Она аккуратно обошла переулок с вечерней манифестацией и вышла на длинную улицу, ведущую прямо к ее дому. Среди встречных прохожих в основном попадались сосредоточенные лица — то ли уставшие после интенсивного трудового дня, то ли нагруженные очередными городскими новостями и лозунгами. И только рядом с домом она, к своему удивлению, увидела радостное лицо молодого парня, который, широко улыбаясь, шел ей навстречу.

— Здрасьте, — произнес он и остановился.

Она от неожиданности сначала отшатнулась от него, а затем, поняв, что парень не намерен совершать какие-либо иные действия, кроме этого «здрасьте», тоже остановилась.

— Здрасьте, — настороженно ответила она.

— Вы меня не помните? — радостно спросил парень.

— Извините, что-то никак не вспоминается, — ответила она.

— Как же, мы с вами учились в одном заведении, только вы были на класс старше.

— А-а, — ответила она, пытаясь мысленно перебрать в голове всех знакомых из учебки.

— Я… — и он назвал свое имя, которое ей ни о чём не говорило. Парень перестал улыбаться и уже серьезно спросил: — Как поживает ваш дедуля? Помнится, он уже тогда был очень стареньким.

— Наверное, хорошо, — машинально ответила она, а сама подумала: «Год прошел — как они там без меня? Справляются ли по хозяйству?»

— Вы сомневаетесь? — спросил он.

— Нет, не сомневаюсь, — возразила она. — Хорошо поживает.

Парень снова улыбнулся и задал очередной вопрос:

— Сначала вы сказали: «наверное, хорошо». Это, как я понимаю, было сказано с сомнением?

— Извините, — сказала она. — Но я тороплюсь. До свидания.

Она хотела обойти парня, стоявшего перед ней, но он, куда бы она ни пыталась ступить, успевал загородить ей дорогу.

— Что вы хотите? — она прекратила попытки обойти улыбающегося парня.

— Не волнуйтесь, я не грабитель и не хулиган. Я просто хочу узнать, как дела у ваших родных с хутора.

— Как я могу ответить вам, если не была там уже больше года? — дерзко ответила она. — Если вы не пропустите меня, я начну кричать, и вам будет плохо.

— Зря вы так — сразу кричать, — парень сделал вид, что обиделся. — Что же это — получается, и спросить ничего нельзя?

— Спросить можно, а липнуть и не давать прохода нельзя, — заявила она.

— Хорошо, — ответил он. — Можете идти, но ваш друг… Он что? Как он узнает, что вы его ждете?

Она вздрогнула от этих слов — легкий холодок пробежал по спине. Руки бессмысленно повисли вдоль тела. Она не знала, абсолютно не знала, как реагировать на эти слова, да и слов разумных в ее голове как-то не находилось.

— Где он? — с трудом преодолев испуг, выдавила она из себя. — Что с ним?

— Не волнуйтесь. Он жив и здоров, — ответил парень. — Только ответьте мне на один вопрос: он предлагал вам бежать или нет?

— Нет, ничего не предлагал. Отстаньте от меня! — взмолилась она. — Я хочу домой.

— Хорошо, хорошо. Можете идти, — уступая ей дорогу, произнес парень и отошел в сторону.

Она еще долго не могла успокоиться. Ужинать не хотелось. Встреча с улыбающимся парнем и кинокорм ликвидировали аппетит надолго. Бесцельное шатание по маленькой квартирке немного ее успокоило — она взглянула на часы: до его прихода оставалось еще почти два часа. В голове, быстро сменяя друг друга, то появлялись, то исчезали разные вопросы, остававшиеся без ответа:

— Что произошло? Зачем этому «улыбающемуся» надо было приставать ко мне? Почему он спросил о побеге?

Ответов не было. Оставались тревога и беспокойство за него и за себя. Он не пришел ни через два часа, ни потом. Она ждала его всю ночь. Тупо лежала с открытыми глазами и смотрела в потолок.

Утром у конвейера напарница тихо спросила:

— Что, не пришел?

Она кивнула головой.

— Значит придет потом, — прошептала напарница и, стараясь ее успокоить, добавила: — Мой тоже бывает не приходит. Он, вообще-то, обязательный, только вот на почве побега сбрендил.

Напарница замолчала и ускорила подачу деталей.

— Он не придет, — прошептала она, и слёзы навернулись у нее на глазах.

Напарница взглянула на нее, остановила конвейер и испуганно прошептала:

— Ну что ты говоришь? Подумаешь, ухажер не явился! Тьфу на него!

— Ты не знаешь, что было вечером, — почти всхлипывая, ответила она напарнице.

— Что было вечером? — тревожно спросила напарница.

Они замолчали. Из каморки медленно вышел инструктор.

— Остановка. Почему? — инструктор пустыми глазами уставился на конвейер.

— Соринка в глаз попала, — заявила напарница и указала на ее влажные глаза.

— Помещение стерильно, соринок нет, — не сводя глаз с конвейера, многотонно произнес инструктор.

— Может, и стерильно, а соринка всё-таки в глаз попала, — возразила напарница.

Инструктор перевел на нее немигающий взгляд.

— Да не у меня! — заволновалась напарница. — У нее.

Инструктор медленно повернулся и с минуту не мигая разглядывал глаза работницы, а она быстро промокнула их платком и тихо сказала:

— Что-то в глаз попало.

— Вы будете работать, — то ли спросил, то ли утвердительно произнес инструктор и включил конвейер.

— Мы будем работать, — тихо ответила напарница и подала ей очередную деталь.

К середине дня они выполнили половину нормы. Когда конвейер замедлил ход, напарница шепотом спросила ее:

— Почему он не пришел?

— Не знаю, — ответила она.

— Как это — не знаешь а говоришь — не придет?

— Потому что меня спросили, предлагал ли он бежать.

— И что ты ответила? — спросила напарница.

— Я сказала, что не предлагал.

— Ну и правильно сделала, — согласилась напарница.

— А твой парень знает, как можно уйти отсюда?

— Парень? — усмехнулась напарница. — Мужик, вот кто он. Уже давно здесь приспособился. Много мест поменял, все манифестации прошел. Наверное, знает. Только не советую с ним связываться: ушлый уж больно.

— А я без тебя и не собираюсь с ним встречаться, — ответила она.

— Ладно, завтра вечером я приведу его, — согласилась напарница.

Сегодня вечером она никуда не пошла — просидела дома. Ночью плохо спала и пыталась в подробностях вспомнить, что он ей говорил о канале: «Войти в канал надо как можно ближе к воротам, но при этом постараться не попасться на глаза смотрящему». Он еще что-то ей говорил, но она тогда не очень поняла, что это означает: «Когда вода начнет греться, надо найти ближайший спуск и отсидеться, и не сразу бросаться вниз — бывает вторая волна».

— Что значит «вторая волна», он не объяснил. А потом куда идти, когда выйдешь из города? Что там? Она не знала. Он об этом не говорил, а может быть, она просто забыла.

Заснула она под утро, и приснился ей сон: он — красивый, уверенный в себе и улыбающийся — протягивал ей руки, а она никак не могла дотянуться до него и никак не могла понять, почему он стоит на месте и не приближается.

«Это сон, это всего лишь сон», — подумала она и проснулась.

За окном забрезжило. Она вспомнила, что вечером напарница приведет своего парня и ей обязательно надо расспросить его о канале. А еще он, может быть, подскажет, что же случилось с ее парнем. Почему он не пришел?

Этот рабочий день тянулся и тянулся. Нудный конвейер подавал детали, и казалось, что нет им конца и края. Она поймала себя на мысли, что сегодня эти черные штуки, на которые они ставили датчики, ей стали настолько противны, что ей страшно хотелось схватить хотя бы одну из них и с размаху разбить об пол. Напарница несколько раз настороженно поглядывала на нее, качала головой, принимая от нее деталь, и иногда что-то шептала себе под нос. Иногда ей слышались слова напарницы — «Чтоб они все провалились!», — и она кивала головой в знак согласия.

Сегодняшнюю норму они выполнили загодя, почти за полчаса до окончания смены, и остановили конвейер. Через минуту инструктор выплыл из каморки, пустые глаза его внимательно осмотрели результаты работы. Он повернулся к ним и произнес: