилась. Мэр бегает, не знает как себя вести, все с ними советуется.

— Полным-полно, — ответил инспектор. — В министерстве звено уже есть. Я думаю, скоро меня к вам посылать перестанут. Пионэры везде будут.

— А как же без нас, спецов? Без нас никак нельзя. Что этот пионэр может? Правда, ребята все здоровые, сильные, как на подбор. Вот что-то девчонок я не вижу? У вас там есть девчонки?

— Слухи ходят, что есть, но я их еще не видел, — ответил инспектор. — А нас им заменить легко. Мы уже отработали свое.

Утиль, одним словом. Может, кого-нибудь из этих пумпелей на наше место и пришлют. Пионэры их работать научат и заставят.

— Научат, заставят, — недовольно повторил диспетчер. — Без желания, без стремления? Это не то. Толку мало будет. Я вот, можно сказать, всю жизнь при вокзале. Начинал простым механиком. Это место — мой второй дом. А у них, у пионэров, где дом? Где председатель скажет, там и дом? Как-то это не по-людски. Неуютно получается. Холодные они какие-то. Будь готов. Всегда готов.

Последние слова он произнес уныло и, безнадежно махнув рукой, добавил:

— Всегда готов… Придумали же. А когда личное время, тоже всегда готов?

Диспетчер уже не смотрел на экран. В большие окна от потолка до пола и так было видно, что очереди у вагонов еще не рассосались.

— Вот вы, инспектор, одобряете это пионэрское движение? Вам это нравится?

Инспектор отвернулся от окна и задумался, видимо, такой вопрос застал его врасплох. Там, в городе, в его кругах такие темы не принято было обсуждать, а здесь, подумал он, где пионэрия не сильно развернулась, такие вопросы еще задавались.